Продолжение. Начало - здесь
Этот человек был рабочим-металлистом, дорожным смотрителем, охотником, дровосеком, медиком, матросом. Глядя на его прямую, вертикальную, точно отвес, спину, я невольно думал, что, видимо, люди горбятся не только от тяжелого труда. Меня восхищала его мужественная рука, которая легко поднимала мешок весом в сто килограммов, твердо держала руль, драила палубу корабля и под конец сумела взять перо и в совершенстве овладеть им.
Уиллис испытал сотни приключений на море. Он не раз огибал мыс Горн на парусниках, переживал жуткие штормы. Но ему было мало этого. Дожив до шестидесяти одного года, он стал мечтать об одиночном плавании по самому большому океану. Он объяснял свое стремление так:
— Я всегда верил в природу и был убежден, что, ведя суровое существование, подчиненное только законам природы, я смогу еще больше приблизиться к ней, слиться с нею. Этот путь был для меня путем к счастью. Мне хотелось испытать тяжкий, непрерывный труд, без минуты передышки, питаться самой простой пищей, подвергнуться нападениям стихий, пережить ужас одиночества и, как солдат в бою, находиться под постоянной угрозой смерти.
Уиллис заблаговременно спроектировал свой плот и выстроил его именно так, как хотел: семь стволов бальсовых деревьев, связанных воедино (отсюда и название «Семь сестричек»), две мачты, бушприт и три нейлоновых паруса. Длина — 10 метров, ширина 6 метров. На палубе примитивная каюта и спасательная шлюпка. Постройка длилась несколько месяцев. Приходилось выбирать в тропическом лесу самые крупные бальсы, рубить их, возить на быках, грузить на машины и наконец— сплавлять по реке в Гуаякиль. Когда плот был построен, его подняли на борт корабля и доставили в Кальяо, откуда Уилльям Уиллис и отправился 6 июня 1954 года в плавание.
Он взял с собой крошечный аварийный радиопередатчик, питаемый от ручного динамо. Но из всех его радиопередач была получена только одна — накануне его прибытия к цели, на Самоанские острова. Как уже было сказано, Уиллис взял с собой в плавание черную кошечку Мекки и попугая Экки.
Плот ведет себя в море иначе, чем корабль. Он не может затонуть, и единственная опасность, которая ему грозит, это — развалиться на части. Опытному мореплавателю пришлось обучаться управлению «Семью сестричками»: сохранять паруса надутыми и как можно точнее придерживаться заданного курса. Все это было делом нелегким.
Часто плот подолгу сопровождали акулы. Одна из них, прозванная Уиллисом «Длинный Том», эскортировала его в продолжение двух месяцев. Светлая, четко различимая в воде торпеда каждый вечер скрывалась в темноте, а наутро снова оказывалась в кильватере плота. Все другие обитатели океана то появлялись, то исчезали, и только эта акула упорно шла следом за Уиллисом. Вероятно, она в соревновании между человеком и океаном поставила на океан и теперь упорно дожидалась катастрофы. Она чуть не выиграла. Однажды Уиллис, ловивший дельфина, свалился в воду, и не прошло и минуты, как он очутился уже метрах в шестидесяти от плота. К счастью, ему удалось ухватиться за конец закрепленной за борт лески и медленно, и осторожно, боясь, что она не выдержит, подтянуться к плоту и влезть на него. Акула, по-видимому, не решилась напасть на живого и активного человека, к тому же без следов крови.
Лик океанской пустыни стал враждебным. К Уиллису приближалась серо-черная стена шторма. Вода и ветер обрушились на одинокого человека. Впервые у него мелькнула мысль: не будет ли он побежден, но не океаном, а собственной слабостью, которая вдруг сковала все его тело, и странной болью в области солнечного сплетения? Эта боль с каждым часом усиливалась, несмотря на проглоченные в большом количестве обезболивающие препараты.
Проведя многие часы в ужасных страданиях, Уиллис капитулировал, то есть послал по радиосигнал SOS, указав свои координаты.
Ежедневно в полдень путешественник измерял высоту солнца секстантом и рассчитывал свое положение. Это была еще одна тяжкая работа, помимо управления рулем и такелажем. Однако боли постепенно прекратились, и тогда он послал новую радиограмму: «Аннулирую SOS. Все в порядке». Ни первая, ни вторая радиопередачи не дошли. Уильям Уиллис был еще более одиноким, чем предполагал.
Однажды, взглянув в зеркало, он не узнал себя, увидев какой-то призрак, с запавшими глазами, заросший бородой. Конечно, океан мог бы легко добиться победы над этим привидением, но дал ему передышку— именно в этом периоде плавания десятки летучих рыб шлепались на поверхность плота. Можно было даже не брать в руки удочку.
6 августа мореплаватель случайно заметил, что один из бидонов с пресной водой разгерметизировался и опустел. Уиллис бросился к соседнему, и он тоже был пуст. И так почти все бидоны. Оставалось всего шесть литров пресной воды, а плавание могло продлиться еще три месяца. Уиллиса это не испугало. Он решил: «Буду пить морскую воду». Ему уже приходилось делать это в своих предыдущих путешествиях, и он знал, что морская вода не убивает. Он не читал книги Бомбара, но его интуиция заменила ему практический опыт человека, оказавшегося «за бортом по своей воле». Морская вода утоляет жажду, не причиняя вреда, если начать пить ее прежде, чем наступит опасное обезвоживание и истощение.
Итак, всю остальную часть пути Уиллис пил морскую воду понемногу, три раза в день, и чувствовал себя прекрасно.
Состояние его улучшалось, он снова ожил. Один посреди океана, он целыми часами пел. Он пел, чтобы победить одиночество, а также, чтобы полнее участвовать — как существо, обладающее легкими, — в жизни Природы. Несмотря на одиночество, усталость и атаки дремоты, этот человек был счастлив. . . Вот тогда-то и разразилась страшная буря.
Моряки хорошо знают ее предвестников: на сумеречном горизонте небо становится словно медным. Ясный небосвод затягивается какой-то пеленой, а на воде образуются темные провалы.
Она началась ночью. В центре ревущего, бескрайнего хаоса — крошечный плот, а на нем беспомощный человек, цепляющийся за все, что попадается под руку, промокший до костей, продолжал непонятным образом существовать. Разъяренной стихии он мог противопоставить лишь силу своей воли, но эта воля отражала силу духа. Уилльям Уиллис продержался всю ночь. Поутру он увидел вокруг себя черные волны, высотой с дом, а в них, на уровне своего лица, а то и еще выше, порой совсем близко от себя — огромные веретена акульих тел. Плот поднимался и опускался одновременно с ними.
Без еды, без питья, без минуты сна Уиллис провел еще день и еще ночь. Под утро он услышал душераздирающий звук — его грот разорвался пополам. Что тут делать? Приходилось только надеяться, что сам плот не развалится на куски. Но «Семь сестричек» оказались такими же стойкими, как воля их создателя. Едва буря утихла, Уиллис принялся чинить парус. Соленые брызги разъедали ему лицо и глаза, но толстая игла непрестанно сновала взад и вперед, накладывая стежок за стежком. Он залатал дыру, и вечером на угомонившемся океане снова раздавалось его пение.
Были и долгие штили, когда уныло и безжизненно повисали паруса. Потом наступили знойные дни, и мореплавателю приходилось укрываться под куском ткани, чтобы предупредить обезвоживание. На небе выстраивались высокие замки облаков, иногда тучи застилали все небо и изливали тропический дождь. Давай, давай, больше пресной воды! Одинокий путешественник собирал ее во. все сосуды и жадно, безудержно пил драгоценную влагу. Природа словно проверяла этого человека — после самых жестоких испытаний она вдруг по-матерински заботилась о нем.
Но 8 сентября Уиллис упал с веревочной лестницы, на которую влез, чтобы высвободить трос. Когда он пришел в сознание, верный плот послушно скользил вперед. В океане, за несколько метров от него, Длинный Том все так же пристально наблюдал своими маленькими, злыми глазами за распростертым человеком. Уиллис, увидев его, подумал: «Нет, тебе я не достанусь!» Он не повредил себе позвоночник, но все тело у него болело так, что некоторое время он мог только ползать. Так он добрался до руля, а затем до паруса, который надо было закрепить. Уже наступала ночь, а человек на плоту все еще не мог подняться на ноги и только ползал.
Вокруг него фосфоресцировала вода. Самоа находился на расстоянии 1600 морских миль. Так Уилльям Уиллис вступил в шестьдесят второй год своей жизни.
Еще долгое время он был очень слаб, иногда даже сам не понимал — жив он или уже умер. Ему казалось, что он видит корабли, на которых он странствовал по свету, слышит голоса товарищей. И еще перед ним вставало лицо жены. Она ничего не говорила. Просто ждала.
И еще раз силы вернулись к этому мужественному человеку, и вдруг он почувствовал тягу к твердой земле. Он проходил в нескольких милях от крошечного островка Флинта, находящегося вдали от других островов. Вскоре в небе показались птицы, а затем Уиллис увидел землю — белый песчаный берег, окаймленный пеной, зеленые деревья и, пожалуй, больше ничего. . . Но в этом была сладость земли, ее надежная неподвижность. Почему бы не пристать именно здесь и не отдохнуть несколько дней? Может быть, там есть источник свежей воды. . . Но Уиллис отбросил эту мысль: «Я пойду туда, куда намеревался идти, и не буду останавливаться на полпути!» И он взял мористее.
2 октября плот болтается почти без движения на штилевом океане. Кругом пустота. Даже сам плот кажется опустевшим, ибо мореплавателя нигде не видно. Уилльям Уиллис заперся в каюте, заткнув все отверстия, чтобы к нему не проник ни малейший лучик солнца. Мореплаватель ослеп. Солнце и соль, а также длительная работа с секстантом повредили глаза человека, так долго лишенного сна. Он на ощупь убирает паруса и запирается в темноте.
Потом его спросили: неужели же он и тогда не впал в отчаянье?
— Нет, я надеялся, что после отдыха в темноте зрение восстановится. И еще думал, что в конце концов, слепой или зрячий, пристану к какому-нибудь берегу.
Слепота держалась три дня. Он прикладывал к глазам примочку из пресной воды. Через трое суток Уилльям Уиллис выздоровел. Вышел на палубу, поставил паруса и взялся за руль.
10 октября его расчеты показали, что он приближается к острову Тау, входящему в состав Самоанского архипелага. Он провел более ста дней на плоту, подобному тем, на каких плавали в каменном веке, и вот цель уже совсем близко, прямо перед ним. Конечно, в каменном веке не было секстантов и часов, позволяющих определить свои координаты и время и придерживаться заданного курса... И все же мы должны преклониться перед этим мореплавателем.
11 октября волна снесла Мекки, которая уже стала настоящей морской кошкой. Уиллис схватил трос, прикрепленный к плоту, и бросился в воду. Мекки когтями вцепилась в голову своего спасителя, и оба вскарабкались на плот. Это приключение, по-видимому, ничуть не повлияло на моральное состояние кошки, ибо на следующий день она наконец осуществила давно задуманное злодеяние — задушила попугая. А бедняга Экки так радовался, завидев землю! Но ему не удалось достичь родины птиц!
Острова показались в виду 12 октября — в годовщину того дня, когда Кристофор Колумб впервые ступил ногой на новый континент. «Хорошее предзнаменование!» — подумал его последователь. Уиллис подошел к берегу ближе, чем на полмили. Но остров Тау опоясан защитной стеной рифов и его окружает пенистая полоса прибоя. Тут надо было действовать крайне осторожно, чтобы добраться до берега, не разбив плота. Если бы путешественника выбросило на скалы, вряд ли он остался бы в живых. Море бушевало. Уиллис маневрировал в течение двенадцати часов, тщетно пытаясь найти проход между рифами. Пришлось отказаться от этого намерения и направиться к другому острову. Но тот оказался таким же неприступным. Третий — тоже. Земля словно отказывалась принять человека, который так долго обходился без нее.
Спасение пришло с океана. Радиограмма Уиллиса о прибытии была получена, и американский корабль береговой охраны вышел на поиски путешественника. Его заметили, взяли на буксир и доставили в Паго-Паго. Это произошло 15 октября 1954 года, в половине второго ночи. Толпа местных жителей собралась на пирсе и в свете прожекторов, с цветами дожидалась прибытия покорителя Тихого океана.
«Меня охватило волнение, — писал мореплаватель-поэт. — Я не мог вымолвить ни слова, не мог сделать ни единого движения и стоял недвижимо, смиренно склонив голову, в знак благодарности за оказанный мне прием. Плот вошел в зону света и пристал к земле. . .»
Таков пример безграничного мужества, преподанный нам этим шестидесятилетним человеком. На этом можно закончить описание его подвига.