Ганна очнулась в тёмном помещении.
— Тихон, — простонала она. — Тихон…
Тишина пугала.
Несчастная ощупала вокруг себя пространство и поняла, что лежит на полу.
Слёзы брызнули из глаз. Сильно тянул низ живота. Ганна свернулась калачиком, появился озноб.
Открылась дверь. Оттуда послышался запах только что испечённого хлеба.
Ганна стала глотать слюни.
— Ну что, — услышала она не очень добрый женский голос, — живая? Ты бы не брыкалась так, милая. Тут все равны. Женщины у нас такие, что своему хозяину служат исправно. И ты должна так. Замужняя ведь, опыт имеется, чего ты тогда тут представление устроила?
"Черносошница" 46
Глава 45
Глава 1
Ганна не помнила ничего. Она напрягала свою память, чтобы хоть что-то прояснить, но вспоминались только те противные руки и кляп во рту.
— Поднимайся уже, здесь спать долго не положено. Не барыня ты теперь, не купчиха, а простая работница. И руки-то натрудить придётся, а то мозолями сотрёшь их.
Ганна еле поднялась на ноги. Сильно тошнило и хотелось есть.
— Значит так, сегодня еда тебе достанется бесплатно. С завтрашнего дня встанешь в строй с остальными женщинами, поняла?
Бедняжка не хотела понимать. Она вообще старалась чаще жмурить глаза. Хотелось убедиться, что всё происходящее — сон.
Но проснуться не получилось.
На улице за длинным столом сидели три десятка женщин. Они стучали ложками по тарелкам, мило беседовали, иногда посмеивались.
Увидев Ганну, замолчали и нахмурились.
Новенькая услышала чей-то шёпот:
— Ещё одна…
Ганне не понравился тон, но спорить она ни с кем не стала. Присела у края стола на свободное место, взяла ложку и стала есть.
За столом была тишина. Некоторые косились на прекрасную незнакомку.
Вдруг одна из женщин встала и громко сказала:
— Знакомьтесь, сёстры! У нас ещё одна счастливица! Поблагодарим нашего благодетеля за доброту и любовь. Аминь.
— Аминь, — хором сказали остальные.
Ганна не имела представления ни о каком благодетеле.
Утром она пошла работать со всеми. Ей было велено подметать дорожки, чтобы набить мозоли, а потом уже приниматься за тяжёлую работу. К тяжёлой относилось: носить воду из колодца, находившегося довольно далеко, доить коров, коз, колоть дрова.
С Ганной никто не разговаривал. Только самая старшая женщина, которая направляла по утрам на работу.
Мозоли появились в первый же день. Ганна смотрела на свои руки и плакала. Она закрывала глаза, представляя себя на сцене. И ругала себя за то, что согласилась выйти замуж по прихоти отца и даже стала его ненавидеть. Она ничего не знала о месте, в которое попала. Но она понимала, что руку к этому приложил её муж.
Хотелось, конечно, узнать что-то о Тихоне. Ведь он мог её спасти. Мог вызволить из любого плена, он же любил!
Создав в своей голове образ Тихона-освободителя, Ганна только этим спасалась от тоски.
А её, уже довольно долго пожившую у благодетеля, так и не полюбили другие женщины.
Девятнадцать лет пролетели как один день.
Ганна располнела и перестала быть той красивой нежной особой, красоте которой первое время завидовали сёстры. Уже забылось актёрское воспитание, исчезла стать и стройность.
Смерть благодетеля радовала женщину. За все годы она была в его комнате всего три раза.
Он был недоволен новенькой и к себе больше не приглашал.
После его смерти Ганна решила уйти.
Она единственная так сделала. Остальные женщины, одурманенные заботой и памятью о благодетеле, остались.
***
Катерина настолько осмелела, что решила встречаться с неизвестным даже без сопровождения.
Попрощавшись с детьми, она поехала в город.
А город стал другим. Улицы, дома, люди, лошади — всё было иным, не таким, как она помнила.
Да, время шло, менялась мода, настроение, политика. Катя вдруг осознала, что отгородив себя от всего мира, стала глупой.
Сама на себя смотрела с усмешкой. Захотелось изменить гардероб, захотелось даже помириться с Евгением и прогуляться с ним по городу.
— Да, я так и поступлю, — говорила Катукай сама с собой.
До встречи оставалось три часа.
Катя попросила остановить её в центре города.
Она медленно шла по улице, даже голова стала кружиться.
Женщина повернула к парку, присела на лавочку. Долго смотрела на небо, улыбалась.
Как хорошо было в этом довольно шумном месте, как устала она от тишины. И вдруг возникла мысль оставить своё затворничество и переехать в город.
Катя подумала, что детям это тоже будет в радость. Мыслей было много. Катерина хватала их жадно, как задыхающийся человек хватает воздух.
Рядом на скамью присел старичок с зонтиком.
Он что-то бормотал под нос, ругая то собаку, неожиданно помочившуюся ему под ноги, то Катерину, посмевшую присесть на скамью, которая принадлежит ему.
Катя возмутилась от такого хамства. Хотела было встать и пересесть в другое место, а потом зыркнула на старичка и ответила грубо:
— Смотри не раскрошись, старый!
Это были словечки Евгения. Да, художник мог крепким оскорбительным словцом быстро поставить кого-то на место. Это отнюдь не было частью его великолепного воспитания, это было нажито разгульной жизнью.
— Ф-ф-то? — прошепелявил дед и вытаращил глаза на женщину.
— Не раскрошись, старый, — спокойно повторила Катерина.
Старичка затрясло. Он своими дрожащими руками едва удерживал зонт.
— Ну это никуда не годится! — возмутился он, а потом закричал: — Люди добрые! Это же никуда не годится! Вы все знаете, что эта скамья именная! Ну я понимаю, что с таблички не каждый может прочесть, но ведь это знают все!
Рядом с дедом и Катериной стала собираться толпа.
Катя так сильно была возмущена, что уже хотелось позабавиться ещё больше.
Она и не собиралась вставать.
Какой-то важный в тёмно-синем костюме мужчина обратился к Катерине:
— Госпожа, эта скамья именная для известного учёного. Она установлена по просьбе Государя и имеет охранное значение. Только владелец может на неё присесть. Произошла оплошность, охранник был вынужден оставить свой пост по случаю своего нездоровья. Он только отлучился, а вы уже тут как тут. Прошу вас занять другое место.
Внутри у Катерины всё кипело. Она думала, что за свои деньги построила центр для творческих людей, она всех кормила и поила на открытии, в её детище ежедневно приезжают разные люди, а тут, в городе, нельзя занять скамью?
Учёный сверлил взглядом Катерину.
Она просто смотрела на свои ноги.
— Прошу вас покинуть это место, — тараторил над головой важный в синем костюме. — Вы вообще знаете, кто этот человек?
Катя усмехнулась.
— А вы знаете, кто я?
— Вы? Вы невоспитанная особа, которая не хочет подчиниться закону, — мужчина схватил Катерину за руку и выкрикнул: — Вы сейчас будете объясняться перед властями.
Но Катукай вцепилась зубами в руку обидчика, тот взвыл.
Женщина вернулась на скамью.
Толпа гудела ровно до тех пор, когда не подошли стражи порядка.
Они быстро поняли (благодаря толпе), что виновница — женщина на скамье.
Катерину схватили под руки и повели в участок. Она не сопротивлялась.
***
Иван Андреевич нервничал.
Он медленно прохаживался вдоль стола. Иногда смотрел на себя в зеркало и удивлялся, как он мог так быстро постареть и стать совершенно немощным.
Иван ткнул пальцем в своё отражение в зеркале и зло высказался:
— Ты сам виноват в том, что произошло! Ты деспот и злодей! Ты…
Зачем-то вытерев палец о полотенце, будто тот был виновен во всех бедах, Иван спрятал руки в карманы.
Катя опаздывала уже на полчаса.