- Привет.
- Здорово!
- Привет, Конст.
Яблонский с Маслиным ввалились ко мне без приглашения, хотя я, помня строгий родительский наказ, скрывал, что живу один. Но они все-таки догадались. От Яблонского вообще, вряд ли, можно было что-то утаить. А Маслин, ясное дело, подглядывал из своей квартиры за тем, что творится в моей.
- Почему нас не зовешь в гости, ведь родители уехали? – нагло спросил Яблонский.
- Да, только вчера, я не говорил никому заранее, боялся, что передумают уезжать.
- Нехорошо это, нехорошо, мы на улице мерзнем, а у него свободная квартира, и он не хочет нас приютить. Какой ты друг после этого? – продолжал Яблонский.
Я понимал, что скрывать слишком долго все равно не получится, и не стал препираться:
- Давайте раздевайтесь.
Несмотря на то, что теперь учились мы в разных школах, мы продолжали общаться, хотя не так часто, как раньше.
- Вот, смотри, что я достал. - Яблонский как-то хитро мне подмигнул, и кивнул на свой школьный портфель.
- Что там?
- У деда спер.
Он достал бутылку шампанского.
- Ну а деду ты что скажешь? – спросил я с тревогой.
- Да что скажу? Скажу… Скажу, сам с дружками выпил, а на внука сваливает.
Я не мог сразу понять, шутит Яблонский, или нет. Ведь его дед – образец положительного советского человека. Ветеран войны, бывший работник ЦК, он никак не мог пить ничего кроме чая, а уж «его дружки-собутыльники», как выразился его добрый внук, так это и вовсе абсурд.
- А ты принес, чтобы?
- Ясен перец, чтобы выпить.
Тут вмешался Маслин:
- Я не стану.
- Не станешь? – удивился я.
- Не будешь пить? – изумился Яблонский.
В его вопросе слышалось искреннее неподдельное недоумение.
- Нет. Это же затянет.
- Куда затянет?
- Бабушка говорила: «Сначала квас, потом шампанское, потом водка. Потом каждый день. А потом кого-нибудь ножом!»
- Ладно, фиг с тобой. Не хочешь не пей.
Яблонский думал, что Маслин cдастся. Никуда не денется. Обязательно сдастся, под его-то напором.
– Давай рюмки.
Я прекрасно знал, какие рюмки нужны для шампанского - хрустальные, длинные и тонкие, точно такие как в фильмах про белогвардейцев. Я достал 3 фужера из Хельги.
- Вот.
- Я не буду, – сказал в очередной раз Маслин.
- Как же она отрывается? Черт бы ее побрал, - ворчал Яблонский.
- Сейчас, сейчас.
Я взял бутылку, и стал по кусочку отрывать фольгу с горлышка, которая закрывала пробку.
- Дай, мне.
Яблонскому явно не терпелось открыть бутылку. Из-под фольги показался проволочный каркас, плотно державший пробку. Я, конечно, видел, как отец открывал шампанское на новый год, но никогда не приходило мне в голову, что для меня это может оказаться довольно трудно.
- Как она отрывается? – спросил я.
- Да вот же, ее нужно раскрутить, - сказал Маслин, который не собирался пить, но смотрел на наши усилия с интересом.
Яблонский пальцем отогнул свернутую проволоку от бутылки, начал ее раскручивать, но то ли она оказалась повреждена в этом месте, то ли крутил он не в ту сторону, в общем, проволока сломалась. Но каркас все также плотно держал пробку.
- Черт, чтоб ее! – буркнул Яблонский.
- Как ее открывать то? – спросил я.
- Да, как гусары, саблей.
- Точно.
Я пошел на кухню за ножом. Тонкое лезвие я протиснул между проволокой и бутылкой, повернул, проволока лопнула. Я снял каркас. Казалось, пробка должна вырваться сама с хлопком, как это я видел в кино. Но подлая пробка почему-то упрямо сидела в бутылке. И никак не хотела вылезать. Яблонский попытался ее вращать… Безрезультатно.
- Давай полотенце.
- Сейчас.
- Сейчас пойдет, вот.
Мой друг начал двигать пробку то влево, то вправо, и в то же время тащить ее. Пробка подалась, поползла вверх и с легким хлопком вышла из бутылки. Дымчатая змейка выползла вслед за пробкой.
- Бокалы,- коротко и очень четко приказал Яблонский. Таким тоном, как опытный хирург требует у ассистента «зажим». Искрящаяся золотистая жидкость полилась в бокалы. Она сильно пенилась, пришлось подождать, пока пена осядет и долить еще. Все три бокала полны.
- Ну! - бодро сказал Яблонский, - за нас!
Маслин тоже взял бокал. Все трое чокнулись, Яблонский выпил залпом, запрокинув голову назад, затем резко махнул бокалом, как будто бы он хочет его разбить об пол, но бить не стал. Капли разлетелись по комнате. Я же только пригубил шампанское, вкус мне сразу понравился. Действительно, как лимонад «Буратино».
- За нас! – сказал я.
- Ну что, еще по одной?
Выпили еще. Яблонский в очередной раз театрально махнул рукой:
-Давай еще.
- Давай, Маслин, пей! - сказал я.
Его бокал оставался полным. Он только чокался, но не пил.
- Не пью я. И не собираюсь
- Ну и фиг с тобой! Тогда играй, приказал Яблонский.
Я лично ничего не почувствовал, даже после 3 или 4 бокалов шампанского, может только легкое головокружение. А вот Яблонский начал вести себя так, как подвыпивший купчишка в постановках Малого театра. - Давай играй, цЫыган, давай нашу, забубенную! - крикнул он Маслину. Схватил его за руку и дернул к пианино. Маслин, несмотря на то, что ни капли не выпил, кажется, тоже захмелел. Так же, как и Яблонский, он театрально взмахнул головой, убрал прядь волос со лба, сел за пианино, поднял крышку, и воздух наполнился раскатистыми аккордами:
«Две гитары, эх прозвенев,
Жалобно заныли,»
- Ай, молодца, давай, жги, цыган, порадуй душу! – орал Яблонский.
«С детства памятный напев,
Милый, это ты ли?
Эх раз, да еще раз…»
- Веселись душа.
Мы допили бутылку, разлили пополам и бокал Маслина, который вертел головой в знак того, что все равно пить не собирается.
«Эх раз, да еще раз,
Да еще много, много раз...»
Яблонский плясал вприсядку, мне казалось это странным, потому что я по-прежнему, не чувствовал никакого опьянения. Но сама атмосфера, «две гитары», все это напоминало то ли сцену из фильма, то ли спектакль.
- Все, поехали к Яру! - крикнул Яблонский.
- Куда?
- К Яру, к цыганам, хор хочу послушать! «Девочку Надю.» Душа просит.
Я не представлял, что делать дальше, и чем все это закончится. Мы быстро оделись, спустились на лифте, вышли на улицу. Зима, темно, на катке девчонки катаются на коньках под музыку. Я заметил, что «наш заводила» шатается. Пустая бутылка торчала из правого кармана его куртки.
- Санек, может тебе домой? – предложил я.
- Какой ... домой! Пойду сейчас ему в морду дам. Ах ты мироед, кровопивец!
Яблонский направился в сторону брежневского подъезда. Помимо охраны внутри, там иногда у подъезда ходил человек в гражданской одежде, и все прекрасно понимали, что под пальто у него погоны.
- Пошли, пошли отсюда, – прошептал Малин.
Яблонский глупо улыбнулся, посмотрел на Маслина, как будто бы впервые его видит, схватил его «за грудки» и стал трясти:
- Ах ты, мироед, м и р о е д, – говорил он медленно, растягивая каждый слог, - душитель свободы, душегубец, изверг. Мироед. Что же ты с Россией матушкой сотворил? Ирод.
- Нельзя его туда пускать, – шепнул мне Маслин на ухо.
Мы мягко и ненавязчиво попытались увести Яблонского в сторону от опасного подъезда.
- Ах вы так! Да я вас. Ужо!
Совершенно неожиданно Яблонский схватил бутылку и изо всей силы запустил ее в направлении брежневского подъезда. Бутылка упала где-то на полпути. Раздался удар, звон стекла.
- Бежим, а то заметут!
Через 15 минут мы все трое сидели в 75 отделении милиции.
- Что мне с вами делать? - Седой и, видно, опытный милиционер, разговаривал как будто бы сам с собой. - В школу, конечно, сообщим, это обязательно, родителям на работу, в партком.
Я молчал, да и друзья мои смотрели себе под ноги и ничего не говорили.
- Но вот ставить ли вас на учет в милицию? Первый привод. Но вы же пьяные. В таком-то возрасте.
«АААА, вашу мать, что ж вы, sуки, делаете?» - Из глубин отделения доносились чьи-то истошные крики, то ли там кого-то были, то ли тот человек был сильно пьян. А может, и то, и другое.
- Так, ваши фамилии и адреса?
- Товарищ милиционер, – начал я сдавленным голосом.
- Что товарищ? Я вам никакой не товарищ. Вы задержаны за хулиганство, я доложен протокол составить.
«Отпустите, отпустите, гады. Ненавижу. Ненавижу!» – кричал все тот же человек в «застенках» отделения.
Кажется, милиционера крики нисколько не удивляли. Для него это «обычное повседневное дело».
В животе у меня все опустилось. Я живо себе представил, в какую ужасную историю мы все вляпались. Это почище любого «Большого письма Валерии Михайловны. Квас, шампанское, водка – потом ножом! 75 отделение, тюрьма.» Меня бил озноб. «Отцу на работу! ААА А его то и Москве нет! Оставили одного! И чуть не в первый же день, напился, попал в милицию! А ведь обещал, говорил, что взрослый. Обманул! В семье горе - сын пьет.» Этого нельзя перенести. Язык меня не слушался. Мои друзья продолжали молчать. А если сказать, что Маслин родственник самого? Кто их знает, может это и еще хуже. Если его отцу на работу сообщат, а его отец, «сами знаете», где работает. Вдруг Яблонский схватился за сердце и начал рыдать.
- Товарищ майор.
Откуда он знал, как называть милиционера? Ведь в званиях никто из нас не разбирался.
– Товарищ майор, все что угодно! Хоть в тюрьму, хоть убейте! Только отцу не говорите! - продолжал рыдать наш предводитель.
- Как фамилия?
- Не говорите отцу! Он меня застрелит, он у меня генерал. У него пистолет и шашка. Обязательно застрелит, как только узнает. Порубает в клочья! Только не ему! Я отсижу, я все что угодно, я полы у вас помою все до единого чисто-чисто, только не отцу.
Яблонский начал заикаться. С каждым словом голос его звучал все громче и громче. Хоть меня и трясло от ужаса, я все же поразился, насколько убедителен мой друг. У него явно просыпался актерский талант, то ли под действием вина, то ли от ужаса нашего положения. Милиционер, кажется, сам испугался. «Кто его знает, какой отец у этого парня? Парня, явно, непростого. Кто его знает, кого он первым застрелит? Да и задержали то этих хулиганов в 2 шагах от брежневского подъезда. Ясно, что они сами живут в том же доме.»
- Ну что мне с вами делать?
«АААА...!» - донесся уже совсем приглушенный голос из глубин отделения. Кажется, человек там уже перестал сопротивляться, впрочем, понять, что там происходит на самом деле, мы никак не могли.
- Отпустите, товарищ майор, отпустите, - плачущим голосом начал я.
- Мы больше, никогда в жизни, ни за что, - поддакнул Маслин.
- Застрелит, ведь, как пить дать, застрелит, – продолжил свою линию Яблонский.
В глубине отделения раздался звук, как будто что-то тяжелое упало на пол. То ли человек, то ли мешок с капустой.
Милиционер задумался. Он держал паузу. Чтобы мы ни в коем случае не подумали, что он сам испугался.
- Ладно, бегом домой, не дай бог попадетесь. Все. Посажу.
Продолжение следует