Предыдущий фрагмент здесь.
Часть 2. Глава 6 (окончание)
Прошло несколько недель в будничных заботах, а в понедельник, 12 апреля, Алексей пришел к Пушкиным в сильном возбуждении.
— Вы читали статью про суд над Дантесом? — спросил он чуть ли не с порога.
— Читали, — ответил Саша. — Маменька из-за нее очень расстроилась.
— Ну да, я тоже сначала подумал, что все наши рассуждения напрасны, но тут не все так просто.
Алексей достал из кармана сложенный номер «Северной пчелы» и, развернув его, прочел:
«Генерал-аудиториат*, по рассмотрении военно-судного дела, произведенного над поручиком Кавалергардского Его Величества полка, бароном Егором де Геккерном, нашел его виновным в противозаконном вызове камер-юнкера двора Его Императорского Величества Александра Пушкина на дуэль и в нанесении ему на оной смертельной раны, к чему было поводом то, что Пушкин, раздраженный поступками Геккерна, клонившимися к нарушению семейного его спокойствия, и дерзким обращением с женою его, написал к отцу его, Геккерна, министру Нидерландского двора, барону Геккерну, письмо с оскорбительными для чести их обоих выражениями. A потому генерал-аудиториат, соображаясь с воинским 139 артикулом** и Свода Законов, тома XV, статьей 352, полагал: его, Геккерна, за вызов на дуэль и убийство на оной камер-юнкера Пушкина, лишив чинов и приобретенного российского дворянского достоинства, записать в рядовые с определением на службу по назначению инспекторского департамента. С сим заключением поднесен был Государю Императору от генерал-аудиториата всеподданнейший доклад, на котором в 18-й день минувшего марта последовала собственноручная Его Величества высочайшая конфирмация: «Быть по сему; но рядового Геккерна как нерусского подданного выслать за границу, отобрав офицерские патенты».
*Генерал-аудиториат — высший судебно-уголовный орган военного ведомства Российской империи.
**Воинский артикул 1715 года — свод законов для организации и управления
регулярной армией, устанавливавший в том числе наказания за уголовные преступления. Состоял из 24 глав, разделенных на 209 статей (артикулов)
— Звучит все очень официально и выглядит правдоподобно, да? — спросил он.
— Это-то и плохо, — вздохнула Лидия.
— Но не надо забывать, — продолжал Алексей, — что именно в «Северной пчеле» был опубликован лживый некролог о Пушкине, а потому безоговорочно верить напечатанному там ни в коем случае нельзя. Я решил узнать, на каком основании осудили Дантеса, и пошел к нашим юристам, чтобы одолжить у них XV том Свода законов*. Они на меня странно так посмотрели, но книгу дали. И я теперь знаю, что по статье 352 участника поединка, убившего или ранившего своего оппонента, судят как за умышленное убийство или нанесение раны. А для виновных в таких преступлениях предусмотрены лишение всех прав состояния, наказание кнутом и каторжные работы. Правда, в том же «Своде законов» написано, что дворяне от телесных наказаний освобождаются, а каторга для них заменяется заключением в крепости, но это все равно намного
серьезнее, чем просто высылка за границу.
*Речь идет о книге «Свод законов Российской империи, повелением государя императора Николая Павловича составленный» (СПб.: Печатано в типографии II-го Отделения Собственной Его Императорского Величества канцелярии, 1833
— Логика здесь понятна, — размышлял Саша. — Наверное, все так предусмотрено, чтобы не было соблазна выдать бытовое убийство, например, с корыстным мотивом, за защиту чести и достоинства.
— Я правильно понял, что по статье 352 нельзя приговорить человека, убившего своего оппонента на дуэли, к разжалованию или высылке за границу, а раз оно так, то никакого суда над Дантесом не было, сообщение в газете ложное? — спросил Аркадий.
— Так я и пришел, чтобы об этом вам рассказать, — ответил Алексей.
— Но, постойте, быть может, в воинском артикуле предусмотрено разжалование в рядовые за участие в поединке? — предположила Лидия.
— Нет, это не так, — отозвался Аркадий. — У нас в госпитале некоторое время назад лечился один поручик, который недавно Михайловское училище* закончил. Так вот когда пошли слухи, что Пушкина убил на дуэли некий офицер, этот поручик стал говорить, что скоро будут показательные расправы, потому как в соответствии с принятым при Петре Первом воинским артикулом*, который до сих пор официально не объявлен утратившим силу, всех выживших участников поединка предписано вешать за шею, а мертвых — за ноги.
*Михайловское артиллерийское училище — военно-учебное заведение Российской империи, открытое по инициативе великого князя Михаила Павловича для подготовки офицеров артиллерии.
**Военный артикул Петра I — первый военно-уголовный и военно-процессуальный кодекс
— Так вот почему дела о дуэлях так редко доводятся до суда! — усмехнулся Алексей.
Лидия взяла газету и перечитала про себя статью.
— Я сначала не обратила внимания, но вообще-то это единственная заметка во всей газете, где есть грамматические ошибки, — сказала она. — Наверное, на ее месте должна была быть какая-то другая статья, которая прошла цензуру.
— Скорее всего, перед набором текст подменили, а подкупленный цензор сделал вид, что в газете напечатано ровно то, что было дозволено ранее, — предположил Алексей.
— Так в этом сообщении, помимо грамматических ошибок, странностей хватает, — добавил Саша. — Непонятно, зачем отбирать офицерский патент у рядового. И если вердикт императора «быть по сему», то Дантес должен был принудительным образом отправиться куда-то служить нижним чином, а если «выслать за границу», то это отменяет приговор генерал-аудиториата, то есть все совсем не «по сему».
Алексей на некоторое время задумался.
— Скорее всего, убийцы Пушкина с помощью угроз вынудили Дантеса уехать из России, и им нужно было каким-то образом представить дело так, что этот отъезд случился по приговору суда за нанесение Пушкину на дуэли смертельной раны. Задача весьма непростая, и сделать это удалось не иначе как выставив нашего императора, мягко говоря, не дружащим с нормальной логикой и противоречащим самому себе, — сказал он.
Саша кивнул.
— Понятно. Но вот только люди все равно беспрекословно поверят этому сообщению, потому что оно напечатано в газете…
— Все меньше и меньше надежды, что убийцы Пушкина будут когда-нибудь разоблачены… — с грустью произнесла Лидия.
Повисла пауза. Каждый из присутствовавших искал нужные слова, но они не находились. Наконец Саша вздохнул и сказал:
— Даже если они останутся безнаказанными, нам следует продолжать искать правду и разоблачать ложь, чтобы остаться честными перед самими собой.
— Да, Саша, ты прав. Но не только перед самими собой, — сказала Лидия.
Все удивленно посмотрели на нее.
— Не надо забывать о самом Пушкине. Быть может, мы его единственная надежда быть понятым и оцененным. Только не говорите, что я сошла с ума. И пойдемте, пожалуйста, ужинать.
* * *
Прошло еще два дня.
— Маменька, а что случилось? Вы тут это… сами с собой разговариваете, — сказал Саша, заглядывая в библиотеку.
— Сама с собой, да? Не замечаю, увлеклась… Вот, посмотри, что я сегодня купила.
Лидия протянула Саше небольшой том, который читала. На обложке значилось:
Современник, литературный журнал А. С. Пушкина, изданный по смерти его кн. П. А. Вяземским, В. А. Жуковским, А. А. Краевским*, кн. В. Ф. Одоевским и П. А. Плетневым**
* Краевский Андрей Александрович (1810–1889) — русский издатель, редактор, журналист, делец от литературы.
** Плетнев Петр Александрович (1791–1866) — литературный критик, поэт,
профессор и ректор Императорского Санкт-Петербургского университета.
— Я не знаю, кто такие Краевский и Плетнев, но очень неожиданно видеть здесь фамилию князя Одоевского. Неужели он заодно с Жуковским?
— Да, это странно, но его имя могли сюда вписать помимо его воли. В журнале, который он якобы издает, напечатана только его повесть «Сильфида» без всяких комментариев, но рукопись могли взять где угодно или поставить имя Одоевского под чужим произведением. Давай считать, что рассказ тети Лизы правдив и не будем пока подозревать Одоевского в двоедушии. В журнале есть вещи более неприятные: здесь опубликовано, правда, с некоторыми сокращениями, письмо Жуковского к отцу Пушкина.
Саша прочел несколько первых страниц и с отвращением отложил журнал.
— Раз эта история появилась в печати, то теперь даже те, кто раньше сомневался, поверят, что Пушкин был убит на дуэли.
— Про дуэль там ничего не написано, причина смерти в этой версии письма не названа.
— Но она, полагаю, читается между строк. Да и в недавней газете была заметка про дуэль. Надо будет сравнить эту публикацию с нашей копией письма. Интересно, что именно они исключили и исправили ли явные огрехи.
— Да, это хорошая идея.
— Тогда я займусь этим и расскажу вам, что получилось. Честно говоря, когда я переписывал это письмо, то даже представить себе не мог, что увижу его когда-нибудь напечатанным в журнале. Теперь вообще невозможно заподозрить, что Жуковский и Вяземский замешаны в убийстве, и надо ждать лавины публикаций фальшивых произведений Пушкина, найденных, как они здесь пишут, в бумагах, после него оставшихся.
— Так можно уже не ждать. Здесь тексты, якобы принадлежащие Пушкину, занимают почти половину журнала. И ладно бы, если бы они были просто плохи. Они лукавы…
Лидия вздохнула взяла журнал и стала в нем что-то искать.
— Вот, смотри: стихотворение под названием «Герой» сопровождается таким текстом:
Редакция получила это стихотворение от М. П. Погодина* при следующем письме: «Посылаю вам стихотворение Пушкина “Герой”. Кажется, никто не знает, что оно принадлежит ему. Пушкин прислал мне оное во время холеры в 1830 году из нижегородской своей деревни и вот что писал о нем: “…Посылаю вам из моего Патмоса* апокалипсическую песнь. Напечатайте, где хотите, но прошу вас и требую именем нашей дружбы не объявлять никому моего имени. Если московская цензура не пропустит ее, то перешлите Дельвигу** , но также без моего имени и не моей рукою переписанную…” Я напечатал стихи тогда в “Телескопе”*** и свято хранил до сих пор тайну. Кажется, до´лжно перепечатать их теперь. Разумеется, никому не следует припоминать, что число, выставленное Пушкиным под стихотворением, 29 сентября 1830 г., есть день прибытия государя императора в Москву во время холеры».
* Погодин Михаил Петрович (1800–1875) — русский историк, писатель, издатель, журналист и публицист.
** На греческий остров Патмос, по преданию, был сослан апостол Иоанн Богослов, и там он написал Апокалипсис — последнюю книгу Нового завета в Библии.
*** Дельвиг Антон Антонович (1798–1831) — русский поэт, журналист, издатель.
Само стихотворение полностью читать тебе не буду; если интересно, можешь потом сам посмотреть. Смысл в нем такой: не надо верить мифу, что Наполеон, посещая чумной госпиталь, прикоснулся к некоторым больным для их поддержки и ободрения, так как есть некто, кто в своих мемуарах утверждает, что этого не видел.
— Зачем такое писать? Непонятно… Да не мог Пушкин, который считал Наполеона великим человеком, выставить его лицемером, — возмутился Саша.
— Конечно, не мог! Помнишь, что Пушкин писал про Наполеона?
Хвала!.. Он русскому народу
Высокий жребий указал
И миру вечную свободу
Из мрака ссылки завещал*, — процитировала Лидия.
*Отрывок из стихотворения А. С. Пушкина «Наполеон», написанного в 1821 году по случаю смерти низложенного императора Франции.
— Какая у вас, маменька, хорошая память на стихи, — сказал Саша.
— Не на всякие, — ответила Лидия. — Например, стихотворение «Герой» запоминать совсем не хочется. В нем устами Пушкина насаждается мысль, что все позитивное в нашей жизни является поэтическими домыслами, а настоящая правда состоит в том, что люди лживы, гнусны и отвратительны. Вот, послушай!
Лидия раскрыла журнал на нужной странице и начала читать:
Да будет проклят правды свет,
Когда посредственности хладной,
Завистливой, к соблазну жадной,
Он угождает праздно! — Нет!
Тьмы низких истин мне дороже
Нас возвышающий обман…
Оставь герою сердце… что же
Он будет без него? Тиран…
— Н-да, ловко у этого Погодина получилось выставить себя другом Пушкина и при этом явить того язвительным циником и врагом истины. Одновременно с этим Погодин бросил тень не только на Наполеона, но и на нашего государя императора. Только зачем это ему нужно? — недоумевал Саша.
Лидия вздохнула.
— Не знаю. Могу предположить, что Погодин это сам написал, и слова «да будет проклят правды свет» его собственные, что называется, от сердца. Возможно, он знает, как на самом деле погиб Пушкин, а значит, есть такая правда, которой он боится пуще смерти. Но что он за человек вообще и что его побуждает к подобным творениям, я сказать не могу.
— Маменька, а кто такой Дельвиг? Он тоже заодно с Жуковским?
— Нет, Саша. Антон Дельвиг, я думаю, был настоящим другом Пушкина, потому что как мог защищал его в своей «Литературной газете»*, когда Пушкина жестко травили во многих печатных изданиях. Дельвиг скоропостижно умер несколько лет назад в достаточно молодом возрасте, и Погодин без опаски использует его имя, чтобы придать правдоподобие подложному письму.
— Понятно.
Саша взял у Лидии журнал, пробежал глазами стихотворение и примечания к нему, а потом сказал:
— Вот что я никак не могу взять в толк. Этот стишок, несмотря на его неприятное содержание, вполне мог быть напечатан в журнале, потому что, прочитав его, никто не подумает, что наш ведущий поэт пытался протащить что-то недозволенное через цензуру. И разглядеть скрытый смысл в указанной под стихотворением дате 29 сентября 1830 года тоже нереально. Но как же цензор пропустил это в печать с пояснениями, наводящими на соответствующие мысли?
— А действительно, как?
Саша раскрыл журнал на второй странице, где обычно печатаются цензурные грифы. Там значилось:
«Печатать позволяется с тем, чтобы по отпечатании представлены были в Цензурный Комитет три экземпляра. С. Петербург, 11 ноября 1836. Цензор А. Крылов*. Цензор Куторга**».
* Крылов Александр Лукич (1798–1858) — профессор истории, географии и статистики Петербургского университета, цензор Петербургского цензурного комитета.
** Куторга Степан Семенович (1805–1861) — русский зоолог и минералог, профессор Петербургского университета, цензор Петербургского цензурного комитета в 1835–1848 годах
— Вот это да! Журнал с описанием кончины Пушкина получил цензурное разрешение несколько месяцев назад, еще при его жизни. Маменька, а предыдущий номер «Современника» у нас есть?
— Сейчас найду.
Цензурное разрешение в четвертом номере журнала было точно такое же, как и в пятом, отсутствовала только фамилия второго цензора Куторги.
— Здесь определенно что-то нечисто, — озадаченно сказала Лидия и покачала головой.
— Быть может, Алеша поможет нам понять механизм этого мошенничества: он же некоторое время работал в цензурном комитете и, наверное, знает, как там все организовано. Сейчас пойду и отнесу ему домой записку, чтобы он к нам зашел вечером после службы, — предложил Саша.
— Посмотри, какой на улице дождь…
— Ничего, маменька, я плащ надену. Мне кажется, Алеша нас просто не поймет, если мы ему ничего не расскажем.
— Хорошо, сынок, иди.
Здесь можно прочесть ознакомительный фрагмент и купить электронную версию.
Если вам понравился этот материал, подписывайтесь на канал Смотри в Корень. Здесь публикуются материалы из первоисточников о Пушкине и других значительных личностях и событиях.