Сумка была собрана, да, впрочем, Аленке и собирать было особо нечего - так, на первое время. Она вообще не представляла свою дальнейшую жизнь, никакой любви к Денису она не чувствовала, переезжать решила потому, что жизнь с этим веселым парнем казалась ей той палочкой - выручалочкой, которая спасет ее от полной безысходности. Аленке больше не хотелось жить! Пару раз она думала, что лучшим выходом будет тот, что выбрала ее мама, она разом решила все, она одним прыжком в ласковые воды Карая убрала боль, от которой не было спасения. На днях Дарья Ивановна дождалась, когда Аленка примет ванну, уйдет к себе, и пришла в ее спальню, присела рядышком, жалостливо глянула, подперла голову маленькой ручкой, запела - застонала.
- Ой ты, моя горькая. Жизнечку всю свою изломала с любовью этой проклятой. Рассказала мне Зинаида, уж такое рассказала, я прямо слезами изошла. А он-то он! Нелюдь проклятый. Поганец!
Аленка встала было, но тетка прижала ее неожиданно сильным движением, развернула к себе, заговорила быстро, прямо к лицо
- Мне бабушка твоя что сказала-то… Плохую статью ему дали, там его тестюшки постарались, адвоката наняли из города, отягощающие пришили. Да какие-то страшные, говорят, до 20 лет назначили. А ты что? Ждать станешь? Ты ж старушкой будешь уже, вся жизнь под откос, думай. Вот Зинаида мне прямо наказала с тобой говорить.
Аленке вдруг показалось, что в ласковых глазках Дарьи Ивановны мелькнуло что-то скользкое, жабье, но та улыбнулась, все пропало.
- Я Дарья Ивановна, больше не буду вас утомлять. Я работу найду, перееду в общежитие, я здесь хочу остаться.
- Ну вот… Ну вот…. Общежитие не нужно, живи сколько хочешь, работай себе. А лучше к Деньке приглядись. Хороший парень, спокойный, надежный. Поживешь, привыкнешь, позабудешь все, глядишь и ребенка родишь. А может соберетесь в этот твой Саратов, он работать станет, ты учиться. Что жизнь свою гробить зря…
Тот разговор с Дарьей Ивановной как будто накрыл Аленкин разум непроницаемой кисеей. И ей стало все равно. Денька так Денька…
И вот - вещи собраны, осталось дождаться рассвета, и речка ее жизни потечет по другому руслу, разойдется с Караем навсегда, вроде его и не было…
“Схожу к морю. Хоть чуть воздуха глотну, до утра умру прямо. Что ж здесь жара- то такая, и лета то еще нет, а дышать нечем”
Тяжелые мысли бухали у Аленки в голове, катались тяжелыми камнями, воздух сгущался и давил горло, и от этой духоты слипались глаза, как будто она была в зачарованном сне. И снова мысль о спасении - всего лишь одном прыжке со скалы, нависающей над морем - чуть охладила и освежила пылающую голову, заставила встать и почти бегом спуститься к берегу.
Море сегодня волновалось. Тяжелые волны накатывали на берег, останавливались, дыбились гребнем - густо и плотно, как будто были сделаны из мармелада, а потом врывались на камни, крутя их в бешеном водовороте.
“ Это поможет, я не смогу выбраться, если прыгну вот оттуда” - Аленка внимательно оглядела скалы, то местечко, которое она присмотрела недавно было совсем рядом, надо было просто взобраться и сделать всего один шаг. “Интересно, я маму сразу увижу? Или она не найдет меня здесь?” Аленка отогнала от себя эту мысль и пошла было по тропке, но прохладная рука остановила ее, коснувшись плеча.
- Для этого не надо никуда прыгать, Ленушка. Я всегда рядом. Я с тобой.
Мама казалась прозрачной, но через мгновение тело ее, как будто сгустилось, поплотнело, и вот уже она была той, которую Аленка всегда ждала.
- Ты, девочка, не найдешь покоя там… Как и я его не нашла. Ты вечно будешь метаться, не делай этого.
Аленка вдруг разозлилась. Она шагнула навстречу матери, ухватила ее за тонкую кисть, а рука оказалась живой и теплой, и такой беззащитной, хрупкой
- Ты меня обманула! Ты мне обещала любовь и счастье. А я с этой любовью горе одно нашла, я жить не могу, я дышать не могу, мама. Я потеряла Прокла, я потеряла ребенка, яне знаю что делать!
Мать тихонько выпростала руку, обняла Аленку, и они сели рядышком на большой, теплый камень, как на маленькую скамеечку.
- Ты, Ленушка, по течению плывешь. А течение - оно подлое, никто не знает куда увлечет, что там за поворотом. Надо уметь с течением бороться. Плыть против, любовь свою защищать надо, лелеять, как цветок, взращивать. А ты его закопала…
- Мама, его посадили в тюрьму. Почти навечно. Что мне делать?
Мама отстранилась, встала, подошла к воде, подняла руку и в ее ладони мелькнул какой-то листок.
- Что делать? Ждать! Искать! Никому не верить, кроме него. Спасать! Бороться! А ты даже письмо читать не стала - ты, дочка, трусиха. И слабая. Не ожидала от тебя. Держи.
Мать подошла к Аленке снова, сунула что-то ей в карман платья, и…через мгновение ее не было на берегу.
…
Аленка читала письмо Лушки, каким-то чудом оказавшееся целым в ее кармашке, наверное с полчаса. Дочитывала до конца, снова начинала сначала, и снова. И лишь одно слово оставалось у нее в памяти, слово это было живым и трепетным, оно ложилось ей в ладони, как живое, оно возвращало ей жизнь. “Поселение”... “Поселение”... “Где-то на севере, это можно узнать…. Евгеша может, у него связи, он обещал”...
…
Первый поезд уносил Аленку домой, и та женщина, которая сейчас сидела в плацкарте, нетерпеливо подпрыгивала, гнала время - это была уже совсем другая Аленка. Живая, решительная, ничего не боящаяся. И любящая.