Глаза папы выражают полнейшую растерянность, он смотрит на Берта, будто видит впервые, а затем все меняется. Сглотнув, я слежу за тем, как на его ресницах появляются мелкие блестящие капли.
"Вынужден влюбиться"
Часть 49.2 Холодный
— Ну и как у нас дела? — интересуется папа, наклоняясь к лицу Альберта так близко, что носом почти касается его щеки.
— Спасибо, хорошо, — спокойно отвечает Берт, глядя перед собой.
У меня в такой ситуации, наверно, нервы бы сдали. В принципе не люблю, когда малоприятные люди нарушают личные границы, а вот Альберт выносит это стойко. Судя по его напрягшимся губам, вообще похоже, что ему хочется улыбаться.
— Позлорадствовать пришел? — продолжает напирать далеко не трезвый отец, и тут уже я не выдерживаю.
— Это я его пригласил, пап.
— А ты не лезь, когда взрослые разговаривают! — морщит нос отец. — Хотя какой там… этот тоже сопляк.
Уголки губ Альберта ползут наверх, хоть он и пытается этому сопротивляться.
Накатывающую на отца волну агрессии я привык распознавать заранее, но как он поведет себя в таком состоянии – фиг его знает. В любом случае самым разумным решением сейчас будет увести Альберта отсюда.
Я потихоньку аккуратно прикасаюсь к его локтю, но он, будто читая мои мысли, адресует мне уверенный взгляд и отрицательно качает головой.
— Весело тебе, да? — от отца всё же не укрылась мимолетная улыбка Альберта. — Всем вам весело…
Отец растекается по стулу, как подтаявшее мороженое, и я подскакиваю от неожиданности, когда он резко заносит ладонь перед лицом Берта. Парня же это нисколько не смущает, он замечает движение боковым зрением, ловко перехватывает руку отца и медленно поворачивает к нему голову.
— Не надо, дядь Паш. Мне жаль, что вы расстроены, но не стоит. Всё будет хорошо.
Глаза папы выражают полнейшую растерянность, он смотрит на Берта, будто видит впервые, а затем все меняется. Сглотнув, я слежу за тем, как на его ресницах появляются мелкие блестящие капли.
— Ты так похож на него, — шепчет отец и закрывает лицо руками.
— Ну-ну. Ничего, — приговаривает Альберт, осторожно укладывая руку на плечо плачущего мужчины. — Папа тоже скучает.
В этот вечер я узнаю много нового. Например, о том, что наши с Альбертом отцы знакомы с самого детства и когда-то были соседями. Только вот папе Берта повезло больше, и из нищеты его вытащило внезапное наследство какой-то скоропостижно скончавшейся дальней родственницы. Моему же отцу пришлось вкалывать изо дня в день, чтобы достичь чего-то в этой жизни. Гордый Павел Холодный отказался от помощи друга, которую тот не стеснялся предлагать множество раз. А когда отец смог самостоятельно пробиться в политику, обзавелся семьей и связями, дружба превратилась в соперничество. В точности как Альберт, его родитель пытался все исправить, но Холодный был непреклонен. А когда я подружился с Бертом, папа обозлился в конец.
— Я не хотел, чтобы Андрей перенял эту вашу семейную черту, — рассказывает отец, вытирая глаза салфеткой. — Эту вашу вселенскую доброту, открытость и щедрость. Я считал это слабостями, не хотел, чтобы Андрей вырос бесхребетным тюфяком. Знаешь, я ненавидел твоего отца за то, что ему все досталось так просто. А еще сильнее ненавидел за то, с какой легкостью он готов был делиться деньгами со мной.
— Насчет тюфяка… — встреваю я, глупо улыбаясь. — Меня сегодня выставили с экзамена за то, что я публично выражал свои чувства к Лере.
Альберт беззвучно смеется. А вот реакция отца меня поражает до глубины души. Он медленно поднимается со стула, огибает стол, слегка пошатываясь, а, когда я думаю, что мне сейчас прилетит, и по привычке напрягаю все тело, папа обнимает меня. Прижимает к себе, как ребенок – любимую игрушку.
— Я так счастлив, что мне не удалось сломать тебя, — шепчет отец. — Прости меня, сын. Не знаю, что бы я делал, если бы уничтожил твою индивидуальность. Ты – не тюфяк. Ты сильный. Сильнее меня, уж точно. Я горжусь тобой, мой мальчик.
Около часа мы вливаем в расклеившегося отца кофе и болтаем так непринужденно и свободно, что мне кажется происходящее сном. А потом Альберт предлагает нечто удивительное:
— Папа очень жалеет, что бросил попытки вернуть вашу дружбу, — говорит он, сидя на корточках рядом с отцом. — Правда жалеет. Он хочет предложить вам работу. Не отказывайтесь сразу. Вам не придется работать на него, вы будете работать вместе. Подумайте, хорошо?
— Уже подумал. И я согласен.
Я что, упал в кроличью нору?
***
— Не знаю... Все еще не уверена, что это была хорошая идея, Андрей, — Лера ерзает на кожаном сидении и поглядывает на меня, явно волнуясь.
— Рано или поздно это пришлось бы сделать, — мягко произношу я, беру ее руку и подношу к губам. — Почему бы не сегодня?
Лера по обыкновению недовольно фыркает и отворачивается к окну, ошибочно полагая, что я не замечу ее порозовевших щек. Знаю, что она еще не оттаяла полностью и ничего не забыла, но начало положено, и один этот факт делает меня счастливым и каким-то окрыленным.
— А потому, — снова поворачивается ко мне она, — что у нас завтра экзамен! И нам бы надо готовиться, а не страдать не пойми, чем.
— Страдать никто не будет, — заверяю я ее. — Разве что я. Всё, как ты любишь.
Лера смягчается. Даже выпускает на свет короткую, но искреннюю улыбку. А что еще важнее - не пытается расцепить наши переплетенные пальцы.
Новость о том, что, пока мы с Лерой не общались, объявилась ее мать, меня удивила, смутила и разозлила. В который раз я рассердился на самого себя за свою тупость. В жизни Леры произошли такие серьезные перемены, а меня не было рядом! Более того, пока она переживала это в одиночку, я добавил ей проблем, нанес еще один удар, причем в спину.
И, хоть Лера и уверяла меня, что уже все в порядке, я до сих пор не могу себе этого простить. Мне даже хочется, чтобы ее мама восприняла меня в штыки. Пусть злится, пусть подкалывает весь вечер, пусть намекает или даже говорит прямым текстом, что ее дочь слишком хороша для меня. Это было бы правильно. Но ничего такого не происходит.
Мама Леры встречает нас радушно и не сводит глаз с дочери. Она и ее новый муж по имени Антон (тот самый тип, которого я принял за возрастного поклонника Леры, и который, не моргнув глазом, сбил меня с ног - стыдно, блин, ужасно) суетятся возле мангала, расстилают плед на газоне и бегают в дом за приборами, едой и колонкой для музыки, запрещая нам хоть как-то помогать. Лера правда все равно вызывается - с удовольствием воркует с малолетним дитем в коляске и посылает мне гневные взгляды, когда я не делаю того же.
А когда суета заканчивается, и мы усаживаемся в круг на клетчатый плед, мама Леры (которая просила называть ее просто “Тетя Ира”) толкает длинную речь о том, как прекрасно собраться вот так всей семьей. Лера на это только крепче стискивает мою руку и поджимает губы.
— Андрюха, — по-свойски обращается ко мне Антон, прямо с шампура объедающий шашлык, — ты, говорят, поэзию любишь? Прочитаешь что-нибудь?
— Может, позже, — смущенно бормочу я.
В голове почему-то всплывают одни матерные частушки, а это вряд ли добавит мне привлекательности в глазах Лериной мамы.
После еды Лера ни с того ни с сего вырывает у меня руку и громко объявляет, что с маленькой Вероничкой необходимо погулять и, не дожидаясь реакции остальных, сбегает. Ее мама тоже резко встает. Да я и сам бы не прочь сбежать, но тяжелая ладонь Антона, упавшая на мое плечо, не дает мне этого сделать.
— Ну а теперь, — лукаво улыбаясь и провожая взглядом женскую половину, говорит он, — поговорим по-мужски!
