Вторые сутки Ганка не приходила в себя. Она лежала в больнице города Яворова под наблюдением польских и русских врачей. Для молоденькой девчушки, только начавшей свой жизненный путь, потеря родных людей - матери, отца, маленького братишки и десятилетней сестры, стала настоящей трагедией, тяжёлым ударом, после которого она не смогла быть уже прежней Ганкой. Сашка Глушков сидел у палаты. Как только ему было разрешено покинуть заставу и навестить девушку, он готов был проводить рядом с ней сутки подряд, лишь бы она просто была жива и не умерла от страшного горя. В это же время на вторые сутки пришла в себя Лена Григорьева, найденная ночью возле горного хутора рядом с дорогой на Введенский местными жителями и срочно доставленная в больницу города Самбор. Лабутаны были ближе, но женщина истекала кровью, а там нужных врачей не имелось, и Елену успели довезти живую туда, где есть местная городская больница и опытные врачи. Во внутреннем кармане её сильно пострадавшего пальто во время осмотра, дежурный врач нашла пропуск в особую погранзону седьмой заставы посёлка Бурташ на имя Елены Григорьевой. Тут же срочно было сообщено в комендатуру погранотряда об этой женщине и её местонахождении. К моменту прихода её в память, у кровати дежурил майор Лунин. Он не отходил от больной и пострадавшей Елены ни на минуту, как только приехал в Самбор. Ему крайне важно было узнать все моменты её похищения и расспросить сразу, как только женщина придёт в себя, о подробностях.
Она пришла в себя в восьмом часу утра, открыла глаза, оглядела палату в которой лежала одна и увидела сидевшего рядом с ней Славу Лунина. Елена тяжело задышала и подняла голову:
- Слава, ты здесь, или мне кажется, что это ты? - сквозь ком, вставший в горле, проговорила она.
- Я это, Лена, я самый... Врача! - позвал он, потому что они договорились, что он сразу сообщит, если Григорьева придёт в себя, лечащему врачу.
В палату быстрыми шагами вошли двое - хирург, мужчина невысокого роста с пышными чёрными усами, лет тридцати и женщина-гинеколог, строгая и прямая лет сорока, темноволосая в высоком белом чепце. Они встали у кровати и наклонились к больной.
- Как вы себя чувствуете? - был первый вопрос мужчины врача.
Григорьева со слезами на глазах стала корчиться от боли. Она приподнялась на локтях и посмотрела на свой опустевший живот.
- Всё внутри болит, будто ножами режут, - произнесла она, а потом спохватилась и вопросительно взглянула на врачей: - Где ребёнок? Где мой ребёнок? У меня всё болит и нет живота, что со мной? Я родила?!
- Я очень сожалею, - тихим голосом начала женщина-врач, - вы сильно пострадали и ребёнка нам не удалось спасти... Вас доставили в жутком состоянии и мы должны были в первую очередь спасать вас, к тому же... ребёнок был уже к тому моменту мёртв.
- Нет, не может быть!.. Нет! - Елена залилась слезами и её крик перешёл в истерику настрадавшейся и несчастной женщины.
- У вас были сильные повреждения, кровотечение невозможно было остановить и... пришлось удалить ещё и матку, - добавил хирург. - Потому так всё и болит внутри, у вас ещё шок после операции.
Григорьевой всунули в руки стакан воды и она залпом стала пить, обливаясь и кашляя. Она подняла глаза на врача, сообщившего ей про операцию и застыла со стаканом, только теперь до неё дошёл зловещий смысл сказанного.
- Нет, я так не могу... Зачем вы меня спасли? - её всю трясло и лихорадило.
Чтобы ей успокоиться, был сделан укол седативного вещества. Она откинула голову на подушку и закатила глаза.
Врачи ушли, но Лунин из палаты не выходил, он знал, что Елена не спит, она слышит и ждёт разговора с ним. Он поскрипел стулом, наклонился к женщине и тихо проговорил:
- Спасли, для того, чтобы ты жила... для Павла, твоего мужа... Он отправился за тобой в горы, когда сообщили о месте твоего пребывания с отрядом и попал в капкан, ловко расставленный бандитами. Павел тяжело ранен... Его сперва привезли в Яворов, а потом отправили во Львов, там более опытные врачи. Так что, Лена, ты теперь о муже переживать должна. Тебе жизнь сохранили, а ему ещё предстоит выкарабкаться. Так что - думай теперь о нём!.. Плакать о том, что потеряно - не имеет смысла, когда можешь потерять самое главное - любимого человека. Лена, слышишь меня?!
- Да, слышу, - ответили её сухие губы. - Как он узнал, где я нахожусь?
- Вот об этом я и пришёл с тобой поговорить...
За столом сидел сильно похудевший и побледневший Деев Алексей Григорьевич, рядом с ним был Березин Сергей Андреевич, он сидел полубоком, крутя в пальцах перьевую ручку. Возле них стоял с папкой в руках вплотную к столу майор Лунин Вячеслав Анатольевич, он вернувшись из Самбора, докладывал:
- В ходе расследования выяснились некоторые подробности... Елена Леонидовна Григорьева вышла вместе с Тамарой Фоменко из медпункта и у дороги, ведущей к баракам стройбата, их обеих затолкали в машину. Потом она помнит только панику, и как потеряла сознание Тамара. Дальше машина понеслась к ущелью Ляды мимо посёлка Введенский. Когда поднимались в горы, Лена ухватила сидевшего рядом с ней парня, по имени Иван, так к нему обращался тот, что сидел с водителем и был на него очень сильно похож. Видимо, родные они или братья, это ещё придётся нам установить... Григорьева сильно надавила ему на глаза, и он стал её отпихивать. В результате борьбы, женщина вылетела из автомобиля и упала со ската в пропасть. Она слышала, как стояли над ней эти двое, высота ската под дорогой небольшая по сравнению с другими горными порогами в этом же районе. Метров пятнадцать-двадцать. Она летела вниз, катилась по камням, потому такие повреждения, так как холм был отвесный. Но что говорили там наверху эти люди, Елена, пока была в сознании, расслышала хорошо. Они сперва хотели спуститься вниз, посмотреть жива ли их жертва, но потом передумали, когда подошла к ним Тамара, а именно её голос был решающим, все трое быстро уехали. То, что там рядом с похитителями стояла именно Тамара Фоменко, Григорьева уверена абсолютно. Значит, что эта девушка нам врала с самого начала, когда рассказывала про запертую в подвале Елену. Она знала, что та уже погибла, как они думали, упав в пропасть. И всё-равно пришла на заставу по решению, видимо своего хозяина, и привела наших людей во главе с самим Григорьевым, в засаду. Вывод из этой истории простой, она с самого начала была связной с бандитами, но поверить в такой расклад было очень тяжело, тем более её заподозрить. Вот и Андрей Волынцов, погибший во время операции по поимке бандитов в Болотном кармане, куда их привела его же невеста, купился на эту игру с ней.
- Подозревал только один человек эту тварь, - Березин был очень зол, - это Кампински. Но ему никто не поверил и не обратил внимание на его предостерегающие слова, а теперь комендант, убитый горем из-за потери единственного сына, вспомнил про предостережения полковника и мне доложил о их разговоре... Не постеснялся, всё открыто рассказал.
- Что же теперь-то стесняться того, что очевидно... Все прошляпили! - Деев тоже негодовал, так же как и Березин. - Ольга тоже лежит с того самого дня и на улицу не выходит, молчит, как немая. Ей кажется, что она тоже ребёнка потеряет раньше времени, вбила себе в голову, но чувствует она себя с каждым днём всё хуже после того бурного утра.
- Давай отправим её во Львов на сохранение. Там есть такое отделение при местной больнице, - предложил Березин.
- Я хотел, но она воспротивилась. Говорит, что врач ей сказала, которая её наблюдает, что нужен покой и нельзя дёргаться с места... Уж и не знаю теперь, как быть-то? - ответил полковник.
- Ладно, оставь её в покое. Может быть всё обойдётся. Хотя, я бы не рисковал, - Березин взял папку с документами из рук майора Лунина. - Что там в Городищах? Богданов звонил, доложился?
- Да, там он ведёт расследование вместе с присланными из Нестерова людьми из угрозыска. Получается, что кто-то знал из местных, что на болотах держат бандиты склад с украденным у нас оружием. Там нашли много ящиков в схроне бывшего овощехранилища. Они все оказались пустыми или полупустыми. Видимо, бандеровцы торопились перед тем, как выйти на Городищи, для них такая спешка была неожиданностью и вооружили они только два отряда, которые вышли из леса, что у посёлков Броды и Стукалово. Две группы, объединённые сперва в одну, чтобы получить оружие на болотах, разделились - одна двинулась к Городищам, другая вышла к рассвету на Юшки. Но дальше знаете... - Лунин опустил голову. - Взятые живыми на месте преступления бандиты, которые хотели жить и сразу сдались, рассказали, что у "хозяина" в Городищах есть свой человек, который и сберёг эти схроны с оружием. И ещё, все взятые в плен бандеровцы указали на человека из Борислава, что оттуда приходили им указания и старшие их групп подчинялись только одному Миколе.
Березин постучал кончиком ручки по столешнице и поднялся.
- Вот только одного я не пойму, - громко произнёс он, - почему именно Доротному доверили такое тонкое дело? Нападение на крупные посёлки, похищение человека с целью отвлечения крупных сил от гарнизона, и наконец, погром в опер-штабе для того, чтобы документы заполучить, которые мы уже отправили во Львов. Ведь те, кто планировал эту операцию вовсе не дураки, а мы с вами купились на то, что он подручный Кузьменко и не будет действовать активно и самостоятельно. Кто-то даже высказывал такое мнение, что он ничего не соображающий мужлан, что он будет сидеть теперь на нашей стороне тише воды - ниже травы, пока его в Польшу или Румынию не переправят... Вот тебе и сидит! И всё-таки, почему именно он стал во главу угла и разыграл эту карту? Ведь есть же активно действующие главари - Лебедь, Рогозный, Иванчук, Прудников...
- Прудников? - переспросил Деев. - Это тот, что из Луцка? Который сперва сотрудничал с нашими партизанами, а потом их всех заложил под монастырь?!
- Да, он самый, - ответил Березин и поморщился, будто от зубной боли.
- Да, изучить бы эти гены предательства, на чём только они базируются и, есть ли против них противоядие, - Деев высказал свои мысли и тут же постарался ответить Березину. - А почему именно Доротный, а не Рогозный, например... Отвечу так! Этот предатель выше всяких моральны принципов, у него нет понятия человеческих качеств, он никого и ничего не боится, живёт как зверь в берлоге и его не касаются всяческие страхи. Он уже умер для жизни с нормальными людьми и поэтому хозяева с той стороны ему всецело доверяют, как индивиду, потерявшему человеческое обличие... Вспомните тех ребят из Краснодара? Дёнитц рассказывал, что Алёша Егоров до сих пор болеет, у него припадки случаются, только от произнесения имени Доротного. Такое шоковое состояние никак не могут снять ему врачи, парень на таблетках живёт... Вот тебе и ответ, Сергей, на все твои сомнения!.. Погибло двенадцать наших оперативников, которые пошли вместе с Павлом Григорьевым в ущелье, а с ними почти весь взвод положили из охранной роты, перестреляли их как в тире, пока не подошло подкрепление из Яворова. Бандиты не отходили, долго отстреливались, а потом укрылись в ущелье и только их видели. Вот как они подготовились, а у тебя ещё сомнения есть, насчёт этого убийцы.
Березин прошёлся по кабинету и встал у окна, потом снова повернулся к Лунину, чтобы продолжить слушать его доклад по расследованию, который затянулся глубоко за полночь.
Первый секретарь райкома партии Крыленко сидел в доме у Богдановых рядом с кроватью раненого в ногу Макара, смотрел с улыбкой на этого "героического" парня и разговаривал попутно с его братом и Валентиной, находившимися тут же за столом. Он с любопытством рассматривал своего сводного брата и говорил:
- Да, помню, как батя хвастался, будто на Дону, где он жил до 1932 года, у него есть сын от женщины с которой они познакомились, когда он по вербовке уезжал работать на Дону, да на Кубани. Помню, помню!.. И похожи как, ты посмотри, - он снова стал с улыбой разглядывать лежащего на постели Макара, который большими глазами, полными недоумения и злобы, слушал все эти секретарские излияния. - Но теперь я один из роду того остался. А батя рад был бы познакомиться со своим сынком, он у нас любвеобильный был до женского пола, и на Макара у него тоже любви хватило бы, ан нет... Погиб мой батяня ещё в 1941 году, сразу, как призванный был... И брат старший Никита, тоже погиб подо Львовом. Он на Львовском тракторном заводе работал, а когда немцы попёрли, то завод срочно стали эвакуировать, вот он на станции под бомбёжку и попал в первые дни войны. Так что, из нашего рода один я остался, ну маманя моя не в счёт, она вам не по родне будет... Но и сердиться она долго не может, не будет против того, чтобы я со своим сводным брательником общался. Она, поди, знала всё, неужто ей папаня не выложил свою радость... Что сынком на стороне обзавёлся? - Крыленко рассмеялся и поглядел на настороженного Макара. - Ты молодец Валентина, что со своим каверзным вопросом ко мне обратилась, после этого побоища... Вот и выяснили суть дела.
- Нет, я до сих пор не верю... Я же посылал запрос и мне ответили, что не могут сейчас никого найти, и про отца мне совсем другое говорили, другие люди, - упирался Макар, который до сих пор не мог поверить, что так страшно обманулся и повёлся на рассказ Колодия о его, якобы живом отце, проживающим в Польше. - Нет, тут что-то не так!..
- Ну, что не так-то? - переспросил Виктор. - От кого это, интересно, ты узнал про отца, который жив? Кто тебе рассказал?
- Когда сюда приехали, матушка стала мне помогать в поисках, и тут нашёлся один парень, который... Я не могу этого сейчас сказать, мне тяжело, но я не верю, что уважаемый товарищ секретарь может быть моим братом, не верю, - Макар закрыл рукой глаза и напрягся всем телом, будто ждал удара, но его не последовало, подошедшая Валентина погладила по голове и списала всё на нервы и ранение.
Когда проводили Крыленко и его секретаря под вечер из Городищ, а Виктор Богданов лично сопровождал его на своей гарнизонной машине по дороге в район, Валентина заскочила в местный медпункт к хирургу, который извлекал пулю из ноги Макара. Она обратилась к нему с вопросом по поводу сильного эмоционального срыва Макара.
- Я очень беспокоюсь за его психическое состояние, он какой-то невменяемый стал после той ночи. Доктор, может быть лекарства ему попить, подскажите какие? Нога его не сильно беспокоит, но он очень раздражительный.
- Вот что, Валентина Михеевна, - врач поправил очки на переносице и поплотнее закрыл дверь кабинета, чтобы никто не мог слышать их разговор, - я должен вам сообщить, потому как не имею права молчать...
- Что-нибудь не так? - Боганова замерла на месте и осторожно опустилась на стул, подняв глаза на врача.
- Всё не так!... Думаю, вам будет интересно это узнать, - врач тоже сел за стол напротив и скрестил руки. - Характер ранения Макара таков, что можно предположить только одно в такой ситуации, а я поверьте, видел на войне много подобного и у меня есть опыт... Это самострел!
Этот страшный ответ будто прострелил сердце Валентины, она приоткрыла губы и выдавила почти шёпотом: - Ошибка быть не может, доктор?
- Нет, никакой ошибки! Самострел, говорю, - врач быстро на листке бумаги нарисовал схему карандашом и подвинул её к Валентине. - Видите, я тут указал место входа пули в ступню. Заметьте, она вошла не под углом, как бывает во время стрельбы на расстоянии, а прямо и отвесно вниз, как если бы стрелок стоял над Макаром и целился от его же плеча, а это невозможно... То есть, грубо говоря, парень стоял и стрелял в самого себя. Пуля пробила левую ступню, когда он немного отставил ногу в сторону, прошла мягкие ткани и застряла между двумя косточками, соединяющими пальцы ног. Я вынул пулю и написал подробный отчёт о характере ранения, но никому ещё его не показал, я ждал вас... Итак, что будем теперь делать?
Она смотрела на врача широко-открытыми глазами, почти не моргая. Теперь в её голове быстро пронеслись все последние события и мысли, посещавшие её в связи с ними. Она теперь понимала, что не напрасно сомневался Борис Руденок в словах Макара о Любаше, когда спрашивал его, не догнала ли его в девушка в лесу в тот злополучный вечер, когда не вернулась в село.
- Нет-нет, это всё не так, не может быть!.. - шептали её губы, а доктор наблюдал, как наливаются слезами её глаза. - Не верю, не могу поверить...
- И не надо вам этим заниматься, вот вернётся муж к вечеру, тогда поговорите с ним и всё решите, а пока... давайте подождём и помолчим. Ведь ваш супруг и приехал сюда, чтобы провести тщательное расследование. Мы с ним тоже общались по своим делам, очень он у вас внимательный и рассудительный.
Врач поднялся, взял со стола папку с вложенными туда документами и отчётами, подошёл к шкафу и положил её на полку. Он прошёл к окну и ещё раз взглянул на встревоженную женщину.
- А вы, что думаете по этому поводу? - спросил он, сложив руки под грудью.
- Я не могу в это всё поверить, - отрицательно кивая головой, проговорила Богданова. - Но то, что парень струсил, это вряд ли... Он никогда не боялся никакой опасности. Может быть тут, что-то другое? Но он бы мне сообщил, если бы возникла такая ситуация и надо было кого-то спровоцировать. Ведь я ему полностью доверяла.
- Иначе говоря, вы полагаете, что он сознательно вышел из хватки в лесу, когда бандиты напали, и хотел этим самым кого-то спровоцировать? Зачем?!
- Не понимаю...
- Вот именно! Ничего нельзя понять без вашего опытного мужа, но... Я вижу, что вы боитесь ему говорить про наши с вами предположения. Могу лишь добавить от себя - всё это могло случиться, если Макару надо было показать, что он воюет на стороне селян, - врач уставился на Валентину своим холодным немигающим взглядом. - Одним словом, если он вышел из леса вместе с бандитами, которых сам, возможно, и привёл в село!
- Нет, - Валентина вскочила на ноги. - Этого не может быть, нет!.. Не верю!.. Макар, он не мог, он хороший, добрый парень, нет!.. Я... не знаю, - завершила она свою мимолётную истерику упавшим голосом и села обратно на стул.
(Из воспоминаний Виктора Павловича Богданова, начальника оперативно-розыскного отдела УВД Краснодарского края в 70-х годах: - "В этот хмурый ноябрьский день я проводил до самого дома Бориса Крыленко и его секретаря Ефимова, доставил их, что называется, до родного порога. Мы немного поговорили, стоя под козырьком подъезда о текущих делах, но больше о нападении банды на местные сёла в ночь на 9 ноября. Он спрашивал, что я думаю по этому поводу, и не ждать ли снова сюрпризов из леса, на что я не мог ему ответить однозначно. Вскоре я отправился обратно в Городищи для продолжения розыскных мероприятий, я намеревался там заночевать сегодня и вернуться на заставу, как и намечалось, на следующий день. Но какие результаты я привезу полковнику и генералу? Что я могу уже точно знать о составе банды? Те, кого мы взяли и допросили, не могли точно указать на количество людей, оставшихся в лесу и постоянно там находившихся в скрытых землянках и схронах. Но примерные места ими были всё же указаны. Туда с утра были посланы оперативные группы из Нестерова и других ближних городков и селений... И вот я ехал на машине лесом, щупая одной рукой свой наган под плащом, и был готов ко всяком дорожным неожиданностям, но они меня, по иронии судьбы, подстерегали у себя дома... Я остановился в серых вечерних сумерках у ворот нашего просторного жилища, потом загнал машину во двор и обратил внимание на тишину вокруг. Это было непривычно, тем более, что Валечка всегда выбегала меня встречать на крыльцо. Но тут я подумал, что может быть она ушла куда-нибудь по своим колхозным делам. Я, на ходу снимая свой плащ, поднялся по ступенькам крыльца и толкнул дверь в сени. Меня встретила гнетущая тишина и тёмные комнаты, в которые я прошёл сперва не замечая того, что было под ногами. И тут я наступил в темноте на чьё-то тело... Я тут же дотянулся до включателя и зажёг верхний свет. Он теперь горел бесперебойно в селе, после того, как новый электрик наладил генератор. В ужасе я опустил глаза на пол - у меня под ногами лежала наша бабушка в доме которой мы жили и были как родные, Евдокия Коловрат, без признаков жизни, а чуть дальше у окна головой к пустой кровати Макара, моя мама Василиса... На стоны я бросился назад в коридор, когда входил в тёмных сенях я не заметил лежавшую Валентину у самой стены рядом с высокой кадкой. Валя была жива, она стала единственной выжившей в тот день, страшный день гибели моей семьи от рук моего двоюродного брата... Она, раненая, ползла к выходу через весь дом из горницы. Я подхватил жену на руки и побежал с ней во двор, положил её на заднее сиденье автомобиля и выехал с ней в больницу. Там врачи обещали сделать всё возможное для её спасения. Две пули, выпущенные ей в грудь, свидетельствовали, что она и убийца стояли рядом, он выстрелил в неё в упор и потом, как она рассказала, на шум прибежали мама с бабушкой, они вмешались, кинулись на парня, но он безжалостно их растерял и скрылся". )
Она лежала под тонким одеялом и смотрела на своего мужа воспалёнными глазами с синяками вокруг припухших век.
- Прости, - шептала она ссохшимися губами, -я не утерпела. Хотела всё разрешить до твоего прихода. Я не верила словам врача и поэтому так получилось... Я вошла в дом, когда никого не было, Василиса была на дойке, а бабушка ушла к соседям. Как они вбежали в дом, я не могу понять, откуда они вдруг выскочили обе... Я увидела, что Макар сидит на постели и хочет встать. Он поднялся, и подволакивая свою простреленную ногу пошёл к печке. Он не видел меня, стоявшую за дверью. В сенях было темно... Макар вытащил из простенка за печкой... обрез, и тут я всё поняла. Но вместо того, чтобы убежать из дома, я вошла в комнату. Я не могла иначе, не могла!.. Я подошла к нему и спросила: где Любаша? Куда ты её спрятал? Она жива? И он, держа в руках заряженный обрез, спокойно ответил: с чего ты взяла, что я это знаю?! Я указала ему на оружие, а он рассмеялся мне в лицо. Это должно быть у каждого местного мужчины, ответил он, разве не так? Он смотрел мне в глаза и смеялся... А твоя нога, самострел - тоже должен быть у каждого мужчины? И тут зрачки его нехорошо сверкнули, он сперва отпихнул меня, а когда я схватилась рукой за его обрез, он выстрелил мне в грудь и его ноги затопали на выход... Потом крики, в дом вбежали мама с бабушкой, они стали с ним бороться и кричать на всю улицу, но он выстрелил, подняв свой страшный обрез в их сторону. Он ничуть не медлил в своём решении скорее со всеми покончить. Дальше была пустота и неизвестность, я провалилась в бездну, - так закончила свой рассказ чудом выжившая в тот вечер Валентина.
В маленькой польской деревеньке под Жешувом в десятых числах ноября встретились на последок перед уходом в глубокое подполье главарь террористической организации Южная Украина Владимир Кузьменко и его подручный по работе на Северной Буковине и Карпатах Микола Доротный. Они сидели в тесной хате за низким столом на одной из своих многочисленных явок и обсуждали свои промахи и победы.
- Кто же знал, - говорил Кузьменко, опрокидывая стопку за стопкой ядрёного самогона, - что этот генерал раньше туда прибудет. У нашего связного из Красного Креста таких сведений не было. Увезли ночью всё то, на что мы рассчитывали при нападении на их оперштаб. Я проверил взятые вами документы из сейфа, там нужных бумаг нет...
- Значит, всё в пустую? - Микола сидел за столом в напряжении, он не пил и не ел, а только сверкал глазами на Кузьменко.
- Ошибаешься... Не в пустую, а по делу. Пусть знают, что и кроме них, краснопузых, тут на Украине есть свои лидеры и хозяева. Будут местные теперь осторожнее друзей выбирать. После 9 ноября идёт большой резонанс на Западе. Плохо только, что не удалось пленных как следует пощупать, но в Юшках зато с командирами поквитались сполна. Деревни, как не бывало!
Кузьменко громко рассмеялся и пьяно, хмельным голосом продолжал свою болтовню. Протрезвел он лишь к утру, когда пора было расходиться. Тут он подобрался, приосанился и, когда выходили к мосту в положенном месте сбора его людей, чтобы с ними перейти Сан и двигаться на Красник, он остановился и на вопросительный взгляд Миколы произнёс:
- Возможно, в последний раз видимся. Ты с нами не пойдёшь...
- Мы так не договаривались, - возразил Доротный, - мне конец, если я останусь на той стороне. Всюду теперь ищут и нет хода никуда.
- Нужно, чтобы ты остался, - твёрдо приказал Кузьменко. - Наши люди заинтересованы в том, чтобы ты продолжал работать на той стороне, желательно в Прибалтике. Задания будешь получать только через людей, от меня лично посланных. Для этого будут опознавательные знаки, и я их тебе сейчас сообщу... В Таллине и Риге есть надёжные явки, туда теперь и двинешься с новыми документами, - Кузьменко достал из внутреннего кармана чёрного пиджака паспорт и протянул его Доротному. - Теперь ты Назар, привыкай к новому имени. Назар Шестаков!.. На всякий случай, если ты почувствуешь, что явки в Прибалтике не надёжны, я дам тебе один адрес в Вильнюсе, но только на самый крайний случай... Понял?
- Что за адрес и в чём его ценность? - с ухмылкой переспросил Микола.
- Там живёт один художник, самый настоящий, и ты не должен строить вокруг него никаких иллюзий, если хочешь, чтобы он тебя прикрывал. Он уважаемый человек, деятель искусства, его знают многие знаменитости и он никогда не имел дела с жульём и разным отребьем. Он очень осторожен, но слишком тщеславен, поэтому, я думаю, что ты найдёшь с ним общий язык. Тщеславен и жаден до невозможности... Но, не забывай, с ним надо уметь обращаться и действовать очень осторожно. Думаю, что зная его качества к нему можно будет легко войти в доверие с твоими талантами! - Кузьменко захохотал, но Доротный был серьёзен, он не колеблясь, взял своего "хозяина" за грудки.
- Послушайте, обер-лейтенант, вы мне не выносите мозг вашими сложностями. Мне нужен надёжный дом и помощники, я не привык выступать в качестве служанки для оголтелых и придурочных интеллигентиков.
- Охолони, - Кузьменко отдёрнул руку своего приятеля, - его отец был хорошо знаком с моим отцом. Они когда-то вместе такие кренделя закручивали ещё в двадцатые годы!.. И одно упоминание моего имени, или имени моего отца, даст тебе шанс влиться в эту художественную богему. Этот человек своих никогда не выдаст, даже если ты будешь совершенно ему не подходящий в его компании. Но ты постарайся соответствовать, всё же ты вливаешься в такую среду, что там нужно потоньше работать. Это будет новый этап твоей жизни, и думаю, что он также станет тебе интересен. Ну, так дать тебе адрес художника?
Они расстались в темноте наступающего вечера. Надёжные люди проводили Доротного обратно через польскую границу и он сразу направился, не мешкая и нигде не останавливаясь в Прибалтику на новый свой адрес - сперва в Таллин, а затем в Ригу...
(Историческая справа: прототип многих известных произведений знаменитых писателей, в том числе Анатолия Иванова в его романе "Вечный зов", где он выступает как Валентик, настоящее имя Владимир Кузьменко, попался только в 1964 году, случайно. В Бухаресте на одной из площадей его опознал русский турист, прибывший туда по путёвке от Кабельного завода. Кузьменко с фотоаппаратом в руках снимал местные достопримечательности. Узнавший его русский парень помнил многие годы его лицо, в тот момент, когда он на Буковине в 1944 году живьём сжигал пленных советских солдат на дворе у местного крестьянина, который был отцом будущего свидетеля. Он никогда не забывал этого кошмара и спустя много лет, с криком прибежал в управу и рассказал о страшной встрече. Свои показания он повторил уже приехав домой в Подмосковье, где проживал вместе с семьёй последние десять лет. Наше Советское правительство официально затребовало выдачи государственного преступника Кузьменко, предоставив румынской стороне неопровержимые доказательства его зверств, которые он творил в годы войны и после её окончания на советско-польской границе. И Румыния, немного поколебавшись, его в том же 1964 году нам выдала!)
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ.