Я буквально не раз по словам следил за соответствием высказываний историка искусства Киры Долининой формальным реалиям живописи и убеждался в её правоте, что стал замахиваться на совсем сложные нюансы.
«Но, боже ж мой, как же его [Нестерова] мотало! То в Византию, то в Кватроченто, то у него лики брюлловских ангелов, то руки ходлеровских страдальцев, то анемия Пюви де Шаванна, то рериховская истерия цвета, то радостная васнецовская сказка, а то и фон-штуковский истошный морок» (http://loveread.me/read_book.php?id=100990&p=63).
Предстоит найти эти соответствия (если что не найду – виноват я).
в Византию
Что тут от византийского стиля?
«Фон в таких изображениях, как правило, однотонный, чаще всего золотой» (https://dzen.ru/a/X65lZUJ4N15-YApQ). – Ну, однотонности нет, но… По земному образу дороговизны золота, самое дорого на том свете – небо. И вот оно золотого цвета.
«Цвета на картине были лока́льными, то есть наносились чистым (без нюансов)». –Так с дальним холмом, пальмовой ветвью, руками, шеей.
«В византийской живописи редко изображается действие, событие. Искусство запечатлевает вечное, неизме́нное, то есть то, что характеризует лучший мир, в котором пребывает Бог. Герои картин, как правило, неподвижны, позы их стати́чны, сюжеты лишены драматизма, экспре́ссии, динамики». – А ведь запечатлён момент перед отрубанием Варваре головы. – Нет. Всё замерло в вечной славе.
«…отсутствует пейзаж, поскольку земная природа не может быть похожей на ту, что находится в мире горнем». – Холм, правда, есть, но он голый.
в Кватроченто
Это о Раннем Возрождении, начале освобождения от церковного засилья вседозволенностью, прикрытой античностью, в частности, изображением наготы под чуть не надуманным предлогом.
Нестеров так увлёкся необычной для себя обнажёнкой, что аж забыл испортить обычное пространство – люди приблизительно одного роста.
лики брюлловских ангелов
Подобрать у Нестерова что-то, близкое к классицизму, до чёртиков трудно.
руки ходлеровских страдальцев
Думаю, что это словосочетание относится к такой картине.
Про эту картину, в пику предшествовавшей картине «Ночь», где среди других, не просыпающихся, что-то страшное происходит с одним, проснувшимся от нападения, то ли сексуального, то ли, чтоб убить, - нападение – кого-то, скрытого под чёрной накидкой, - так вот про эту картину пишут как про радостное просыпание утром. Вопреки названию «День» и вопреки явно жестам отказа у четырёх крайних женщин. Только, наверно, опираясь на «потягушки» центральной и, возможно, закрытые глаза, ещё не отошедшие от сна. Но. Глаза, можно понимать, закрыли от ужаса, предстоящего по сравнению с тем, чем они соблазнялись до того, во снах наяву – какой-то ерундой, какими-то простецкими голубыми цветочками, которые растут вокруг и проникли даже в мысли двух крайних слева и одной справа. Но вот центральная скомандовала: «Прочь, пустые мечты!» (И именно так можно понять её жест руками.) – И остальные подчиняются. – Чем они занимались, раздевшись догола и придя на берег ручья? – Каким-то ритуалом. – Возможно, в духе символизма (с того благим для всех каким-то сверхбудущим). Проникались духом этого сверхбудущего, чтоб внедрить его благость в сегодняшний день. Но! Вопреки малой вероятности чего-то достичь. И. До того момента, как их главная не скомандовала: «Трезвость!» Мир, мол, ужасен не зря, а навечно. Как-то не ласкает глаз и нагота и красота тел этих женщин. – Почему? – Потому, что они какие-то противные, как культуристки: словно ободрана с них кожа и видны все мышцы, а слоя жира совсем нет. И бежать из этого ужаса, - понимай, восприемник, автора, - нужно куда-то подальше. Потому Долинина их и назвала страдальцами.
Тоже обнажённые и тоже пассы руками выделывают… В отличие от Библии Ева Адаму не яблоко даёт, а веточку с цветами. А на левой ладони у неё птица сидит…
Смеётся художник над христианством?
По крайней мере, пространство он изуродовал по своему обыкновению. – Если вы приложите карандаш к экрану, то увидите, что отражение холма в реке меньше, чем от берега до макушки холма. Но оно должно быть ещё меньше, чем нарисовано. – Почему? - Макушка холма находится от нас дальше, чем берег. Если б берег отодвинуть от нас на удаление макушки холма, то уровень воды там для нашего глаза поднялся бы от берега вверх. Вот оттуда и надо бы отмерить вниз расстояние до макушки. То есть отражение в воде от макушки холма должно быть гораздо выше для нашего глаза, чем нарисовано.
анемия Пюви де Шаванна
Это первая попавшаяся картина.
Жест правой рукой вертикально вверх означает: «Это идеально!» – Так какая ж тут анемия? – А привалившийся к парню старик в дубовом венке не иначе как наклюкался и плохо держится на ногах. Он вертикаль не держит, и упал бы, если б молодой не придержал его левой рукой. – Или это уже ближе к анемии? – Пьян. Глаза тупо уставлены абы куда в некотором удивлении.
Правее пастух ведёт двух быков. Ноги его можно рассмотреть за ношами быков. Но трудно. То есть движение его замаскировано. – Абсолютно одинаковый неспешный шаг быков тоже можно внушить себе каким-то останавливающим своей одинаковостью. Пастух быков не погоняет, хлыст у него на плече.
Игрушечную тележку малыш не тянет (верёвочка висит вертикально).
Крайняя справа его мама замерла от слушания, что ей предлагает малыш. Сидящий малыш тоже его слушает, задрав голову. Замер.
Женщина, притащившая к огромной бочке корзину, полную винограда, устала, прислонила её к бочке и, опустив глаза, ждёт, когда от её от корзины освободит мужчина, стоящий на лестнице. Но тот тянет – он неустойчиво стоит. А ей безразлично: она прислонила корзину и уже как бы отдыхает. Между ними – руки в боки – бездельничает ещё одна женщина.
Да. Анемия есть.
Теперь Нестеров. Первое попавшееся.
Лель не пришёл из центра влево, а стоит там. Он от длительности игры просто сменил опору с левой ноги на правую. Стоит и играет. И вся природа слушает, не шевелится - вода в озере, как зеркало. Ни ветерка. И птичка сидит на ветке и тоже слушает. - Анемия.
Ну и, конечно же, как всегда, Нестеров нарушает законы природы, хоть, казалось бы, он создаёт же впечатление, что не отступает от реальности.
А это не так.
Видите три тонких-претонких деревца вместе на том берегу чуть левее Леля? Правда ж, они втроём и отразиться в воде должны бы? А отражаются только две. Или. Мысленно соедините прямой линией нижнюю ветку ёлки справа с отражением этой ветки в воде. А теперь поделите получившийся отрезок пополам. (Можете карандаш приложить к экрану.) Правда середина окажется в воде у самого берега. А этого быть не должно. Такое могло б быть, если б эта ёлка росла у самой воды, как центральная берёза. Но ёлка растёт не у самого берега. То есть уровень воды на удалении её от нас на расстояние, где растёт ёлка, должен быть для нашего глаза повыше берега. От той точки и надо бы отмерять расстояние до нижней ветки. И именно это расстояние откладывать вниз. Отражение нижней веки тогда получилось бы верным. Но оно б было выше, чем мы его видим на картине. Наконец ствол этой ёлки, отражаясь, в такой, как у берёз, превратился - в беловатый. Тёмное в воде действительно отражается менее тёмным. Но не настолько же, чтоб совпасть с берёзовым.
Все эти радикальные намёки на иномирие допускает сознанию пропускать опустившийся в подсознание ницшеанский идеал, чтоб обозначить своё отличие от осознаваемого Нестеровым символизма, выражаемого той же анемией, как и у Пюви де Шаванна. Оба идеала – в прошлом: в золотом веке (додревнегреческие одежды, когда ещё не было рабства) у Пюви де Шаванна, и в допетровской, ещё до церковного никонианского раскола у Нестерова (когда вера была сильна – не в пример атеистическому 1933 году). У Пюви де Шаванна совсем давнее дело, поэтому он, может, имел в подсознательном состоянии идеал будущего похожим на золотой век. А у Нестерова его ницшеанство просто на время создания картины погрузилось в подсознание и оттуда незаметно портит символизм, тоже – отсутствием христианского Бога – оппозиционный христианству. Ведь нарушение физики – это образ метафизического иномирия, более радикально отличающегося от нашего мира и символистского; цель ницшеанства принципиально недостижима, и радостна лишь умением художника выразить такое (а восприемника – воспринять).
рериховская истерия цвета
радостная васнецовская сказка
Это ляп авторессы. Волшебные сказки не бывают радостными. Там сташнейшие испытания, и дети к ним относятся серьёзно, хоть и знают, что кончаются они хорошо. То есть она, не подумав, написала. Я это комментировать не буду.
фон-штуковский истошный морок
Этот поворот разговора требует особого подхода, что я и совершу в будущем.
- И что в итоге?
- Поверхностность формалистского подхода. Мало ли чей нюанс мог использовать Нестеров для выражения своего подсознательного ницшеанства. Вся формалистская чуткость и тонкость Долининой параллельны копанию вглубь сокровенного духа картин.
7 апреля 2024 г.