Медовый месяц в Тунисе был в разгаре. Уже стоял апрель, который в Москве был капризным и переменчивым, а на побережье Средиземного моря погода была теплой, солнечной.
Море сияло и переливалось всеми лазурными оттенками, песочек был теплым, и Надя с Егором подолгу гуляли вдоль нескончаемых пляжей, разговаривая о разных интересных вещах, не касаясь их «семейного» положения.
Оказалось, что им довольно интересно вдвоем. Надя чувствовала себя намного лучше, чем в Москве, тошнота ее почти не донимала. Она успокоилась, стала более уравновешенной и по большей части пребывала в хорошем настроении.
Егору было приятно в ее обществе. Порой они шутили или просто подшучивали друг над другом, целыми днями предавались безделью, и Егор почти каждый день делал небольшие заплывы.
Вода была прохладной, пляжный сезон еще не начался, но такие купания очень бодрили молодого мужчину. Надя стояла на берегу с огромным махровым полотенцем, ожидая его.
Она любовалась Егором, его спортивной фигурой, красивым мускулистым телом и думала о том, что при другом раскладе из них могла бы получиться отличная пара. Но он был лишь ее партнером, ну может быть немного другом, но не более того.
В номере у них было две больших кровати, на этом настояли при заселении.
— Так нам будет удобнее, — сказал Егор и им выделили прекрасный двухместный номер с видом на море с раздельными спальными местами.
И тем не менее, отдых был замечательным.
Но три недели безмятежного пребывания подошли к концу. Егор придирчиво смотрел на Надю, которая, стояла перед зеркалом в коротеньком шелковом халате и расчесывала волосы.
Он отметил про себя, что пока еще ее положение почти не заметно. Некоторая округлость форм конечно была, но в глаза это не бросалось, особенно в одежде.
— Какой у тебя срок, — спросил он у нее, лежа на своей кровати и подперев голову рукой.
— Восемь недель, — ответила она и обтянула тело халатиком. — Заметно?
— Да нет, но я думаю, твоя мама заметит, во всяком случае через пару недель. Что скажем?
— С мамой я поговорю сама, а отцу знать не обязательно. Он в этих сроках все равно ничего не смыслит, а когда ребенок родится, будет уже не до этого, до свадьбы я забеременела или после. Предоставь это мне.
— Да пожалуйста, только моя мама тоже ведь поймет, что к чему. Так что остается все та же версия: мы полюбили друг друга в Италии… ах, как романтично, черт возьми!
— Егор, пожалуйста. Не трави душу, — проговорила Надя, глядя на него через зеркало, не поворачиваясь.
— Ну да, взялся за гуж, не говори, что не дюж. Буду играть свою роль до конца. Кстати, я разговаривал с отцом вчера ночью. Дом уже сдан, после майских праздников можно заезжать.
— Отлично! Мы с тобой заживем, Егор Александрович, как два…
— Заговорщика, — продолжил он ее мысль.
Они оба рассмеялись и отправились на берег моря, шел последний день их замечательного отдыха.
Прилетев в Москву, они окунулись в серые дождливые будни, оба вышли на работу, а жить решили пока у Егора по двум причинам: Марина Яковлевна была больна, ее мучила то ли простуда, то ли грипп, что Наде было категорически противопоказано, а во-вторых меньше разговоров и общения с отцом, вдруг, да и заподозрит что-нибудь. Да еще Вика в доме со своими капризами.
У Осадчих был намного спокойнее, комната Егора была подготовлена, вычищена чуть не до блеска. Она была очень просторной, со своей душевой и с большим балконом с видом на широкий зеленый сквер.
Вот только кровать… Родители постарались, и купили новую мебель с двуспальной кроватью, которая по размерам вполне могла сойти за трехспальную.
— Спальный гарнитур заберете с собой в новую квартиру, — с довольным видом сообщила мама.
Егор расцеловал ее и сделал вид, что обрадовался. На самом деле он не хотел вгонять родителей в лишние траты, деньги на мебель у него были, но он промолчал. Маму обижать не хотелось.
— Мы через десять дней переезжаем, — сказал он. — Но больше ничего не покупайте. Я уже присмотрел гостиный гарнитур, кухня там встроенная, а все остальное будем приобретать постепенно.
Так началась их семейная жизнь: днем оба на работе, вечером ужины в кругу семьи, иногда с родителями Нади, а ночи… вдвоем на кровати.
Надя под одним одеялом, Егор под другим, благо, что его прежнее одеяло мама не убрала далеко, а уложила в антресоль шифоньера. Каждую ночь Егор доставал его оттуда, а утром аккуратно сворачивал и убирал обратно.
На работе вокруг Нади было поначалу суетливо и беспокойно. Все старались зайти в приемную босса, чтобы поздравить девушку с удачным замужеством. Мира и Аллочка, правда, дули губки, что мол на свадьбу не позвала и даже не сказала ничего, выскочила замуж втихаря и упорхнула куда-то.
— Подруга называется, — полушутя обижалась Мира, но тем не менее подарила Наде синюю вазу чешского стекла с изумительной резьбой.
Надя с благодарностью приняла подарок, но оправдываться не стала. Выслушала все обиды молча, улыбнулась и сказала:
— Я очень счастлива, Мира. Спасибо тебе за такую красоту. В этой вазе всегда будут стоять цветы, белые розы.
— Воображала, — по-детски передразнила ее Мира и, передав все дела, вышла из приемной.
Егора его положение не устраивало, и он все больше и больше переживал по этому поводу. На работе, правда, он отвлекался от своих невеселых мыслей, там было не до этого, а дома ему приходилось нелегко.
— Горушка, ты мало уделяешь Наденьке внимания, — выговаривала ему мама наедине. — Не обнимешь ее лишний раз, не улыбнешься. Хмурый какой-то. Я тебя не узнаю.
— Мама, все нормально. Просто навалилось сразу: и на работе, и переезд. С Надей у нас все в порядке, не волнуйся.
— Ну-ну, хотя мне кажется… ну да ладно, не буду тебя лишний раз дергать. В порядке, и слава богу. А она не беременна случайно? — вдруг спросила мама в упор.
«Ну, началось», — вихрем пронеслось у Егора в голове, и он ответил:
— Мама, давай не сейчас, ладно. Это не сиюминутный разговор.
Галина Юрьевна пожала плечами и вышла из комнаты, оставив сына одного.
— Черт! — выругался он шепотом и пошел в спальню, где находилась Надя и просматривала журнал с новомодными интерьерами.
— Что-то случилось? — спросила она, увидев недовольное лицо Егора.
— Мама спросила, не беременна ли Наденька. Я же говорил, что от нее не скроешь. У тебя животик в твоих спортивных брючках слегка выпирает.
— Ну и что? Куда же от этого денешься. Надо ей рассказать все, а мужчин в подробности посвящать не обязательно.
— Что рассказать?! Все, как есть, или продолжать врать про неземную любовь в Италии? — не сдержался раздосадованный Егор.
— Так, во-первых не дергайся сам и меня не дергай. Да, про любовь в Италии. У нас одна единственная версия, ее и надо придерживаться. Егор, я не понимаю тебя, неужели это так сложно? Ну раз уж мы ввязались в это, то давай доведем дело до конца, пожалуйста.
Надя смотрела на него таким умоляющим взглядом, что он обмяк и сел рядом с девушкой на пол, положив голову ей на колени. Она держала руки на подлокотниках кресла и к Егору не прикасалась.
— Хорошо, — примирительно сказал он, — извини. Я просто врать не привык, да еще своей маме.
Тут в дверь постучались, и в комнату вошла Галина Юрьевна. Она глянула на Егора, сидящего на полу, на Надю, которая успела положить ему руку на плечо, и, довольная ситуацией, произнесла:
— Пошли чай пить, ребятки. У меня булочки готовы.
Пахло ванилью и выпечкой. Молодые люди быстро поднялись и направились в кухню. Константина дома не было, он задержался на какой-то встрече, поэтому чаепитие проходило в малом семейном кругу.
— Галина Юрьевна, — вдруг сказала Надя, которая не могла еще привыкнуть называть свекровь мамой, — нам нужно признаться вам. Я знаю, что вы волнуетесь, да и к чему скрывать. Я в положении, уже четвертый месяц.
Мама Егора опустила глаза, помолчала с полминуты и вдруг радостно заулыбалась:
— Вот как! Ну надо же, радость-то какая! Наденька, ну что же вы молчали? Егор, что за ребячество?
— Мама, подожди минутку, — высказался Егор, — не надо афишировать сроки. Отец Нади… ну в общем он не поймет этого. Могут быть неприятности. Давай сделаем вид, что случилось все сразу после свадьбы. Ну а там уж как-нибудь все утрясется само собой.
Мама посмотрела на Надю, но та сидела молча и лишь слегка кивала в знак согласия.
— Ну хорошо, — проговорила Галина Юрьевна, — дело ваше. Но я не думаю, что Марина Яковлевна не поймет, что к чему. Ее тогда тоже предупредите. Будем с ней на пару молчать, как партизаны, — улыбнулась мама, а с ней и Егор с Надей.
— Я знал, что ты нас поймешь, мамочка.
Егор чмокнул маму в щеку, и молодые удалились в свою спальню.
— Ну вот и все, — радостно сказала Надя. — Успокойся теперь, все будет хорошо, а с мамой я поговорю. Она не захочет скандала и будет молчать. Выкрутимся!
Егору и правда стало немного легче. Хотя эта ложь его все равно нервировала. Но с этим ему жить еще долго, может год, может два. Надо привыкать.
Все шло своим чередом. Перед празднованием дня Победы молодой семье Осадчих торжественно вручили ключи от новой квартиры и пожелали семейного счастья.
Егор с Надей переехали сразу же, хлопот было немало, но основную их часть взвалили на свои плечи матери. Обе не работали, поэтому они занялись благоустройством жилья молодоженов с несказанной радостью.
Новая мебель, ковры, шторы, кухонная утварь, посуда, постельные принадлежности — все было под их строгим и неусыпным контролем. Все завозилось, расставлялось и раскладывалось на места и через неделю новая квартира, пахнущая свежей краской и лаком, уже выглядела как жилая: уютная, теплая и светлая.
В ней имелось две спальни, гостиная с лоджией, где уже были расставлены горшки с комнатными растениями, просторная кухня с балконом — все было ухожено, приведено в полный порядок, и мамы не могли нарадоваться на своих счастливых детей.
Марина Яковлевна была уже посвящена в тайну, но не сильно переживала по этому поводу, заметив лишь:
— Лучше будет, если Игорь не узнает правды. Так уж он воспитан, в строгой пуританской семье и, боюсь, испортит с детьми отношения. Не убедить его. Он и с Викой меня замучил: веди ее к врачу и все тут. Если, мол, не девушка, я отрекусь от нее. Ну что за человек? Он помешан на этой девичьей чести, как в средневековье, честное слово.
— Ну и будем хитрее, — поддержала ее мама Егора. — Пусть это будет нашей маленькой тайной. Косте я тоже ничего говорить не буду.
Все утряслось, встало на свои места. Родители успокоились, и отцы восприняли весть о будущем внуке или внучке с воодушевлением. Сроков никто не высчитывал, мужчины действительно не вникают в подобные «мелочи», и Надя с Егором наконец вздохнули спокойно.
Лето в этом году было жарким, днем знойное солнце, вечером духота, и лишь относительная прохлада по утрам давала возможность немного передохнуть. Надя уже своего положения не скрывала, она носила на работу легкие летние брючки и свободные туники. Мира и Аллочка искренне радовались за нее и даже прикупали в подарок понравившиеся им детские вещички.
Надя от подарков отказывалась, ссылаясь на своих сердобольных маму и свекровь, которые тоже грешили тем же: понравились ползуночки или игрушечка — покупали не задумываясь. Дома в молодой семье Осадчих царили мир и покой.
Напрягали немного ночи, когда приходилось спать в разных спальнях. Причем Надю это, казалось, вполне устраивало. А вот Егора раздражало: в соседней комнате спит женщина, более того, его законная жена, а он не испытывал к ней ни малейшего притяжения.
«Неужели это все из-за этой авантюры? Меня как подменили. Я же хотел ее, ревновал, мечтал о близости. А сейчас что? Как импотент какой-то!» — размышлял про себя Егор, лежа с закрытыми глазами и не в состоянии уснуть.
Это было испытанием для молодого мужчины. Но поделать с собой он ничего не мог. Надина беременность как будто лишила его чего-то важного: он не желал эту женщину и вообще ничего не хотел кроме того, чтобы все это побыстрее закончилось.
Надя, как он надеялся, о его чувствах и переживаниях не догадывалась. Она исполняла роль жены добросовестно: готовила завтраки и ужины, убиралась в квартире, гладила Егору рубашки, правда иногда. Зачастую он делал это сам.
Но на этом ее роль заканчивалась. Большую часть свободного времени она проводила в одиночестве, читая или просто отдыхая в спальне. Егор же по вечерам смотрел телевизор либо до поздна засиживался за компьютером. Он не знал, что должен, и должен ли что-то говорить Наде, о чем беседовать, о чем расспрашивать.
Ее самочувствие его не волновало, как протекает беременность тем более. Он видел, что с ней все в порядке, и этого ему хватало сполна. Ее красота больше совершенно не тревожила его, тем более, что она слегка померкла.
По дому жаркими вечерами Надя разгуливала в каком-то легком балахоне и босиком. Волосы были забраны наверх и лежали небрежным пучком на самой макушке.
Она совершенно не следила за собой в домашней обстановке. Егор же в шортах и легкой майке выглядел спортивным и подтянутым. И однажды он поймал на себе ее пристальный заинтересованный взгляд.
— Что-то не так, Надя? — спросил он.
— Да нет, наоборот. Все очень хорошо. Вот смотрю на тебя и думаю: ты мой муж, молодой, красивый, успешный. Почему все так сложилось у нас, а?
— Как? Я что-то не понимаю тебя. Все, как задумали, как ты хотела.
— Не по-человечески как-то. Я только сейчас начинаю понимать, что я натворила, Егор. А ты не смог меня остановить. Надо было отказаться, а теперь ты, как в клетке. Я же вижу, как тебе здесь тяжело со мной, в одной квартире...
— Не накручивай себя, детка. Я знал, на что иду.
— Мне иногда казалось, ну раньше я имею в виду, что я тебе не безразлична, особенно в Италии. Ты разве не пытался там ухаживать за мной?
Егора покраснел и прокашлялся. Он подумал буквально несколько секунд и ответил, ошарашив тем самым даже себя самого, не то, что Надю:
— Я был влюблен в тебя и очень сильно. А в Италии, да, хотел признаться в тот самый вечер, после театра. Но не успел.
Он заметил слезы, выступившие у Нади на глазах, и замолчал. Но успокаивать ее не стал. Что теперь плакать, когда все позади, белый пароход счастья уплыл к далеким берегам и, скорее всего, уже не вернется.
Надино положение было ему в тягость, иногда он даже слышал, как она тяжело ворочается по ночам. Тогда он закрывал в своей спальне дверь, чтобы избавить себя от неприятных эмоций.
Но в кругу родителей они держались молодцом. Шутили, обменивались любезностями, обнимались и даже чмокали друг друга в щеки, все, как положено молодым супругам, ожидающим своего первенца.
Уже было известно, что это мальчик. Радости дедушек и бабушек не было предела, а молодые родители оберегали друг друга на глазах у счастливого семейства.
Приближался срок декретного отпуска, и стало необходимо предпринимать следующие шаги, чтобы как-то завуалировать это неминуемое событие. Егор заявил отчиму:
— Надя не очень хорошо себя чувствует, я хочу, чтобы она оставила работу прямо сейчас.
— Но до декрета всего пару месяцев. Не дотянет?
— Нет, боюсь, что не стоит ей перенапрягаться. Она плохо спит, боли внизу живота иногда. Даже в больницу ей предлагали лечь.
— Ну пусть ложится, — сказал обеспокоенный Константин.
Стоял уже дождливый сентябрь, осень хоть и называют золотой, но в этом году она была серой и промозглой. Шли бесконечные дожди, вызывая скуку и раздражение. Срок декретного отпуска подошел, поэтому Егору пришлось взять на себя и эту ложь: плохо себя чувствует, недомогает, пусть оставит работу раньше.
Константин согласился и отправил ее в бессрочный отпуск, лишь заметив:
— Мира уже на низком старте, ждет не дождется, когда будет принимать дела у подруги. Не самый лучший вариант, конечно, но лошадей на переправе не меняют. Не искать же кого-то еще.
Все остальные старшие представители семейства одобрили решение Егора, и Надя благополучно оставила работу.
Она была настолько благодарна Егору за все, что он делал для нее, что старалась угодить ему во всем: вкусные ужины теперь ждали его каждый вечер, хотя он часто задерживался на работе, просто домой не спешил.
Она с удовольствием выполняла всю домашнюю работу по мере сил и старалась не перекладывать ее на Егора. Его основной обязанностью была лишь чистота в ванной комнате, где Наде трудно было залезать во все углы. Да и по выходным он прибирался в квартире и на кухне сам.
Общались они мало, точнее, почти не разговаривали ни о чем. Так, пара-тройка дежурных вопросов о самочувствии и о закупках: что купить и когда. Надо сказать, что Надя больше переживала по этому поводу, нежели Егор.
Он казался ей совершенно равнодушным, и она постоянно чувствовала свою вину перед ним. Это чувство не давало ей покоя, и однажды все вылилось в нервный срыв.
Егор проснулся ночью, как от толчка. Он вскочил со своей кровати и прислушался. Откуда-то раздавался то ли стон, то ли плач, приглушенный и неясный, но вполне различимый.
Не прошло и полминуты, как он понял, что эти звуки доносятся из спальни Нади. Егор метнулся туда и вошел, не постучавшись. Надя лежала в кровати, свернувшись в клубок, а точнее, поджав ноги к своему большому животу, голову она закрыла руками и плакала, плакала навзрыд.
— Что случилось?! Тебе плохо? — спросил Егор, включив ночник.
Надя не отвечала, она продолжала плакать. Было заметно, что она хочет остановиться, но не может, рыдания прорывались изнутри сами, непроизвольно, а тело молодой женщины при этом вздрагивало, как от судорог.
Егор сел на край кровати и тронул ее за плечо.
— Надя, что случилось, ответь пожалуйста, — тихо проговорил он. — Скорую вызвать?
Она отрицательно покачала головой затем повернулась слегка в его сторону и посмотрела таким измученным взглядом, что Егору стало жаль ее.
— Ну что с тобой? Плохой сон или болит что-то? — спросил он снова.
Она продолжала всхлипывать, утирая слезы бумажной салфеткой и вдруг произнесла:
— Я никогда не думала, что мне будет так тяжело, Егор.
— Ну, беременность дело непростое, это известный факт, — резонно заметил он.
— Да нет, мне тяжело не физически, мне морально невыносимо. Я запуталась сама, впутала тебя во весь этот кошмар. Я хочу всё всем рассказать, и будь, что будет. И тебя освобожу.
Егор не отвечал, в конце концов, это ее дело. Выглядеть во всей этой ситуации он будет, конечно, не очень: зачем врал, зачем ввязался в авантюру, зачем, зачем, зачем…
А что он ответит? Что был не способен отказать? Что был влюблен в нее когда-то и на что-то надеялся? Да ни на что он не надеялся, честно говоря.
Просто Надя уговорила его, была так несчастна и напугана, что он, да, не смог отказать. Пусть все семейство решает, что со всем этим делать. И чем быстрее он освободится от всего, тем лучше.
Так рассуждал Егор про себя, сидя на кровати рядом с Надей и совершенно не слушая, что она говорит ему. Но вдруг до его слуха донесся отрывок последней фразы:
— Сама не знаю, как так вышло, прости, что призналась тебе, но я не могу больше держать это в себе.
— Что вышло? Извини, я прослушал, повтори пожалуйста.
Но Надя повторять не стала. Она снова положила голову на подушку, укрылась одеялом до самого подбородка и произнесла тихо:
— Спокойной ночи, Егор. Иди поспи, тебе вставать скоро.
Он выключил ночник и вышел.
Продолжение следует
- Спасибо за прочтение! Буду признательна за ваши комментарии, отзывы и пожелания, дорогие читатели.