"Так исчезают заблужденья..." | Глава 7

Предыдущий фрагмент здесь.

Часть 2 ДЕТЕКТИВ ПРОДОЛЖАЕТСЯ

Глава 7

ВОЗРОЖДЕНИЕ

Как труп в пустыне я лежал,
И бога глас ко мне воззвал…
А. С. Пушкин. «Пророк». 1826 год

Вечером после ужина все трое Пушкиных и вызванный запиской Алексей сидели в гостиной. Последний листал новый «Современник» и недовольно морщился.
— Знатная афера. В цензурном уставе прописаны специальные меры, принимаемые, чтобы никто не мог присвоить себе чужое печатное издание, а Жуковскому и компании, похоже, удалось это все обойти.
— Полагаю, тут есть ради чего идти на риск. Если журнал стоит 6 рублей и у него тираж, допустим, 1000 экземпляров, то за один выпуск можно выручить сумму, превышающую годовой доход крупного чиновника, — ​отметил Аркадий.
— Я думаю, что тираж у «Современника» намного больше, а сейчас он должен еще возрасти благодаря статье о последних минутах жизни Пушкина. Любителей скандальных подробностей, к сожалению, намного больше, чем почитателей истинного таланта, — вздохнул Саша.
— Вот-вот! — ​возмущенно произнесла Лидия. — ​Убийцы Пушкина торжествуют: они печатают в его журнале подложные произведения и на этом наживаются. Они даже открыли подписку на собрание сочинений Пушкина, которое будет издано в следующем году. Посмотрите, там в конце написано…
Алексей открыл объявление и пробежал его глазами.
— Н-да, ловко придумано: внеси денежки до 1 октября, и в начале следующего года получишь шесть томов сочинений Пушкина за 25 рублей, а дальше будет дороже… Но что-то не верится, что средства пойдут, как здесь сказано, в пользу семейства Пушкина, раз надзор за изданием осуществляет Жуковский — ​сказал он.

— Однако те, кто подпишется на это собрание сочинений, будут искренне верить, что помогают несчастной вдове и сиротам, — с досадой проговорила Лидия.

— Но подождите, мы же здесь не для того, чтобы сокрушаться, как все плохо, — ​сказал Аркадий. — ​Вспомните, что говорил Владимир Евграфович: нельзя сдаваться, даже если дело кажется безнадежным. Как врач я с ним абсолютно солидарен: если человека и нельзя вылечить, то ему все равно можно помочь.

Лидия удивленно посмотрела на мужа. Он встретился с ней взглядом и улыбнулся.

— Алеша, так ты расскажешь нам, как цензурный комитет взаимодействует с издателями журналов? Даром что ли я сегодня под дождем бегал… Или вы хотите сначала послушать, чем статья в журнале отличается от распространяемого в списках письма Жуковского к отцу Пушкина? — ​спросил Саша.

— Расскажи сначала ты, — ​предложил Алексей.

Саша взял у него журнал и раскрыл его где-то ближе к началу.

— Здесь говорится, что 27 января Данзас привез Пушкина домой в плохом состоянии, причина которого не названа. Во всей статье нет ни одного упоминания о дуэли, но о ней написано в газете, которая вышла недавно, так что сопоставить несложно. Также удалено практически все, что связано с общением и перепиской с государем императором, — ​продолжал Саша. — ​Остались только сцены, где умирающий Пушкин через врача Арендта просит у государя за что-то прощения, а потом через Жуковского передает пожелания всех благ и долгого царствования.

— На описание подробностей, связанных с частной жизнью царской семьи и других высочайших особ, требуется особый статус, которого у литературных журналов не бывает. Возможно, сцены с участием царя и подробности, связанные с дуэлью, убрали для видимости прохождения этой статьи через цензуру, — ​пояснил Алексей.

— Занятно, что после удаления подцензурных моментов письмо Жуковского, и без того полное всяких несоответствий, стало еще более нелогичным.

Например, там написано, что вечером 27 января Пушкину предложили исповедаться и причаститься, и он согласился сделать это утром. А из дальнейшего текста следует, что священник к нему приходил где-то между полуночью и пятью часами утра.

— Хотел бы я посмотреть на этого священника, а также на того, кто в такое время дерзнул за ним сходить, — ​сказал Аркадий.

— Да там на протяжении всего письма описывается исключительно ночная жизнь. Две ночи подряд в доме Пушкина околачивались так называемые друзья, которые то приезжали, то уезжали, и непонятно, где и когда спали и что ели. После смерти гроб с телом доставили в церковь ближе к ночи. Панихиду перед отправкой тела к месту последнего упокоения служили 3 февраля в 10 часов вечера, а сани отправились в полночь. Наверное, у них кучер был совсем несуеверный и покойников по темноте возить не боялся, — ​продолжал Саша.

— В письме Жуковского к Бенкендорфу есть рассуждения, что полиция чрезмерно опасалась провокаций, связанных с похоронами Пушкина, — ​вспомнила Лидия.

— Слабое объяснение, — ​заметил Саша. — ​Однако то, что написано здесь дальше в дополнение к письму Жуковского, нормальному пониманию не поддается вообще. В Псков гроб якобы привезли в девятом часу вечера 4 февраля, и в ту же ночь, причем не просто так, а по распоряжению губернского начальства, отправили через Остров в Святогорский монастырь*.

*Остров — ​город в Псковской области. Святогорский Свято-Успенский монастырь — православный мужской монастырь в Псковской области

— Так до Пскова от Петербурга почти триста верст, на третий день в лучшем случае доедешь, — ​сказал Алексей.

— Неважно у них там с географией, — ​с иронией заметил Аркадий.

— И губернское начальство в Пскове по ночам не спит, только и ждет, как бы гроб куда отправить, — ​добавила Лидия.

— А вы думаете, что они в Святогорье засветло приехали? Ничуть не бывало, они ехали примерно столько же, сколько от Петербурга до Пскова, и оказались там в 7 вечера. И сразу же отслужили панихиду, а потом всю ночь рыли могилу. Я ничего не придумал, это в журнале написано, можете посмотреть.

— Это кем же надо быть, чтобы ночью в мороз выгнать людей из домов и отправить по темноте на кладбище? — ​возмутилась Лидия.

— Нет таких сумасбродов, выдумка это все, — ​ответил Алексей.

— Хорошо хоть написали, что похоронили Пушкина не в темноте, а на рассвете, — ​продолжил Саша. — ​Правда, тут указано, что при этом присутствовали крестьяне из села Михайловское. Видимо, их ночью оповестили, и они сразу собрались и пришли.

Лидия вдруг на несколько секунд задумалась, а потом порывисто произнесла:

— Послушайте! Ведь здесь нелепы не только похороны, но и сам факт, что тело зачем-то повезли за несколько сотен верст. Ой, и как я сразу не догадалась… Но сейчас я почти уверена, что Пушкина родные похоронили где-то здесь, на одном из городских кладбищ, а рассказ о могиле в Святогорском монастыре нужен чтобы никто на настоящую могилу не ходил. Ну, кроме членов семьи…

— Так это мы все не догадались сразу, — ​сказал со вздохом Саша. — ​Получается, что если хоть в чем-то поверишь Жуковскому, останешься в дураках… Хорошо, что маменька все же заметила в его рассказе это очередное противоречие здравому смыслу. Неумно и странно хоронить близкого человека за тридевять земель. Могила в Святогорском монастыре, скорее всего, фальшивая или ее там вообще нет.

— Думаю, что она там есть или вскоре появится, — ​предположил Аркадий. — ​Надо же где-то будет написать ложную дату смерти, чтобы не было лишнего повода для сомнений.

— Да, папенька, вы, наверное, правы, — ​согласился Саша. — А самое печальное, что его изощренная ложь сейчас распространяется с огромной скоростью посредством журнала, который создал сам Пушкин.

— И при этом у пяти перечисленных на обложке журнала издателей на Современник» нет никаких прав, — ​вставил Алексей.

— Ты уверен в этом? — ​спросила Лидия.

— Абсолютно. Если бы хоть кто-то из них каким-то чудесным образом оказался реальным правообладателем, то непременно заявил бы о себе как о преемнике Пушкина, и цензурное разрешение было бы тогда нормальное, а не от прошлогоднего номера.

— А я подумал, что гриф поставили старый из-за подцензурных текстов, — ​сказал Саша.

— Этот номер «Современника» не мог попасть в цензуру легальным образом. По закону каждый, кто хочет выпускать журнал или газету, должен подать прошение в цензурный комитет. Если комитет прошение удовлетворяет, выдается специальное разрешение. Рукописи, поступающие на проверку, регистрируются секретарем, при этом проверяют подпись издателя. Таким образом исключили возможность распространения газет и журналов под чужим именем. До того как такое правило ввели, случилось так, что после смерти одного издателя его газета еще полгода выходила, пока не спохватились. Видимо, это был неплохой доход, и редприимчивые люди успели нажиться. Но сейчас легально принести в цензурный комитет рукопись пятого тома «Современника» мог только сам Пушкин, а он, как известно, мертв.

— Послушай, Алеша, а нет ли каких-либо исключений из этого правила на случай скоропостижной смерти издателя или других чрезвычайных обстоятельств? — ​спросил Аркадий.

Алексей задумался.

— Во время моей службы в цензурном комитете была ситуация, когда один человек с помощью подложных документов пытался получить права на журнал, издатель которого внезапно умер. Ему отказали. После этого случая предусмотрели возможность при регистрации издания назначать человека, который будет продолжать журнал или газету, если издатель умрет. Эх, если бы я сейчас работал в комитете, то смог бы найти в архиве дело о разрешении «Современника» и посмотреть, кого Пушкин определил себе в качестве преемника, если, конечно, определил… Хотя я, если бы там до сих пор оставался, позеленел бы от тоски. Да, есть еще один вариант, когда цензурный комитет снимает с себя ответственность за что бы то ни было при наличии письменного разрешения от вышестоящего руководства.

— Это те случаи, когда произведения Пушкина выходили под грифом «с дозволения правительства»? — ​спросила Лидия.

— Да, и это тоже. Обычно так поступают, когда власти понимают, что человек заведомо благонадежен и публикует только качественные и полезные произведения, и потому вся эта канитель с проверкой рукописей и сличением их с отпечатанным вариантом не нужна. Тогда присылается соответствующая бумага, и цензоры отдыхают.

— Но если бы Жуковский получил от какого-то начальства добро на выпуск этого номера «Современника», то дата цензурного разрешения не была бы прошлогодней, — ​заметила Лидия.

— Значит, речь идет о мошенничестве с привлечением людей из цензурного комитета и, возможно, из типографии, — ​предположил Аркадий.

— В типографии напечатали новый журнал по старому цензурному разрешению, а подкупленный цензор выдал подложный билет на выпуск, — ​объяснил Алексей. — ​Понимаете, повторное издание книг и журналов, если в них нет существенных изменений, делается по разрешению, выданному для предыдущего тиража. Второй раз проверять одну и ту же рукопись нет никакого смысла: достаточно сличить то, что напечатано, с тем, что было дозволено. А билет на выпуск должен выдаваться только в случае, если новые гранки соответствуют разрешенной ранее рукописи. Таким образом, по бумагам два последних тома «Современника» проходят как абсолютно одинаковые, хотя в действительности это совсем не так.

— Ловко провернули! — ​возмутился Аркадий.

— Возможно, работников типографии использовали вслепую, они не знали, что печатают подцензурную вещь, — ​предположила Лидия.

— Может быть, — ​согласился Алексей. — ​А вот в цензурном комитете у Жуковского точно есть свой человек.

— А я фамилию Куторга где-то раньше встречал, только не могу вспомнить, где именно. Хотя, подождите…

Саша взял со стола подсвечник и вышел из комнаты. Через некоторое время он вернулся с подшивкой газет.

— Цензор Куторга проверяет «Северную пчелу». Номера, в которых были публикованы некролог о Пушкине и статья о суде над Дантесом, разрешил именно он.

— Похоже, он заслан в цензурный комитет для выполнения чужой воли, — ​догадался Алексей.

— А ты его знаешь? — ​спросил Аркадий.

— Нет, он пришел, когда я уже служил в другом месте.

— Грустно это, — ​сказал Лидия. — ​Если цензор на самом деле не цензор, то на страницы газет и журналов будет выливаться всякое непотребство вроде стихотворения «Герой», приписываемого здесь Пушкину. Однако поэма «Медный всадник» едва ли не превосходит его по лукавству. Здесь к прекрасным стихам Пушкина, уже опубликованным в одном журнале, дописали продолжение, которое претендует на то, чтобы их полностью обессмыслить и превратно истолковать.

— «Художник-варвар кистью сонной картину гения чернит», — процитировал Алексей.

— Это что? — ​спросил Саша.

— Стихи Пушкина. Мои любимые. Вот послушайте:

Художник-варвар кистью сонной
Картину Гения чернит
И свой рисунок беззаконной
Над ней бессмысленно чертит.

Но краски чуждые, с летами,
Спадают ветхой чешуей:
Созданье Гения пред нами
Выходит с прежней красотой.

Так исчезают заблужденья
С измученной души моей,
И возникают в ней виденья
Первоначальных, чистых дней.

— Алеша, извини, но я почему-то не думала, что ты можешь читать стихи наизусть, — ​с виноватой улыбкой сказала Лидия.

— Так это то немногое, что я помню. С этим стихотворением у меня связана одна почти мистическая история.

— Расскажешь? — ​спросил Саша.

— Если вам интересно, расскажу.

Все молча согласились.

— Было это прошлой осенью, — ​начал Алексей. — ​Я тогда испросил на службе короткий отпуск, чтобы навестить маменьку, но уехал не сразу, оставил себе один свободный день. Решил пойти в Эрмитаж* и посмотреть галерею портретов героев войны 1812 года. Накануне я был у вас, мы обсуждали стихотворение «Полководец», и мне хотелось своими глазами увидеть ту самую палату в чертогах русского царя.

* Государственный Эрмитаж (до 1917 года Императорский Эрмитаж) — ​музей
изобразительного и декоративно-прикладного искусства в г. Санкт-Петербурге.
В настоящее время является вторым по величине художественным музеем в мире.

Беггров К. П. (1799–1875). «Вид набережной Невы у здания Старого Эрмитажа». 1824 год

— Я помню этот разговор, — ​подхватила Лидия. — ​Саша тогда еще сокрушался, что мужество и слава, как оказывается, не всегда синонимы.

— Маменька, я не сокрушался, а просто утверждал, что Пушкин был первым, кто об этом заговорил. А сейчас я думаю, что Пушкин не просто рассказал о подвиге Барклая-де-Толли*, а сам повторил его. Им обоим досталось сверх всякой меры несправедливой критики, но надо было все равно жить и делать свое дело, не отступать и не сдаваться, — ​пояснил Саша.

* Барклай-де-Толли Михаил Богданович (1761–1818) — ​российский полководец шотландско-немецкого происхождения, генерал-фельдмаршал. В начале
Отечественной войны 1812 года исполнял обязанности главнокомандующего русской армии.

— Конечно, не просто же так Пушкин выбрал этот образ для своего стихотворения, — ​сказал Алексей. — ​Так я продолжу. Я прогулялся по галерее, постоял перед портретом Барклая, вгляделся в лица других военачальников. Потом пошел бродить по Эрмитажу. В тот день в музее было мало посетителей, можно было спокойно рассмотреть любую понравившуюся картину, но почему-то я шел и шел мимо многократно воспроизведенных сцен из Библии и мифологических сюжетов, пасторальных пейзажей, натюрмортов с изобилием всего, что только можно представить…

И вдруг одна картина заставила меня остановиться и замереть. На ней было изображено святое семейство. Я много раз встречал такой сюжет в различных исполнениях, но эта картина не по форме, а по сути разительно отличалась от прочих. Она не была простой иллюстрацией к Евангелию. В ней угадывался какой-то очень глубокий смысл, превосходивший мое тогдашнее понимание. Я вглядывался в лица на картине, пытаясь разгадать ее тайну.

Рафаэль Санти (1483–1520). «Святое семейство». 1506 год

Вдруг я заметил, что рядом со мной стоит невысокий сухонький старичок с доброй улыбкой и внимательными умными глазами. Неожиданно он обратился ко мне, указывая на картину:

— Что вы здесь видите, молодой человек?

Я ответил, что здесь изображены святая Мария, святой Иосиф и младенец Иисус.

— А вас не смущает, что названные вами евангельские персонажи были иудеями, а у людей на картине нет никаких внешних признаков принадлежности к этой нации? — ​спросил мой собеседник.

Я пожал плечами.

— Ой, прошу меня извинить, я не представился, — ​сказал старик. — ​Меня зовут Борис Олегович, фамилия моя Голубев. Я смотритель этих залов и иногда завожу беседы с посетителями, которые проявляют живой интерес. Скажите, ведь вас как-то по-особенному привлекает эта картина?

— Да, это так, — ​согласился я.

— Тогда смотрите внимательно. Эта картина Рафаэля* называется «Святое семейство», и здесь действительно изображены святые, но это не Мария, Иосиф и Иисус. Даже если предположить, что иудеи могут выглядеть так, как здесь изображено, заметное внешнее сходство между мужчиной и мальчиком указывает на то, что это отец и сын. А Иисус, как мы знаем из Библии, был рожден особым образом и со своим приемным отцом Иосифом в кровном родстве не состоял.

*Рафаэль Санти (1483–1520) — ​итальянский живописец, график и архитектор

— Да, действительно, здесь изображены не иудеи, ребенок больше похож на отца, чем на мать, но разве можно из-за таких мелочей отрицать евангельское происхождение сюжета этой картины? — ​спросил я.

Борис Олегович грустно улыбнулся.

— Как вам будет угодно. Я вижу, ваше желание знать правду борется с опасением, что она окажется хуже имеющихся у вас представлений о жизни. Не бойтесь. Правда — ​это лучшее, чем может обладать человек.

Он помолчал немного, наблюдая, как на моем лице отражаются
противоречивые чувства, а потом продолжил говорить.

— Рафаэль изобразил святую семью, где мать так чиста и прекрасна, что кажется, как будто она не от мира сего, а отец вполне земной, но не приземленный, и потому мудрый и надежный. Обратите внимание, что ребенок держится за мать, но смотрит при этом на отца. У матери он ищет опору, основу для уверенности в себе, а у отца — ​ответы на вопросы и жизненные ориентиры.

— А мой отец погиб на войне, когда мне был всего год от роду. Как он может мне помочь в жизненных вопросах? — ​возразил я с недоумением.

— Вдохните поглубже, — ​сказал мой собеседник.

Несмотря на странность просьбы, я подчинился. Борис Олегович Голубев удовлетворенно кивнул.

— Вы сейчас чувствуете, как воздух, необходимый для различных процессов в вашем теле, проникает вам внутрь. Этот воздух вы не видите, но ощущаете, что он реален. Таким образом нам дано понять, что реально не только зримое. А теперь оглянитесь в прошлое и вспомните, как правильные решения в критический момент, предупреждения об опасностях или ответы на сложные вопросы приходили к вам в голову как будто бы из ниоткуда. У ушедших в мир иной нет рук, чтобы что-то сделать для нас, или уст, чтобы что-то сказать, но это не значит, что они перестали заботиться о тех, кого любили, будучи живы. Вы меня понимаете? Возможно, именно благодаря вашему отцу вы сейчас смотрите на эту картину.

Я озадаченно молчал: у меня было стойкое ощущение, что в тот день в зал Эрмитажа я пришел не сам, а кто-то меня привел.

— Рафаэль велик не потому, что известен многим, и не потому, что его картины очень дорого стоят, — ​продолжал Борис Олегович. — ​Он сумел показать не ирреальную мифическую святость, а вполне настоящую и, главное, достижимую. Достаточно возыметь намерение и приложить волю, чтобы уподобиться этому мужу или этой жене, и тогда жизнь предстанет во всей полноте, а дети будут Божьими детьми. Ведь настоящая семья, где есть любовь и верность, — ​это средоточие смысла бытия, пренебрежение которым приводит человека к жизненному краху. Рафаэль отобразил здесь замысел Творца. Вот он, перед вами. Но каждый из нас абсолютно свободен и может выбрать, следовать за этим замыслом или нет.

— Семья ради детей? — ​скептически сказал я. — ​А как же романтические ухаживания, чувственная любовь? К чему такие смыслы и такая святость, если от всего от этого придется отказаться?

— А почему вы решили, что надо отказываться от чувственности и романтики? — ​спросил мой собеседник.

— Потому, что на картине нет ничего, указывающего на это, — ответил я.

— А сам ребенок? — ​засмеялся Борис Олегович. — ​Дети же не берутся ниоткуда.

— Так муж старый, жена молодая, какая у них может быть романтика? — ​рассуждал я.

— Муж вовсе не старый: морщинки у него только в уголках глаз, а руки совсем как у молодого человека, посмотрите внимательно, — ​сказал Борис Олегович. — ​Но я понимаю, что вас смущает. В Эрмитаже множество полотен, где чувственность показана достаточно откровенно, а у Рафаэля она заключена в сакральное пространство, где ей и подобает быть, и на контрасте вам кажется, что на его картине ее просто нет. Но ответьте, разве эти люди могут не быть влюбленными друг в друга, если у них такое прекрасное дитя?

Я спросил:

— Скажите, пожалуйста, как вам удается подмечать все эти мелочи и делать благодаря им такие выводы? Быть может, Рафаэль хотел сказать своей картиной что-то совсем другое?

Борис Олегович покачал головой.

— Все дело в намерении, — ​отметил он. — ​Каждый, кто действительно хочет понять Рафаэля, поймет его.

— Согласен, — ​сказал я.

— А вы знаете, что эта картина была записана как будто бы в целях реставрации, и только недавно нашим мастерам удалось вернуть ей вид, близкий к первоначальному? — ​спросил Борис Олегович.

Я сказал, что ничего об этом не слышал.

— Экскурсоводы об этом часто рассказывают, когда водят по этому залу группы посетителей, — ​продолжал мой собеседник. — Однако вас, похоже, все же больше интересуют смыслы, чем формы, и потому у нас получился весьма содержательный разговор. Скажите, а вы любите поэзию?

Я ответил, что люблю, но не поэзию вообще, а хорошие стихи.

Борис Олегович улыбнулся и прочел вот это самое стихотворение.

Мне оно очень понравилось, я спросил, кто автор. Смотритель рассказал, что несколько лет назад возле этой картины Рафаэля точно так же, как я в тот день, надолго остановился один молодой человек примерно моего возраста. Он был темноволосый, во внешности его проглядывало что-то необычное, африканское. Группы и отдельные посетители подходили, отходили, а он все стоял и стоял, погруженный в свои мысли. Через несколько дней молодой человек появился вновь и вручил смотрителю зала лист с автографом стихотворения под названием «Возрождение». Внизу стояла подпись: Александр Пушкин. Борис Олегович хотел спросить о цели такого подарка, но Пушкин быстро откланялся и ушел.

Я поинтересовался, можно ли мне как-то получить этот текст. Борис Олегович ненадолго меня оставил и вернулся, неся лист с переписанным стихотворением Пушкина и своей дарственной надписью.

Я поблагодарил старого смотрителя и тепло простился с ним.

На следующий день я приехал к маменьке и рассказал ей эту историю. А она почему-то заплакала и стала гладить меня по голове, как маленького. Наверное, папеньку вспомнила, как он любил ее…

Алексей замолчал и глубоко вздохнул. Казалось, ему тоже хочется заплакать. Лидия это заметила и пришла на помощь:

— Алеша, спасибо за рассказ. У нас теперь есть веская причина верить, что гениальные пушкинские произведения никто не сможет очернить, а то, что сейчас происходит, — ​это временно, это не навсегда.

— Причина-то есть, но верить все равно очень непросто, — ​ответил Алексей.

— Но если мы перестанем верить, то все, что мы уже сделали, потеряет смысл, — ​сказал Саша.

Читайте продолжение

Здесь можно прочесть ознакомительный фрагмент и купить электронную версию.

Если вам понравился этот материал, подписывайтесь на канал Смотри в Корень. Здесь публикуются материалы из первоисточников о Пушкине и других значительных личностях и событиях.