— Тише, тише, мы уже подходим к запруде, — предупредил Лёша, и я понизила громкость своей беззаботной болтовни, приступ которой находит на меня всякий раз, когда в лёгкие попадает достаточное количество свежего воздуха.
Но наши шаги по старой листве тише сделать всё равно не получалось, поэтому мы остановились и стали вглядываться в бинокль недалеко от самого края запруды, где лес превращается сначала в небольшое болотце, а потом и вовсе расступается, открывая воде свободный путь по ложбине.
— Лебеди! — шепчет Лёша, прижимая к глазам бинокль, и я замечаю два ослепительно белых пятна среди серой ряби деревьев.
Так вот куда они исчезли! Помните, я рассказывала о том, что на нашей реке прямо посреди деревни появилась пара лебедей-шипунов? Они кормились вместе с утками несколько дней, а потом улетели.
Я думала, что они последовали дальше по своему миграционному маршруту искать укромные места для гнездования, но оказалось, что они переместились буквально на пару километров, не покидая, по сути, деревни и выбрав для себя тихую запруду, рядом с которой никто никогда не ходит.
На другом конце этого вытянутого водоёма есть небольшая плотина, по которой проходит грунтовая дорога, и там часто проезжают тракторы и квадроциклы, а с этой стороны тихо, глухо и спокойно. Ни дорог, ни тропинок.
Оглядывая накануне огромное зеркало воды — по весне запруда похожа на целое озеро, а летом мелеет и почти полностью зарастает — я подумала о том, что где-то по её окраинам, в зарослях, наверняка можно встретить какую-то любопытную живность. И не ошиблась.
Но мы к берегу подходить не стали, чтобы не потревожить птиц, которые наверняка и так уже слышали наши шорохи в лесу и насторожились. Мы вышли из заболоченной низины на крутой пригорок, и огляделись.
В тот день местами ещё лежал и «холодил» теневые участки леса снег, который зима напоследок успела насыпать в щедрых количествах. И из этого снега скромно выглядывали цветущие печёночницы.
— Я тут нашёл для тебя кое-что! — сказал Лёша, ушедший на пару метров вперёд, пока я корячилась на корточках, пытаясь сфокусировать камеру на крохотных цветках.
— Волчье лыко! — улыбаюсь я, когда вижу, что именно Лёша для меня нашёл. Первое в этом году волчье лыко. Ярко-розовые мелкие и ароматные цветки покрывают ещё голые стебли этого невысокого кустарника. Каждую весну, когда вижу цветущий волчеягодник, удивляюсь тому, что такая нежная розовая красота существует в нашем угрюмом северном лесу.
— А вот и саркосцифа, — продолжает перечислять свои открытия Лёша, указывая носком сапога на ярко-красные блюдечки первых весенних грибов. Саркосцифу этой весной мы уже видели — ещё в самом начале марта. Но сейчас её стало намного больше, и алые пятнышки на земле встречаются под ногами повсюду, где грунт достаточно влажный.
С пригорка снова спускаемся к запруде, обходя тот её дальний угол, где проживают лебеди. Проходим мимо старой стоянки — здесь порушившийся таганок над костром, пеньки-табуреты и целая россыпь огромных камней, покрытых зелёным мхом. Когда-то, видимо, их убрали с поля, чтобы не мешали посевам, и теперь они украшают эту тихую полянку.
За камнями узкая ложбинка, по которой течёт ручеёк. Вода в нём появляется прямо из-под земли — в этих местах оказалось много источников, и где-то почва прямо «кровоточит» живительной влагой. Из рассыпчатого грунта вырывается чистейшая прозрачная вода.
С берега я вдруг замечаю что-то яркое. Жёлтые цветки прямо на ручье. Неужели калужница? Откуда она здесь? Нет, в смысле, здесь, у воды, ей самое место, но почему она цветёт?! Все эти мысли проносятся в моей голове, пока я спускаюсь прямо в русло этого небольшого ручейка, взбаламучивая своей нетерпеливостью его илистое дно.
И правда, калужница болотная цветёт. На календаре только седьмой день апреля, и больше нигде не было замечено не то что цветков, а даже самого кустика калужницы — она обычно появляется гораздо позже и расцветает к началу мая. Только через несколько дней я увижу первые шарики бутонов и плотные кудри неразвёрнутых листьев этого растения у нашей реки.
А в тот день калужницы ещё не было абсолютно нигде — кроме этого загадочного ручейка. Может, земля здесь теплее из-за источников, а может, в этой ложбинке особый благоприятный микроклимат сложился. Не знаю точно, почему так, но эти две калужницы расцвели в самом начале апреля, и показались мне настоящим чудом!
Мы пошли дальше по лесу вдоль запруды, находясь от воды на расстоянии, чтобы одновременно видеть местных птиц, но при этом стараться их особо не тревожить. Мы перебирались через валежник, завалы деревьев, а сбоку мелькали белые пятна кормящихся лебедей, ввысь взмывали утки разных видов, определить которые в моменте не получалось.
Мы дошли до большого и шумного ручья, который впадает в запруду у другого её края, там перекусили, а выбравшись из леса, на краю поля заметили ещё один наш дикорастущий первоцвет — хохлатку. Но она едва выглядывала из плотного слоя соломы, сжавшись из-за непогоды.
Через пару дней, когда потеплело, я снова пришла на это место, чтобы сфотографировать хохлатки, уже гордо воспрявшие из-под травы и ощутимо размножившиеся под солнечными лучами.
В конце похода вдоль запруды мы вышли на её противоположный берег. Там леса уже нет, только открытые холмы, с которых открывается хороший вид на воду. Оттуда мы смогли лучше рассмотреть лебедей, и оказалось, что их не двое, а, как минимум, трое. Может, здесь решили остаться на гнездование не одна, а целых две пары?
Вот такой волшебный месяц апрель! После этого небольшого похода были и другие интересные прогулки, но о них расскажу позже. На этом пока всё. Спасибо, что дочитали до конца, и до новых встреч!