— Сначала отец, потом мать. Самые близкие люди меня покинули, когда я была совсем ребенком, и я как-то смирилась с мыслью, что это нормально. Я заранее знала, что уйдешь и ты, хоть и под конец позволила себе сомневаться в этом.
— Я не уходил.
— Уходил, — возражает она, бросая на меня тягостный взгляд.
"Вынужден влюбиться"
Часть 49. Холодный
— Если бы я мог, я бы прокрутил заново этот момент раз пятьсот, — хрипло говорю я, когда Лера отрывается от моих губ, чтобы набрать воздуха.
— Извращенец, — обзывает меня она, но беззлобно.
Снова смотрит на рекламный щит со своей фотографией, и ее глаза блестят от удовольствия.
— Как это? — все еще обнимая меня, спрашивает она. — Как ты это сделал?
Ничего не могу с собой поделать, вдыхаю аромат ее волос, касаюсь губами ее лба и щек, глажу ее плечи и спину. Ощущение, будто я брел по пустыне целую вечность и, наконец добравшись до спасительного оазиса, никак не могу напиться, насытиться, надышаться.
— Ну! — Лера требует ответа и даже легонько отталкивает меня. — Как?
Делаю глубокий вдох и рассказываю, не сводя с нее глаз:
— Однажды, когда мы с Альбертом еще дружили, мы поссорились. Несильно, из-за какой-то ерунды, но он вроде как сильно на меня обиделся. Тем не менее, на следующий день Берт приперся ко мне домой, молча вытолкал меня на улицу и долго куда-то вел. В итоге, мы остановились возле одного из таких щитов, и он, все так же молча, ткнул в него пальцем.
Я улыбаюсь дурацкому воспоминанию, зато Лера серьезным взглядом изучает мое лицо.
— Короче, там была не самая лучшая моя фотка и подпись: «Знайте все, Андрэ Холодный – лопух!».
— А что? — смеется Лера. — Альберт – молодец!
— Не знаю, кто из нас ржал громче, — продолжаю я. — Было весело, хоть он и был странным. Даже обижаться нормально не умел. В общем, мне помог он.
Кстати, и деньгами тоже. Этого я Лере не говорю. Не хочется все портить.
— Вы – снова друзья? — она приподнимает одну бровь.
На этот вопрос ответа у меня нет. Слишком много воды утекло. Слишком долго я был бараном, а он – настырным слепнем. Может ли быть дружба между этими двумя?
— Между прочим, этих щитов с твоими фотками тут штук десять. От остановки до школы. Хорошо, что вообще заметила, — меняю я тему разговора.
Лера мгновенно загорается целью найти каждый из них. Вот, оказывается, что нужно было сделать, чтобы превратить ее в чуть ли не прыгающую от радости на одной ножке девочку. Ни на цветы, ни на бутики с модной одеждой такой реакции у нее не было.
Мы с Лерой гуляем до самого вечера. Иногда она ко мне ластиться, как кошка, позволяет себя целовать и обвивает мою шею руками. Иногда же – мрачнеет, отстраняется, сыплет остротами и откровенно грубит. Тогда я задумываюсь: долго ли еще продлится ее обида? Сможет ли она мне доверять?
Об этом мы не говорим до самого ее подъезда. Если честно, я бы и не решился поднять эту тему, слишком страшно услышать правду, но она начинает сама.
— Знаешь, я привыкла к тому, что люди уходят, — говорит Лера внезапно, проводит пальцами по моей щеке вниз и убирает руку в карман. — Сначала отец, потом мать. Самые близкие люди меня покинули, когда я была совсем ребенком, и я как-то смирилась с мыслью, что это нормально. Я заранее знала, что уйдешь и ты, хоть и под конец позволила себе сомневаться в этом.
— Я не уходил.
— Уходил, — возражает она, бросая на меня тягостный взгляд. — Пусть и ненадолго. Понимаешь, в чем дело: я знаю, как пережить ситуацию, когда близкие люди уходят, но не имею ни малейшего понятия, что делать, когда они возвращаются.
Некоторое время мы молчим. Мне хочется заорать: «Просто позволь им это. Позволь это мне, и ты увидишь, как хорошо нам будет вместе!». Но я не смею. Это должен быть ее выбор. Ее решение. Если она скажет мне уйти, я уйду. И буду благодарен ей за то, что разрешила провести с ней этот удивительный день.
— Не хмурься ты так, не на похоронах все-таки, — прерывает тишину Лера и криво улыбается мне. — Как ни странно, я рада, что ты вернулся. Мне с тобой хорошо.
— Обещаю, я больше не уйду, — обхватив ее лицо ладонями, говорю я.
Она опускает мои руки и качает головой:
— Не обещай того, чего не сможешь выполнить.
— Знаю. И обещаю.
Она ухмыляется, заходя в подъезд, и оборачивается, когда я зову ее по имени:
— Лер, — страх ее потерять обрушивается на меня, как наковальня. Именно поэтому я четко произношу следующее: — Я без тебя сдохну.
Она закатывает глаза, но не уходит.
— Ну, честно, — улыбаюсь я и добавляю весело: — Без твоих шуток и оскорблений жить мне незачем! Это моя живительная сила.
— Ой, дурак ты, Холодный, — бормочет Лера и скрывается в подъезде.
— Спасибо! — ору я, пока железная дверь еще не закрылась. — Спасибо за это, я проживу еще один день!
На подходе к дому, достаю мобильник, чтобы позвонить Альберту, но этого не требуется, потому что он собственной персоной вылезает из припаркованной во дворе машины и машет руками, привлекая мое внимание.
— Эй, Андрэ! — кричит он, глядя, как быстро я к нему приближаюсь. — Все нормально? До тебя не дозвониться. Трубу зачем отключил? Как экзамен? Как твоя Лера? Э-м-м…
Видимо, не ожидал, что я так внезапно стисну его в крепких объятиях. Стоит, как столб, затем все-таки неловко хлопает меня по спине.
— Андрэ? Ты пьяный, что ли?
— Блин, Берт, — не отпуская его, выдыхаю я, — спасибо!
— Что, проканало? — пытаясь лягнуть меня ногой, осведомляется он. — Блин, ребра треснут, отстань уже!
Отпускаю его, напоследок чуть не расплющив, и широко улыбаюсь.
— Знайте все: Холодный – свинья! — громко декламирует Альберт, поправляя пиджак.
— Лопух.
— А, ну да. Я так понимаю, ты прощен. А с экзаменом что?
— Провалил, — беззаботно отзываюсь я. — Выставили меня, да и плевать. А ты что тут вообще делаешь-то?
— Тю, приплыли! Только что так рад был моей компании, а теперь: «Что ты тут, Берт, забыл?»
— Ну а серьезно?
— Тебя жду.
— Зачем?
Альберт морщит лоб и разводит руки в стороны.
— Что ты хочешь услышать?
— Просто я все еще не понимаю, какой смысл был в том, что ты делал все эти годы?
— Так вот он, смысл! — Альберт больно хлопает меня по плечу, видимо, мстит за объятия. — Мы разговариваем, и ты даже еще ни разу мне не вмазал.
Кажется, с Лерой я использовал точно такую же технику, как Альберт со мной. У нее могло бы быть даже название… Например, «Доставай, пока не простит». Только вот с Лерой-то все понятно, но зачем это Альберту, я так до сих пор и не понял. Он же…
— Ты же не влюблен в меня, да?
Сначала глаза Альберта медленно расширяются, затем он громко материться, а чуть погодя – громко и долго смеется: так, что по щекам начинают катиться слезы. Слежу я за всем этим с невозмутимым лицом.
— Как тебе только в голову такая хрень пришла? — сквозь смех спрашивает он. — А-а-а! Лера… Рекламные щиты…
Он снова ржет, а я тяжело вздыхаю.
— Слушай, может, зайдешь? — предлагаю, игнорируя его хрюканье. — Холодно уже.
В квартире на кухне уже спокойный Альберт объясняет мне, почему он не оставлял меня в покое.
— Скажи, вот у тебя много друзей? — говорит он и продолжает, не дожидаясь моего ответа: — Вот и у меня мало. Я тяжело схожусь с людьми, Андрэ.
— Ты?! — не сдерживаю я себя. — Да ты же всегда был душой компании!
— У меня много знакомых. Очень много. А вот друзей нет. Только ты.
— Поверить в это непросто.
— Хочешь верь, хочешь – нет, — пожимает плечами Альберт. — Сколько обо мне знаешь ты, не знает никто. Меня так воспитали, понимаешь? Никогда не бросаю то, что для меня важно. О. Знакомые шаги. Твой отец будет счастлив видеть в своем доме сына нового мэра.
Берт улыбается. А вот я сижу, как на иголках. Что-то я об этом не подумал, когда приглашал его домой.
— У нас гости? — на пороге кухни, действительно, появляется заспанный папа.
Мало того, что на нем старый женский халат (в таком виде я, пожалуй, его не видел вообще никогда), так от него еще и разит спиртным за километр. Он окидывает туманным взглядом сначала меня, а затем улыбающегося Берта, и приземляется к нам за стол, неуклюже смахнув с него кружку.