«Императрица-попаданка» — Элеонора Лазарева

Книга

«Гуляй шальная императрица,

И вся страна берет с тебя пример…»

(из песни)

(Если кто-то думает, что здесь он прочтет исторический научный трактат, то сильно ошибается.

Здесь будет история Российской империи в период с 1730. То было начало правления одной из самой странной и в то же время удивительной и малоизвестной личности не только широкому читателю, да и вообще человеку. Это был период, когда русский престол занимали по очереди женщины, разные во всех отношениях, кроме одной – они были преданы России).

Глава 1.

Дорога была пустынна. Зимой путь из Курляндии был только слегка наезжен. Да и зачем кому-то ехать из Москвы или Петербурга в отдаленное герцогство. Если только по великой надобности.

Сегодня туда летели курьеры из Москвы, которые везли тайные вести. Это было послание курляндской принцессе Анне Иоановне, дочери последнего московского царя Иоанна Пятого, соправителя и брата Петра Первого.

Когда-то, без малого восемнадцать лет назад, Петр, желая укрепить границы с курляндскими землями после неудачной войны со шведами, выдал свою племянницу замуж за племянника прусского короля и тамошнего правителя, который скончался по дороге домой сразу же после свадьбы. Молодые не прожили и двух месяцев, как семнадцатилетняя Анна осталась без мужа и тут же уехала назад в Петербург к своим родным - матери и дяде. Но суровый Петр не мог оставить северные земли без пригляда и отправил племянницу обратно в теперь уже свою вотчину под досмотром своего сподвижника графа Петра Бестужева. Тот принял на себя обязанности не только учителя и наставника в деле правления вотчиной, но и личного телохранителя и иной раз даже любовника.

Всего три года не дожил граф до светлого дня возвращения на родину, скончавшись от продолжительной болезни. Все эти годы Анна совсем забросила старого приятеля, перекинувшись на своего молодого секретаря Эрнста-Иогана Бирона. Теперь он был соправителем курляндских земель и ее утешителем в постели.

Земли герцогства пришли в упадок и давали так мало содержания самой Анне, что та часто просто плакала от безденежья и испытывала танталовы муки при пересмотре своих нарядов, которые не только вышли из моды, но и обветшали со временем. А уж из прошлых драгоценностей, что дарили ей в дни молодости и свадьбы царёвы придворные и родные остались лишь воспоминания. Их попросту уже не было. Проданы или заложены под двойные и даже тройные проценты немецким евреям-ювелирам. Ела она по утру лишь овсянку на воде, пила кислейшее вино из ягод местного кустарника под названием ирга и ела изредка мясо диких животных, которых сама же и добывала. Охотница и наездница она была знатная! Никто так долго не мог сидеть в седле и так последовательно и внимательно выслеживать добычу. Но если случалось, то Анне не надо было даже целиться, навскидку, она одной пулей сражала зверя прямо в глаз, тем самым не портя шкуру животного. А уж птицу так убивала влет! Про ее меткость и твердую руку чуть ли не слагались легенды, и местные охотники с уважением говорили о ней, как о женщине с холодной головой и умелой охотнице. Вот тогда-то и могла позволить себе герцогиня «мяса на угольях и птицу на вертеле». Но такое случалось не часто, и ее стол был скуден и скромен по меркам правителей. К тому же прижимистый Бирон, который завладел не только телом женщины, но и её казной, не баловал Анну разносолами, к которым та привыкла. Русские цари испокон веков были хлебосольны и с широким размахом принимали не только гостей, но своих родных не жалея ни еды, ни вин. «Что в печи на стол мечи» - по таким правилам она привыкла жить. Здесь же немецкие прижимистые порядки она никак не принимала и часто вздыхала и даже плакала от скудости и стола и своих нарядов.

Сегодня, в своей единственной комнате, где топился огромный камин, она сидела, закутавшись в шерстяной плед и почти дремала, согревшись после холодной спальни наверху.

- Опять пожалел дров, черт немецкий! - сплюнула она мысленно и перекрестилась. – Прости, Господи, за срамные слова мои. Но холодно же!

В каминную, как называла она эту полутемную комнату с одним пятирожковым шандалом, вошел, не стучась, слуга и склонившись тихо произнес:

- К вам курьеры, фрау Анна.

- Какие курьеры? – резко повернулась она к нему.

- Говорят из Москвы.

- Откуда? Из Москвы? – изумленно переспросила она.

Тот утвердительно кивнул.

- Зови! – кинула она свой взор на почтительного слугу.

Он повернулся и направился к дверям, а Анна поднялась, поправила на плечах шаль и складки старого платья. Тут же вспомнила о дырьях в одежде и засаленном низе юбки, застеснялась, но выпрямилась и устремила взгляд на дверь. Вскоре перед ней вытянувшись, срывая с головы треуголки с перьями, стояли трое молодых мужчин. Один из них протягивал письмо, запечатанное дорогим красным сургучом.

- Вам, Ваше высочество, послание от Верховного Тайного Совета.

Склонив в почтении голову, он щелкнул каблуками.

Анна с волнением приняла письмо и прошла к шандалу, что бы при его свете ознакомиться с написанным. Вскоре её лицо вытянулось и рот сложился в округлость, напоминающую букву «О». Тяжелым был и выдох по его прочтении. Она быстро перекрестилась и прошептав, «прими Господи душу новопреставленного раба божьего Петра», еще раз, просто не веря в содержание, пробежала глазами. Пристально взглянула на стоявших мужчин в военной форме преображенского полка, что с осторожностью и любопытством смотрели на герцогиню. Все еще не веря, она спросила у подателя сего письма:

- Кто-то еще знает о вашем прибытии сюда?

- Нет, ваше высочество, - ответил старший офицер. – Было приказано доставить тайно и быстро. Время не терпит.

Он еще раз кивнул, и они все трое также кивнули и щелкнули каблуками, будто подтверждая слова первого курьера.

Анна стояла и смотрела на бравых молодых, но порядком уставших и замерзших мужчин.

- Сколько же они не спали и скакали по зимней стуже! – мелькнула мысль, и она тут же крикнула слугу.

- Отведи офицеров в столовую, накорми и определи на постой. Пусть отдохнут, прежде чем отправятся обратно.

Тот, выслушав приказ герцогини, поклонился и, повернувшись к военным, махнул им рукой, показывая на двери. Они, поняв и улыбнувшись, еще раз щелкнули каблуками, и ушли вслед за слугой. Анна осталась одна и вновь подошла к шандалу. Прочитав не единожды письмо, хмыкнула и, взяв в руки серебряный колокольчик, тряхнула его пару раз. На его звон из другой двери вышла женщина примерно такого же возраста, только поплоше одетая и воззрилась на Анну.

- Пригласи господина Иогана, Берта. Срочно пусть приходит. Так и скажи, что срочно! Поняла?

Судя по тому ленивому кивку служанки, видимо, не очень-то барон спешил на зов хозяйки, и поэтому нужно было Анне даже повысить голос в утверждении своего же приказа. Когда дверь за ней закрылась, Анна, сжав в руке бумагу, принялась быстро ходить взад-вперед по комнате. Она была бледна и судорожно поджимала губы. Недоверие вкупе с радостью было написано на ее лице. Она даже что-то шептала или же молилась.

Вскоре двери отворились, и в помещение вошел мужчина высокого роста, широкоплечий, с презрительно скошенным ртом и прищуренными глазами.

- Что госпожа герцогиня желает? – сквозь зубы, саркастично поклонившись, выдал он по-немецки.

- Перестань, Иоган! – крикнула она почти визгливо. – Тут такие дела! Неужели Господь смилостивился, и мне выпало счастье!

- Ты это о чем? – уже по-русски, но с хорошим немецким акцентом, сказал он, выпрямился и подошел к женщине, заглядывая ей в лицо.

- Вот, - протянула она ему бумагу. – Читай! Умер Петр, и меня приглашают на русский престол!

Бирон резко выдернул из её рук письмо и впился в текст взглядом. Пробежав не раз по написанному, он внимательно разглядел печать и потом даже сургуч, будто не доверяя написанному.

- Это не может быть шюткой? – спросил он так нервно, что его русский был сильно искажен. Вместо «у» в слове он произнес «ю» и получилось смешно, на что Анна даже улыбнулась.

- Нет, не «шютка»! - передразнила она ошарашенного мужчину. – Все верно. Да к тому же курьеры сейчас сидят в столовой. Можешь убедиться сам.

Она хмыкнула и с выражением гордости на лице выпрямилась:

- Можешь называть меня ваше величество!

Бирон, слегка поглупевший и все еще мало верящий в случившееся, еще раз пробежал по бумаге глазами, понюхал ее и даже попробовал ногтем сургуч.

- Ты его ещё лизни! – саркастично улыбнувшись,сказала Анна. – Всё верно, тебе говорю. Приглашают на правление. Вот!

Она притопнула ботинком и взяла руки в боки:

- Как я тебе на троне Российской империи?

- Анна, ты просто рождена быть великой императрицей! – воскликнул мужчина и согнулся в поклоне. – Простите ваше величество!

- То-то же! – хмыкнула та и выхватила бумагу из рук Бирона. – Только одного не понимаю, зачем они пишут про какую-то Кондицию? Что это? Ты знаешь, что это за зверь такой?

- Видимо это определенные условия, моя императрица, - еще раз шутливо склонился перед женщиной, улыбающийся мужчина.

- Но где они эти условия? Хотелось бы почитать, а вдруг мне не подойдут? – скривилась она.

- И что, ты откажешься от трона? – усмехнулся Бирон.

Та посмотрела на него с недоумением и даже сердито.

- Думай, что говоришь! Конечно, не откажусь! Но все же надобно и почитать перед согласием. Но больше ничего не было! – вскинула она руки в отчаянии.

- Так, может быть, что-то устно курьеры говорили? – спросил, садясь в другое кресло от того, в которое опустилась Анна.

- Нет! – отрицательно помотала та головой. – Только это, - потрясла она бумагой и еще раз пробежалась по нему глазами. – Здесь ничего не написано, кроме как воцарение с правилами Кондиции. А самих правил нет.

- Так может они не сразу их передадут. Может быть после согласия? – Бирон рассуждал уже спокойно, схватив в замок пальцы. – Как ты ответишь? Согласна или подумаешь?

- Конечно, согласна! – почти закричала она в отчаянии. – Да черт с ними, с Кондициями! Главное – престол!

Она вновь подскочила и начала быстро ходить по комнате.

- Я – императрица! Я императрица! – вскрикивала она каждый раз, как только останавливалась и смотрела на уже,довольно помятую в руке бумагу.

Мужчина внимательно наблюдал за взволнованной женщиной и хмурился. Он, наконец, начинал понимать, что жизнь его делает крутой поворот, и был на сто процентов уверен, что эта статная, тридцатипятилетняя женщина, вскоре наденет корону Российской империи,и станет для него не просто Анет, не просто хозяйкой, герцогиней Курляндской, а русской правительницей такого необъятного, такого странного и в то же время лакомого куска земли под названием Русь.

Ему было и страшно и в то же время волнительно. Он поежился и тихо вздохнул:

- Едем в Россию.

* * *

Возок, в котором сидела сама Анна со своим попутчиком князем Василием Долгоруковым, одним из представителем того самого Совета, который представил ей Кондиции, и о которых они долго спорили с Бироном, был мало пригодным для двоих в такие морозы. Это была скорее карета, поставленная на полозья. Внутри две лавки оббитые подушками и меховые пологи, а также небольшая жаровня с углями, накрытая крышкой, за которой следил подросток, сидевший тут же на полу в углу. Он был преисполнен великой миссии - сопровождать будущую государыню российскую и на его лице читалась даже гордость от своего положения поддерживать тепло самой императрице.

Князь дремал или делал вид. Анна уже не обращала на него внимание, несмотря на всю свою встревоженность. Она понимала, что её ждет не только трон, но и двор, двор, который разделился на группировки и который может её и не принять. Самая сильная была за мужами «верховниками», как их называли промеж себя, одним из которых и был князь Василий Долгоруков. Они же и написали те самые Кондиции, по ущемлению прав новой императрицы сводя их к полному отстранению от дел. Бразды правления должны оставаться в руках «верховников», или же она не будет сидеть на троне. К тому же она должна будет отказаться от своих придворных и никого не брать с собой, кроме служанки-камеристки. Особенно от Бирона.

Она согласилась.

Однако князь, глядя на Анну, не понимал, почему она подписывает все, что давал ей советчик, даже не читая и с улыбкой на лице. От быстроты её решений даже он был слегка ошарашен.

- Вы даже не прочитали, что подписываете? – заглядывал с удивлением ей в лицо. – А вдруг там согласие на вашу казнь!

- Мне приятны ваши шутки, князь! – усмехалась Анна, - Но я знаю, что это не так, ибо, зачем же вы сами лично приехали ко мне. Тогда послали бы кого-то ниже вас в звании.

Князь Василий, что возглавлял экспедицию, лишь криво улыбался и молчал, глядя как быстро подмахивает бумаги женщина.

- Вот так она будет подписывать и то, что ей будут подносить - другие письма и указы, когда сядет на престол. Все как мы и хотели, - ухмылялся он. - Хватил нам одной бабы по имени Екатерина Первая. Всё куда-то лезла, все указывала неграмотная царская потаскушка. Эта хоть умеет читать и писать, да не один десяток лет жила в куртуазном месте, может не ударить в грязь лицом на ассамблеях и при иностранных послах. При том царских кровей и рожденная в браке, освященном церковью. Не то что молодая Елизавета. Да, она дочь Петра, но бастард. Как её представлять перед Европой? Стыд один! Я же говорил, что нужно искать во всех отношениях того, кто несет в себе не только кровь Романовых, но и рождение в благородном браке при том от исконно русских с древними корнями семей. К тому же будет нам руки целовать за такое возвышение. Все же не бедная замызганная курляндская принцесса, а русская императрица.

Он при этом криво ухмылялся и прикрывал глаза, чтобы не видеть любопытное и немного вздорное лицо будущей государыни.

- Как они с Петром схожи лицом! – почему-то мелькала мысль у князя в голове. – И даже статью! Такая же высокая, с открытым лбом, черными глазами и крепкая в кости. Только почему же нет детей? – удивленно хмыкал он, оглядывая сухощавую, но сильную фигуру женщины, сидящей напротив. Даже бархат и шелк не скрывали мосластось и худобу будущей правительницы.

- Видать несладко жилось на немецких-то харчах! – усмехнулся он. – Ну, ничего, на русских раскормим.

А в то самое время Анна все никак не могла прийти в себя. Она еле сидела на месте, так хотелось снова увидеть и Петербург своей юности, и Москву своего детства. А еще хотелось бы посмотреть в глаза матери, которая сбагрила ее за курляндского прыща, когда должна была идти первой замуж старшая сестра.

- Хотя куда уж теперь! Умерла семь лет назад, - вздыхала она. - Да, она меня всегда не любила, - кисло хмыкала она про себя. – Все Катьке да Катьке! Или же Проське младшей! А меня вытолкнула за этого прусского королевского племяша, даже не спросив моего желания. Спаси Бог, что помог избавиться от слюнтяя. Прости Господи! – тут она тайком мелко перекрестилась и тут же искоса глянула на дремавшего напротив князя, не видел ли он.

Тот уже спал под мягкое покачивание кареты, укутанный в теплый меховой полог, как, впрочем, и Анна. И хотя она зябко повела плечами, тут было вполне терпимо, несмотря на приличный мороз.

Россия показала себя в полный рост. Их путь весь был солнечный и очень холодный. Снег хрустел не только под ногами, но и под полозьями на которые поставлена была эта раззолоченная карета. Из-под копыт лошадей десятка вооруженной охраны летели комья лежалого снега, и было слышно, как перекликались меж собой воины. Они скакали рядом с каретой или же строились попарно, когда дорога становилось слишком узкой из-за снегопада, ранее прошедшего над этой территорией. Но только их возок был поставлен на полозья и поэтому легко скользил по накатанной дороге. Другие же кареты были на колесах и двигались с трудом, поэтому поезд из четырех возов с поклажей, что двигался вслед за двумя с людьми, был крайне растянут, и охране приходилось время от времени понукать возчикам, требуя убыстрение проезда.

Анна устала выглядывать из окна и жалела, что не может также как и эти кавалеры сидеть на лошади и скакать во весь опор, ощущая на лице морозный ветер. Она даже поерзала на сидении, устраиваясь удобнее. Потом тяжело вздохнула, вспоминая свой последний разговор с Бироном. Он был недоволен теми самыми Кондициями, на которые согласилась Анна.

- Они же ущемляют тебя в правах! – чуть не кричал он, когда прочитал условия договора. – Ты уже не будешь императрицей всерьез, ты будешь куклой в их лапах! Они что хотят то и будут делать, даже тебя не спросив!

Он так взволновался, что все это выдавал Анне на своем немецком языке. Она же, поглаживая его по обшлагу кафтана,улыбалась:

- Но я все же буду императрицей! Успокойся! Пусть себе правят! Я же сяду на трон, надев голубую ленту с Андреем Первозванным и в парчовом платье с короной на голове. И все, ты слышишь, все будут мне кланяться и шептать, как я хорошо смотрюсь на престоле! Больше мне ничего не надо! У меня будет все – много вкусной еды, и много-много красивых платьев и драгоценностей! А еще я буду каждый день устраивать пиры и веселиться! Хватит мне холода и голода! Хватит никчемной жизни в захолустье, где кроме тебя да старой графини не с кем и словом перемолвиться! Здесь меня все ненавидят лишь из-за того, что плохо говорю на немецком. Там же у меня будет русский двор: фрейлины, поклонение! И там не нужен переводчик. Там я буду говорить только по-русски!

- Курица! – кричал Бирон, хватаясь за виски. – Какая же ты курица безмозглая! Там тебя никто не будет «ни в грош ни ставить»!

- Помолчи! – взерепенилась тогда она. – Ты не понимаешь! Мне надоело считать каждую копейку, каждый талер! Я хочу всего и много! Мне тридцать пять и я почти осьмнадцать лет не видела настоящей жизни! Теперь всё! Только сейчас она начинается!

Так бы она и продолжала вспоминать и даже прикрыла в удовольствии глаза, но тут услышала чей-то резкий крик и дальше топот копыт и много разных голосов. В основном мужских. Очнулся от сна и князь и, взглянув на Анну вопросительно, приоткрыл занавески и, выглянув в окно, тот час задвинул их, с ужасом кинув на женщину взгляд.

- Что там? – вскинулась она.

- Думаю, что разбойники! – с ужасом на лице ответил князь.

Недолго думая, Анна выхватила из-под меха на коленях пистолет, что припрятала еще ранее, на всякий случай, как сказала она тогда ухмыляющемуся князю, и резко дернула дверь остановившейся кареты.

- Куда-а-а! – заорал мужчина, схватывая ту за полу шубейки.

Она дернулась из его рук и вывалилась на снег почти кубарем, прямо под ноги мужчине в лаптях и онучах. Тот был при сабле, с выпученными глазами и удивлением на широком красном лице. Прямо из положения лежа, Анна выстрелила в него и тот с тем же удивлением схватился за плечо, в котором держал занесенное над ней оружие. Сабля выпала из его руки и воткнулась в снег, рядом с головой женщины. Она, не медлив, тут же подскочила и попыталась выдернуть оружие из сугроба, но в это время мужик очухавшись, со всей силы ударил Анну кулаком в лицо. Она охнула и укатилась за тот самый сугроб, в котором торчала сабля разбойника. Только он протянул руку за ней, как был тут же обезглавлен одним из охранников, появившимся рядом с каретой.

- Сюда! – закричал он, махая кому-то впереди. – Там наша государыня! Живая ли?

Из кареты вылез испуганный князь и на одеревеневших ногах еле прошел к сугробу. К нему подъехали и спешились еще несколько охранников. Они схватили Анну за ноги, что торчали выше головы, обнажая ноги в теплых шерстяных чулках аж до самых белых бедер женщины, и вытянули её на кромку сугроба. Лицо Анны было залито кровью. Она не дышала.

- Убили-и-и! – запричитал возчик, что выскочил из-за кареты, где прятался от разбойников.

Иллюстрация к тексту. Жанр: Альтернативная история, Историческая проза, Попаданцы во времени

Глава 2

Когда-то давно Анна Николаевна Торопчина была никем. То есть совсем никем. Она начинала свой трудовой путь с первой ступени в бизнесе. Это было мучительно больно и страшно. Тогда было много желающих отнять и поделить или же совсем всё заполучить с помощью пистолета или же угроз. Но девушка была то ли такой отчаянно храброй, то ли уж удачливой, и ее мелкий бизнес по отделке квартир женской бригадой, который она начала вместе с младшей сестрой, пошел в гору. Они трудились вначале вдвоем, потом к ним примкнули их мужья, потом и другие родственники и друзья. Организовался бизнесок, который со временем перерос в строительство помещений мелких, типа бани или гаража, затем в коттеджи, магазинчики и даже госучереждения. Через пятнадцать лет это уже была строительная компания и через еще через пять корпорация на две тысячи рабочих мест.

Теперь же Анна была гендиректором крупного медиа-холдинга занимающегося не только строительством, но и банковским делом, страхованием и даже благотворительными фондами. Миллионными делами ворочала эта тридцатипятилетняя бизнес леди. И если у неё все было, как говорится «на мази» на работе или «службе», как она усмехаясь говорила, то в личной жизни полный «абзац». Да и как она могла построить свою жизнь глядя на себя в зеркало, из которого на неё саму смотрело толстое тело на коротких ножках с жидкими волосами и жирной кожей.

- «Чучело в перьях», - как она себя скептически называла.

Нет, она бы не сказала, что так уже всё плохо, благодаря пластическому хирургу, который подправлял и корректировал время от времени за большой гонорар ее расплывавшееся от перекорма сладким, которым она закусывала свои стрессы тело, косметическому салону, и мастером-парикмахером, вкупе с подругой дизайнером по одежде.

Вплотную заниматься своей внешностью она и не собиралась, так как некогда блюсти диеты, резвиться в фитнесклубах, или соблюдать режим дня и ночи. Все время отнимала работа. Единственное, что она позволяла себе, это манеж - езда на лошади и тир там же. Несмотря на свою тяжелую фигуру и короткие ноги, она хорошо сидела в седле и отлично стреляла. Охота была ей отдушиной! Где она только не побывала в свои отпуска! Нет, она не ездила на моря-океаны, она ездила на сафари в Конго, в леса за Тюменью, в Уссурийскую тайгу. Побывала в песках Сахары, в горах Альп и Кавказа, стреляла уток на Ниле и на Волге. У нее было много друзей таких же, как и она, оголтелых охотников-путешественников. В основном мужчин. Они принимали ее и даже восхищались её удачливости и конечно же мастерству. А еще трезвому уму и выносливости. Ведь охота дело довольно хлопотное и тяжелое. Иной раз приходилось потопать с десяток километров, прежде чем добраться до нужного места или же проехать не один десяток на лошади, сидеть часами в засаде, поджидая подходящей дичи. Все это ну никак не вязалось с обликом тяжеловесной маленького роста дамой с круглым веснушчатым лицом. Зато характером её Бог не обидел! Жизнерадостная, задорная, в компании на природе, она была что называется «своим парнем», могла подыграть себе на гитаре, пропев современные или же бардовские песни прошлых лет, посмеяться нескромному исконно мужскому анекдоту, выпить стакан самогонки под нехитрую закуску. Никогда не скажешь, глядя на эту подвижную смешливую женщину, что она и есть тот самый гениальный аналитик большого предприятия и её бессменный генеральный директор.

Зато личной жизни она не имела вовсе. В связи с таким темпами в работе и хобби, жила после развода с мужем, одна и не могла завести себе не только животинку, но даже цветов на подоконнике, потому что и те требовали заботы и внимания. А их ей не хватало - то командировки по работе, то езда на природу. К тому же её внешность не вселяла в мужчин желание даже переспать. Вот охотиться, потом хряпнуть по стаканчику с устатку, можно. Но чтобы в постель… как-то не очень.

Анна все понимала и вначале даже плакала, особенно после измены мужа с её же секретаршей, длинноногой худощавой блондинкой, а потом «положила на это», как говорится и всё встало на свои места. С тех самых пор у нее в помощницах были только пожилые матроны. А так, на всякий случай!

После первого аборта еще школьницей, когда вынуждена была идти замуж "по залету", она навсегда попрощалась с идеей заводить ребенка. К тому же от кого? Того самого родного и любимого еще не было даже на горизонте, а просто от кого-то или от базы данных не хотела. Потом, по истечении времени вообще отказалась от этой мечты и успокоилась.

- Мне грозит одиночество в старости? Не страшно! Надо только тщательно подготовиться, - постоянно говорила она своей многодетной сестре, гладя по головкам своих племянников и племянниц. – А все остальное вот им оставлю! – улыбалась она, откликаясь на смех детей и даря им роскошные дорогие подарки.

Сестру свою младшую она любила. Всегда и во всем ей помогала. Особенно когда та рожала детей почти через год-два.

- Сколько уж Бог пошлет, столько и буду рожать, - смеялась та всякий раз на удивленные или же презрительные взгляды холеных женщин в офисе, где работала в собственной с сестрой корпорации старшим бухгалтером.

Её осуждали за спиной, но и завидовали. Хотя чаще саркастически улыбались, говоря, что она отдувается за свою старшую сестру.

- Той Бог не дал, вот эта и старается, - кривились они, когда речь заходила о самых известных сестрах в не только в коллективе, но и, пожалуй, и в мире. О них писала пресса даже такой газеты, как английская «таймс» да еще и с фото обеих.

В корпорации, кстати, трудились целыми кланами. И хотя семейственность вроде как осуждалась, здесь же, наоборот, поощрялась, так как каждый отвечал за каждого. Все же семья – великое дело! Особенно это было заметно, когда устраивались корпоративные праздники. За столами сидели целыми семьями, и всем было весело и уютно. Но иной раз приходилось разбирать и клановые неприязни. Войны не было, но теплые места добывались чуть ли не в сражениях. Правда, чаще всего заканчивалось без кровопролитий. Но так было везде, где существовала конкуренция – двигатель прогресса. А уж интриги были постоянны. Куда от них деться!

Мужа Анна выгнала, так как не могла простить предательства.

- Ну, зачем же тайно изменять, прятаться, лгать, изворачиваться! – кричала она в гневе супругу, когда узнала о его изменах. – Можно было поставить меня в известность и делать это открыто, без подлости и вранья!

Расстались глупо и мелочно. Он выторговал себе квартиру, ту в современном дизайне, которую они построили по своему заказу. Сама осталась в небольшой тесной «двушке», но в самом центре столицы.

Старинный дом в Лаврушенском переулке был темен и хмур, как и время его перестройки где-то в конце восемнадцатого века. Был переулок тупиковым, а стал сквозным. Три этажа этого каменного здания были вначале предназначены для проживания одной семьи. По тамошним временам это было даже не слишком свободно, а даже скромно. Потом стал доходным домом, потом заселили после революции бездомными беженцами, сделав из одной комнаты две, а то даже и три, разделив хилыми перегородками. Потом не раз перестраивали внутренние помещения, внося изменения в планировку целых этажей. Свои тридцать шесть метров её семья получила в период послевоенный разрухи, где-то в пятидесятые годы. Там же родилась и выросла их мать, там же росли и они, окончив ту же школу, находящуюся за пару кварталов. Там же начали и свой бизнес.

Сейчас ей рожденной в конце восьмидесятых двадцатого века, было уютно в маленькой квартирке, но с хорошим евроремонтом. Уж его-то она могла себе позволить! Кстати подправила и весь подъезд, сделав и там ремонт на свои средства и на радость немногочисленным соседям. Посадила на свои же деньги консьержку, а уж следящими камерами самостоятельно оборудовал её квартиру и подъезд их начальник службы безопасности. Она сопротивлялась,доказывая, что кому тут нужна, но он настоял на своем, и она махнула рукой:

- Делай, как знаешь! Но если надо кому меня грохнуть, то ничего не поможет.

Все произошло именно так и в присутствии и камер и консьержки, и даже соседа, который выходил на прогулку с собакой. В нее стреляли открыто и даже с какой-то отчаянной театральностью. Мужчина держал пистолет перед собой и с криком «получай, стерва!» выстрелил в грудь Анне с расстояния в два метра. Её даже не смог защитить водитель-охранник, так как в это время был вне подъезда и садился в машину. Она только тихо ахнула, будто удивилась и медленно осела прямо на глазах всех, кто в это время присутствовал рядом.

Анна, уже теряя сознание, услышала протяжный крик пожилой консьержки:

- Убили-и-и!

На этом крике она вскоре и очнулась, почувствовав полный дискомфорт. Во- первых было как-то странно: болело лицо, хотя стреляли в грудь. Это она хорошо помнила. Во вторых под спиной, да и в ногах было мокро и холодно. Это летом-то! Только почему, она не могла понять. На крик попыталась открыть глаза и не смогла. Кровавая пелена застила зрение, и влага хлюпала под носом, заливая рот чем-то теплым и соленым.

- Кровь! – подумала Анна.

Пошевелив ногами, поняла, что длинная юбка мешает движению и к тому же в обуви много чего-то холодного и мокрого.

- Снег что ли? – мелькнула шальная мысль, и она попыталась приподняться, опираясь на расставленные локти.

Тут она шире раскрыла один глаз и увидела над собой странное мужское лицо в треуголке и мундире… петровских времен?

- Откуда тут ряженые? Или историческая инсталляция? – подумала она, едва разглядев удивленное молодое лицо. – И почему я слышу мужской голос, когда кричала моя консьержка?

Она отчетливо слышала её крик. Сейчас же был отзвук мужского голоса со словом «убили».

Еле упираясь в локтях, теперь она убедилась, что это точно был снег, приподняв голову, еле слышно проговорила, почти одними губами:

- Кого убили?

- Вас, ваше высочество, - ответил обеспокоенный голос и тут же крикнул, повернув голову:

- Жива!

Ей откликнулся другой и, потеснив молодого, склонилось старое лицо в каком-то странном белёсом парике с букольками над ушами. Выражение пожилого мужчины отчаяния и обреченности тут же поменялись на радость, и улыбка тронула его сухие губы.

- Как я рад, ваше высочество, что вы живы! Слава Богу!

И, подняв голову к небу, истово перекрестился.

- Как вы себя чувствуете? – вновь склонился он к Анне.

Она лишь кивнула на автомате, а потом вновь потеряла сознание, еще и потому, что, видимо, получила травму головы и сотрясение мозга.

- Вероятно, когда падала, то ударилась обо что-то вот и видится нечто. Галюцинация...

Это была ее последняя мысль перед уходом в темноту.

Очнулась она уже от тряски и колыхания. Открыв глаза, скорее один глаз, увидела перед собой странный потолок затянутый светлой материей, маленькое окно, завешенное шелковой занавеской, почувствовала себя полулежащей с подушками по бокам и под головой. Ноги были укутаны во что-то мягкое и пушистое. Пальцы, лежащие на этом палантине, еле сжимались от сильной слабости. Она слегка повернула голову и тут же застонала. Боль в висках резанула так сильно, что даже затошнило.И тут же услышала немецкую речь. Говорила женщина, и это было странно.

- Вам плохо, фрау Анна? Дать воды?

Анна лишь покачала головой, прикрыв в изнеможении глаза. Она понимала, что если выпьет, то ее точно вытошнит, а этого она себе позволить не может пока не определит куда попала и почему слышит иностранную речь.

- Я уже на том свете? – мелькала мысль. – Но уж точно не в машине скорой или реанимации. Не тот антураж.

Она вновь попыталась открыть глаза и даже слегка приподнялась.

- Лежите-лежите, фрау! – тут же услышала она вновь женщину и почувствовала на руке ее теплые пальцы. – Скоро будет село,и там мы найдем лекаря. Он посмотрит вас. А пока вам нужен покой.

Анна вновь откинулась на подушку и закрыла глаза.

- Где я и что со мной? И почему лекаря, а не врача?

Эта мысль вкупе с ощущением, что она едет в какой-то совсем ей незнакомой тесной коробке, вместо салона автомобиля скорой или же своего джипа. И рядом сидела не медсестра в синей куртке с надписью «скорая помощь», а странно одета женщина, немолодая, но опрятная и внимательными жалостливыми глазами смотрела на нее. Анна лишь вздохнула, понимая, что галлюцинации могли быть в связи с такой болью в голове и тиканьем крови в висках.

- Видимо санитарка или же кто-то из прохожих, - думала она уже с закрытыми глазами.

Эта женщина сопровождала ее до самой остановки. Когда странный возок остановился, тут она уже услышала и другие мужские голоса, и топот копыт лошадей и отдельные выкрики и суету вокруг их коробка. Иначе она не могла назвать то, в чем сейчас полулежала. Резко открылась дверь, и мужской голос громко сказал:

- Приехали! Сейчас вынесем её высочество.

Потом почувствовала, как с большим неудобством её пытались приподнять, наступая не только на полог, но и на ноги. Она ойкала, а женский голос ворчал на немецком, что тащат хозяйку эти русские олухи совсем как мешок с мукой.

- Осторожнее! - кричала она, придерживая Анну с одной стороны. – Не куль тащите! – срывался её голос на фальцет.

Анне было так плохо, что её стало еще больше тошнить. Она начала ворочаться, ища возможность блевануть, выворачивалась и вырывалась, кашляя и показывая рвотные позывы. Двое мужиков в форме, как успела она их разглядеть одним глазом, второй совсем заплыл, несли ее осторожно и медленно, подхватив под спину и под ноги. Они остановились, и Анну тот час вывернуло. Это едва не попало кому-то на ноги.

- Ах-ах! – услышала она вновь голос той женщины. – Стойте!

Утерев разбитые губы и поднеся ко рту флягу, она попыталась влить воду ей в рот. Анна оттолкнула её рукой и откинула вновь голову солдату на плечо. Тот, тут же понял этот жест как приказ двигаться дальше, и понес, осторожно придерживая под спину. Вскоре Анна почувствовала тепло и странный запах помещения – пахло соломой, навозом и… пищей?

- Я что, в конюшне? – мелькнула мысль. - Куда меня привезли?

Но оформить мысль до конца не смогла, так как вновь ушла в темноту.

Очнулась лежа на постели, укрытая теплым одеялом. На лице почувствовала нечто мокрое и холодное. Не открывая глаз, услышала голоса. Один говорил о состоянии Анны, другой задавал ему вопросы. Из этого диалога она поняла, что пока ей требуется лежать хотя бы пару дней и ни о каком движении или же поездке не может быть и речи.

- Поймите князь, - говорил врач, как она поняла. – Её высочеству нет нужды трястись в карете еще несколько дней. Все может подождать ради здоровья её высочества. Сотрясение может быть опасно. Я даже не уверен, сможет ли она соображать также как ранее. Голова, знаете ли, батенька, это темная ипостась, куда нам еще долго нам не заглянуть. Всяко может быть.

Потом голоса удалились, а вместо них услышала уже известный, слегка ворчливый, голос женщины говорившей на немецком:

- Доннер веттер! Много они знают эти медикусы! Все пройдет не в первый раз. Уж как прикладывался к ней граф, царство ему небесное, то надо было видеть! Частенько побивал бедняжку. А ничего. Синяки пройдут и опять все в порядке. И сейчас все пройдет!

- Вероятно сестра или санитарка, - почему-то подумала Анна, не открывая глаз и даже не поворачивая головы, так как сразу чувствовала тошноту. – Только почему говорит на немецком?

Этот язык она учила в школе и институте, знала неплохо, как и английский и даже немного французский. Не сказать, что умела читать-писать, но уж сказать чтО, или понять разговор, могла. Так что понимала ворчание женщины и ее причитания после пробуждения и не раз. Та поила её какой-то бурдой, прикладывала холодную примочку к лицу и вискам, укрывала одеялом и подкладывала под ноги что-то теплое, завернутое в тряпки.

- Вероятно грелки, - думала, улыбаясь про себя, Анна,и вновь засыпала уже привыкшая к такой заботе.

Открыв в следующий раз глаза, она поняла, что за окном ночь, что напротив в кресле сидит пожилая странно одетая женщина и спит, склонив голову на свое плечо, что рядом на столике стоит подсвечник со свечой, который еле освещал комнату. Обвела взглядом помещение и тут же со вздохом откинулась на подушки. Она увидела деревенский дом, со всеми атрибутами и антуражом, при том не современный, а какой-то древний.

- История в полный рост, - хмыкнула она, всматриваясь в небеленый потолок с балками и поперечинами. Стены голые со мхом забитым между бревнами, окно маленькое, не остекленное, а матовое. И темнота, и спертось воздуха, свечной запах говорило о том, что она или в коме или же умерла и попала в другой мир.

В этом она была права. То есть, что попала в другой мир, и даже в другое время, в прошлое, отстоящее от современного аж на два с половиной столетия. Пока она только удивлялась и даже волновалась от увиденного, но вскоре ей придется привыкать и делать соответствующие выводы.

И она делала, понимая, что попала и еще как попала!

Тут на ум пришло воспоминание, как её сестра пыталась всякий раз приобщить к чтению книг о попаданках, которые любила безумно. Анна всякий раз отнекивалась и только улыбалась настойчивости сестры.

- Ещё мне этого не хватало! - устало слушала она восторженные рассказы о разных попаданках, красавиц и умниц, ставшими королевами, магинями или же волшебницами. В их бухгалтерии женщины часто обсуждали такие истории и делились впечатлениями. Даже иной раз спорили и обижались, не найдя общего знаменателя.

- Делать им там нечего! – вздыхала Анна всякий раз, когда сестра все же пыталась всучить ей то одну книжку, то другую, а то и ссылку на телефон с названиями и кратким сюжетом. Но так и не заинтересовала её чтением фантастических женских глупостей.

Теперь же сама со страхом начинала понимать, что каким-то образом очутилась в прошлом своей страны, если говорят все же по-русски. Правда, странными словами, но в общем понятными. Да и немецкий был скорее также старинным, как и одежда и антураж. Вспомнила склонившегося над ней молодого мужчину в первый раз, его треуголку, во второй раз старое лицо с париком и буклями, и в третий женщину, что звали Берта и говорившую на немецком.

- Да, а меня они называли…ваше высочество? Судя по рангам,я выходит принцесса или же герцогиня? – хмыкнула она и вновь прикрыла глаза. – Ладно, расспрошу днем. Надо при том сослаться, что ничего не помню, чтобы получить нужную информацию.

Тут она успокоилась, устроилась удобнее и притихла, ожидая сон. Но тут же резкая мысль пронзила её:

- А где же предыдущая хозяйка этого тела?

То, что Анна была в другом, поняла сразу, еще днем, как очнулась. Увидела руки с длинными пальцами, клок темных волос на плече, ощутила странность во всем теле, то есть не было прежней телесной тяжести, а только какая-то легкость. Провела рукой по груди и удостоверилась, что все же тело чужое, так как не было больше выпуклостей, а скорее впуклости там, где всегда были грудь пятого размера, живот и бедра, доставлявшие ей немало хлопот. Теперь грудь была едва второго, живот отсутствовал вовсе, и была скорее яма с выпиравшими тазовыми костями. Худая, одним словом. Именно это ощущение склонило её к тому, что поверила, что попала туда, «куда Макар телят не гонял», а именно в попадалово.

- Вот бы сюда мою сеструху Катюшу! – усмехнулась она невесело. – То-то ей было бы забава! А мне что делать? Нужно хотя бы узнать что это за место и какое сейчас время? Да и врача бы опросить или как они тут его называют – лекарем что ли. Что со мной и как долго я буду тут лежать. Это нужно для времени ознакомления, хотя бы с радом находившимися людьми. Да еще бы и со временем и со своим статусом. Ваше высочество! Это же надо!

Она вновь тяжело вздохнув, повертелась и успокоилась, поняв, что «утро вечера мудренее» или как говорит там героиня «не буду думать об этом сегодня»?

Глава 3

Утро началось с легкой побудки - ей меняли тряпку на лице. Анна, проснувшись от прикосновения, поморщилась и резко схватила за руку.

- Фрау Анна, надо поменять примочку и выпить лекарство, - услышала она спокойный голос женщины.

Вздохнув, Анна повернула голову. Приняв из рук прислуги кружку с теплым напитком, еле проглотила странно пахнувшую жидкость и решила, что её должно от этого вырвать, но ничего не случилось, а тут же успокоилась внутренность, и даже прекратился шум в голове. Да и вкупе холод тряпицы снял тупую боль на лице. Она поняла, что может даже присесть и попыталась это сделать, но была остановлена словами женщины:

- Ваше высочество, пока рано садиться. Голова может кружиться. Вот придет лекарь тогда и скажет. А горшок, если надо, я подставлю.

Анна только согласно кивнула и вновь легла, вытянув ноги, которые показались ей достаточно длинными.

- Не то что мои, - хмыкнула она и прикрыла глаза.

Лекарь пришел вскоре. Тут она смогла рассмотреть и его. Это был среднего возраста мужчина, высокий, в таком же парке, как и тех, которые вытаскивали ее из сугроба и несли в избу. Кафтан с широкими обшлагами на рукавах и белой рубашкой с шарфом-жабо, заколотым небольшой брошью, суконные штаны до колена с теплыми темными чулками и такими же туфлями с большими массивными пряжками, говорили о том, что все это так ладно сидевшее на фигуре была одеждой ношеной и постоянной.

- Значит все-таки попадака, не инсталяция и не съемки кино, - тяжело вздохнула она и попыталась вновь присесть.

Лекарь помог, и они очутились лицом к лицу. Он посмотрел на нее так близко, что ей стало неловко от его внимательного изучающего взгляда.

Усадив Анну, он спросил:

- Как себя чувствуете, ваше высочество?

Анна лишь пожала плечами, показывая, что вопрос просто некорректен:

- А как себя может чувствовать женщина получившая кулаком в лицо, как вы думаете? Сильно болит нос, ничего не вижу одним глазом, в висках тупая пульсация, и слегка подташнивает.

Мужчина с уважением посмотрел на женщину и прищелкнул языком:

- Если бы вы не были герцогиней, я бы подумал, что разговариваю с коллегой.

- Почему? – удивилась она.

- Слишком хорошо описан анамнез. Почти профессионально.

- Ну, почему же женщина не может быть врачем, пардон, лекарем?

- Может, - утвердительно кивнул он, - но вы не медикус, как я понимаю. Впрочем, вы образованная женщина и многое знаете.

Он хмыкнул.

- К тому же я пока не знаю ни одну женщину лекаря, хотя повитухи есть.

Тут он слегка улыбнулся, будто объяснял мне давно известные истины.

- Теперь о наших делах. Продолжайте пить те снадобья, что я прописал, покой, и немного куриного бульона. Я распоряжусь, - повернул он голову к служанке, стоявшей рядом. Даже не Анне, а скорее ей он говорил о самочувствии и лечении. Та же согласно кивала в ответ.

Лекарь протянул руку, взял Аннину и, прощупав пульс, удовлетворенно кивнул, потом убрал с лица тряпицу и осмотрел внимательно лицо.

- Оставляю тебе Берта еще и мазь. Будешь три раза в день прикладывать ее высочеству на нос и подглазники. Поняла? Это быстрее снимет отек и откроется второй глаз.

На все это женщина утвердительно кивала. Она стояла по стойке смирно и с уважением смотрела на лекаря. Как и все женщины, она в первую очередь видела в нем врачевателя и уж потом мужчину. Так что мне не удалось даже углядеть просто симпатию на её холодном, без эмоций лице.

- Может это и хорошо для прислуги. Кстати, надо её расспросить про прежнюю хозяйку и что они делают на данный момент, то есть куда едут и кто еще с ними. Особенно тот самый старый мужчина, князь, как его здесь все называли, - подумала она, перед тем как кивнула лекарю.

Он попрощался, обещая зайти к вечеру, и пошел к двери, поманив за собой служанку. Та резво пошла за ним и дверь закрылась.

Анна откинулась на подушки. Она судорожно составляла вопросник для прислуги с тем еще расчетом, чтобы та не смогла понять, зачем ей это надо.

- Хотя могу сослаться на амнезию или частичную потерю памяти. Так, кажется, ссылались Катюшкины попаданки, - криво улыбнулась женщина.

Прошло некоторое время, и в двери вошла Берта, неся в руках горшок с чем-то дымящимся. Запах, что разлился по всей комнате, был удивительным и живот её сразу же забурчал. Это был запах настоящей курицы, кормленной зерном, деревенской, как сказали бы в её время. И хотя она в последние годы питалась в дорогих ресторанах, все же не тот ощущала вкус даже там. Сейчас она вспомнила картинку своего детства, как мать ставила на стол кастрюлю со сваренной курицей или же петухом и запах разливался по комнате. А уж вкус был отменный!

- Сестрам по крылышкам, чтобы скоренько улетели из дома, а нам с мамой по ножке, чтобы бежать за вами по дорожке! – всякий раз с улыбкой приговаривал отец, разделяя птицу по кусочкам.

Сейчас она встрепенулась и даже боль, что резанула по мозгам, была тут же забыта под этим непередаваемым ароматом. Её руки даже слегка дрожали, когда она принимала кружку с налитым бульоном. Приложив ко рту, задержала дыхание, еще раз понюхав, и принялась осторожно, маленькими глотками пить. Берта смотрела на Анну с радостью и даже вытянула вперед губы, будто тоже пила с ней или же помогала пить. Она еще раз улыбнулась довольно, когда Анна подала ей пустую кружку со словами:

- Еще налей!

Женщина тот час поднялась и плеснула в кружку. Анна вновь, уже с остановками, допила содержимое и откинулась сытая на подушку, предварительно отдав служанке посуду. Прикрыла глаза и притихла, прислушиваясь к себе и ощущая сытость. Настроение поднялось. Тут же она решилась на такой нужный ей разговор.

- Берта, ты можешь присесть, и я хочу с тобой поговорить? – сказала она и начала устраиваться на кровати для продолжительной, как она хотела беседы.

- Да, фрау Анна, - ответила та по-немецки и присела в то кресло, в котором недавно спала. – Слушаю вас.

Она часто резко переходила с одного языка на другой и, видимо, бывшая хозяйка этого не замечала. Теперь Анне резало слух и она слегка скривилась. Но тут же собралась с духом.

- Ты же немка? Откуда ты знаешь русский?

- Моя мать русская. Но вы и сами должны знать, - удивленно та подняла брови.

- Ты понимаешь, что у меня было сотрясение и я многое уже не помню, а сказать боюсь. Хотя вот тебя помню в лицо и по имени.

Та удовлетворенно кивнула.

- А вот многое другое просто смешалось в голове, - продолжила Анна. - Я задАм тебе вопросы? Только прошу, не рассказывай кому-то другому. Даже док…лекарю. Ладно? Я могу рассчитывать на твое молчание?

Берта кивнула.

Анна помолчала, затем спросила тихо:

- Кто я и куда еду?

Берта вскинула на нее удивленный взгляд и открыла рот, чтобы сказать что-то не то, но вспомнив слова хозяйки, да еще и её измученный кровавый глаз, охнула:

- Ах, как все плохо, фрау Анна, что вы даже этого не помните! Вы герцогиня Курляндии, Анна Иоановна, принцесса из России. Ваш муж, наш герцог, умер по пути сюда, почти в день свадьбы, и вот вы уже двадцать лет вдова. Сейчас мы едем назад в Россию в Москву, куда вас пригласили на престол. Вы будите императрицей!

Это она сказала с такой гордостью, будто не Анна, а она должна ею стать. Тут Анна сложила губы в нечто напоминающее букву «о» с таким же звуком и замолчала. Молчала и служанка, глядя на нее. Ей было ужасно жаль эту женщину, которой она служила уже пятнадцать лет. Когда-то, совсем молодой девушкой, Анна приметила ее в дворне герцогства и приняла в свою группу малочисленных слуг. Через полгода Берта стала её личной горничной, так как единственная, которая хоть как-то могла говорить по-русски. Они стали близки, если так можно было сказать о хозяйке и прислуге. Но, по крайней мере, понимали друг друга, ибо обе были сиротами, обе безмужние, обе жили не у себя дома. Берта во многом не одобряла Анну за её упрямый характер и мотовство, и лишь ворчала, но не покидала её даже в самые тяжелые времена, когда и кормиться было скудно, и одежду она чаще всего штопала хозяйке, нежели себе. К тому же очень ей не нравился Бестужев, что поднимал на нее руку, и даже потом Бирон, что руки не поднимал, но уж речами своими так мог приложить, что Анна только плакала и жаловалась на него своей камеристке. К тому же был жаден до денег и отказывал во всем. Бестужев же хоть и побивал, но все же потом просил прощения и был щедр на подарки. Теперь она ехала за ней в страшную Россию и не знала, чем для нее закончится эта поездка.

- Вон, уже хозяйке досталось от этих русских разбойников, - тяжело вздыхала она, глядя на задумавшуюся патронессу. – Что-то там еще будет!

Анна едва переваривала то, что услышала.

- Значит, она влетела в тело Анны Иоановны? Герцогини Курляндии? Той самой, которая в книге Лажечникова «Ледяной дом»? Боже! Это же та самая царица, которая заставила какого-то князя жениться на карлице и поселила их в ледяной дворец на всю ночь, ночь молодоженов в самый яростный мороз?

Анна охнула вслух и зажала рот руками. Она чуть было не взвыла от ужаса, вспомнив о том самом мрачном периоде истории России, которую прозвали «бироновщиной».

- Я теперь та самая Анна? – вдруг подпрыгнула она на постели и с испугом оглядела и ощупала себя. – В её теле?

- Подай мне зеркало, срочно! – закричала она, повернувшись к женщине, которая в это время собралась выходить из комнаты с подносом в руках.

Повернувшись на вскрик, та вздрогнула и остановилась. Увидев ошарашенное лицо хозяйки, она передохнула и даже улыбнулась:

- Наконец-то вспомнила, - подумала она. – А то напугала меня.

Вынув из кармана небольшое зеркальце, подала его и остановилась наблюдать. Анна тот час резко выхватила его из рук и поднесла к своему лицу. Уж что там можно было разглядеть, служанка не представляла, но то, как постепенно вытягивалось её лицо, и как она медленно проводила им по окружности, будто оглядывая себя, Берта не поняла.

- Неужели все же стукнули сильно? – ахала она про себя, сердобольно глядя на хозяйку. – Но может бог даст, все же будет хорошо.

Когда та откинулась на подушки, то Берта вздохнула и со словами «я скоро», подхватила поднос и вышла из комнаты. Анна же лежала, прикрыв глаза, и пыталась принять действительность и себя такую, какую увидела в маленьком зеркале, то есть совершенно другую, полностью противоположную той, коей себя когда-то ощущала и видела. Теперь она была судя по ногам, на десяток сантиметров выше той себя, с волосами черными и довольно густыми и длинными, с глазами, даже судя по одному глазу, черными, слегка навыкате, с широкими бровями, почти сросшимися на переносице. Нос слегка удлинен, но в пределах и не картошкой, как был прежде, а с тонкой переносицей, губы резко очерчены и довольно красивы, а зубы белы и ровны. Лицо, слава Богу, чистое, без конопушек, и без второго подбородка, уши тоже небольшие. А вот конечности длинные и руки и ноги, хотя ступни небольшие размер так тридцать седьмой, и ладони тоже. Только уж пальцы слегка узловаты худые и длинные.

- Мои-то были короче и пухлявей, - улыбнулась она.

В общем, она была не та, прежняя и к этому облику теперь ей надо будет привыкнуть, как и к этому времени. Но главное к её положению.

- Мама, роди меня обратно! – ахнула она, осознав это и, охватив лицо ладонями, запричитала вслух. – Что же делать-то? Ведь я нисколечки, ну вот совсем ни бум- бум в том времени! В школе немного, да в вузе потом чуток. Зачем заочнику бухгалтеру знать русскую историю? Там были совсем другие предметы. Да и курсы по подготовке управленцев-менеджментов были скудны на такие исторические тонкости. Что же делать-то? Если поймут, что я это не она, то ей Богу укоротят на голову. Или даже четвертуют. Тут у них это запросто!

Анна лежала, и слезы закипали в глазах. Она даже начала всхлипывать, ужасно жалея себя.

- Лучше бы меня похоронили там вместе с сознанием этим! – всхлипывала она. – Зачем перенесли сюда? Какой в этом толк, если я ничегошеньки не знаю ни об Анне, ни о её Бироне, ни о ком? И куда теперь еду-то? Неужели это лишь начало пути? А кто тот старый мужик в парике с буклями? Сопровождающий? В чинах ли? Как к нему обращаться даже не знаю.

Она лежала до тех пор, пока не уснула, да и спала, вздрагивая и всхлипывая. Видела сон, как её тащат на эшафот и доктор, уже в виде палача, заносит над ней… скальпель и кричит, что сейчас будет вырезать ей больной глаз. И когда уже прикоснулся к голове, она от ужаса проснулась. Тут же приоткрыла глаза и увидела склонившегося над ней этого самого лекаря. Она чуть не закричала, так испугалась.

- Ну-ну, ваше высочество! – услышала она ласковый мужской голос. – Зачем так резко. Нужно быть спокойней и не дергаться. Сейчас я проверю вас и пропишу успокоительные капли.

Он вновь взял её за руку, подержал, посчитав пульс, осторожно приподнял веко и осмотрев, покачал головой:

- Думаю, что даже и завтра вы не сможете ехать, ваше сиятельство, - поднял он голову к человеку, стоявшему за его спиной.

Анна перевела взгляд на него и увидела пожилого мужчину, того, кто тогда склонился над нею и его недовольное теперь лицо.

- Ай-яй-яй! – сказал он и посмотрел на Анну почти укоризненно. – Зачем надо было лезть из кареты! Будто без тебя, матушка, никто бы нас не защитил. Вон их сколько рядом были и все преображенцы. Лихие вояки. А теперь будем здесь прохлаждаться. А ведь нас в Москве ждут.

Анна лишь кивнула в знак согласия. Она даже не знала, как зовут этого мужчину и кто он такой. Но по стати и высокомерию, да по дорогому сукну на кафтане с золотыми позументом и пуговицами, понимала, что из высшего сословия точно.

- Значит, погодить придется, так Карл Карлович? – подал он лекарю руку. – Спасибо голубчик, что выручил нас. Сам Господь тебя послал. Не смею больше задерживать.

- Что вы, Василий Лукич, я всегда к вашим услугам. А ее высочество еще денек полежит и можно ехать. Глаз видит, а отеки сойдут со временем. Мазь я дал служанке. Она знает как надо.

Кивнув мне, он поманил за собой Берту и вышел. Когда за прислугой закрылась дверь, князь присел на кресло напротив и уставился на женщину, лежащую на кровати. Она вся подобралась под его взглядом и притихла.

- Ну, и что будем делать матушка? – сказал он, слегка нахмурясь. – Вот чуть без глаза не осталась. Хорошо на твое счастье лекарь бесценный прям по твоей болячке, проезжал. Он хороший медикус. Опытный.

- А кто это? – вырвалось у Анны совсем на автомате.

- Это Карл Карлович Брун, брат известного окулиста Давида Карловича Брун, члена Аптекарского приказа. Он тоже лекарь по глазам. Только в Москве. Давид Карлович живет и работает в Петербурге.

- А-а-а…! – пробормотала Анна и, потрогав свое лицо, скривилась.

- Болит? – усмехнулся князь.

Она кивнула и вздохнула.

Они помолчали.

- Князь, прошу вас соблаговолите рассказать мне зачем мы едем в столицу? Я что-то запамятовала, уж простите. Голова знаете ли…

Он вскинулся и уставился на неё с удивлением.

- Как так, матушка! Неужто, забыли?

Анна показала на голову и слегка помотала ею и стороны в сторону. Князь помолчал и кивнул.

- Тогда сразу и обо всем.

Он долго и с подробностями рассказал ей о том, что бывший российский император внук Петра Первого скончался в малом возрасте от оспы, а они, Верховный тайный совет, что создан был для правления при малолетнем царе, по его кончине выбрали её, как прямую наследницу и племянницу Петра Первого.

Анна впитывала со скоростью света все, о чем говорил князь, и мотала на ус. Уж эта информация была ей ох, как нужна. К тому же она узнала, что ради трона она подписала какие-то Кондиции и была с ними согласна.

Тут Анна остановила князя взмахом руки:

- Дадите вновь перечитать?

Тот кивнул и обещал прислать с Бертой. Она как раз вошла в комнату и стояла у двери, прислушиваясь к рассказу князя.

Попрощавшись и пожелав скорейшего выздоровления, он поманил служанку с собой, а Анна, откинувшись на подушки думала о том, что же та смогла подписать, не глядя и даже не читая, как сказал, скривившись, князь.

Но когда она прочла их, с большим трудом продираясь среди витиеватых предложений и слов с ятями и ерами, то с ужасом откинула на постель листы со словами матерными и очень длинными.

Берта только головой покачала.

Так чем же была недовольна современная руководитель? А тем, что подписанные листы лишали Анну самодержавия, то есть во всем ограничивали ее правление. Это даже было не правление, это был насилие над самой правительницей. Это было тоже самое, как если бы она в своем мире была бы не гендиректором, а присутствующим виц-председателем и подписывала лишь бумаги, составленные советом директоров без ее на то желания.

- Господи, о чем та думала, когда черкала под этими листами свою закорючку? – вздыхала она, и брала их вновь в руки, и читала кое-где матерясь вслух.

- Что так, фрау Анна? – подсела к ней на постель Берта и взяла листы в руки. Повертела и положила вновь на кровать. Видно было, что читать она еле умела, слегка шевелила губами. – Чем вы так расстроились?

Анна не выдержала и с сарказмом начала пересказывать ей некоторые пункты этих Кондиций, которые даже у полуграмотной прислуги вызвали недоумение.

- А как же нельзя даже выйти замуж без их согласия, да платье себе пошить? А ребеночка-то можно без них родить? – всплеснула она руками, уяснив только самые интересные по её разумению места.

Анна со злостью сплюнула и бросила листы в сторону. Закинув руки за голову, принялась вспоминать, чего еще её, государыню российскую они лишили. Ну, во-первых без их ведома не совершать крупные политические действия, не объявлять войну и не заключать мир, не менять налоговую систему, не раздавать чины и ранги, не назначать своего преемника, не вступать в брак и еще много чего НЕ без их прямого на то дозволения.

- Может мне и не срать и не дышать без их дозволения? – вновь мысленно плевалась она и стискивала зубы.

Тут она вдруг поняла, что только что сказала «мне» и этим самым приняла на себя жизнь этой, возможно чуть взбалмошной, но такой несчастной Анны, в тело которое судьба вселила её сознание.

- Видимо так и должно было случиться, - вздохнула она. – Ну ладно, - сказала она сквозь зубы. – Это мы еще посмотрим чего они меня лишили!

Глава 4

Через день, когда совсем опал отек и глаз раскрылся полностью, они уже ехали в Москву. Еще совсем немного и они прибудут в столицу.

- А где мы остановимся? – спросила она у князя, и тот ответил, что ей не стоит беспокоиться, так как в саму столицу они не въедут, дабы подготовить её к принятию присяги от общества и представителей народа, которые в это время заполонили Москву. На вопрос почему, он ответил, что, во-первых, приглашены были на свадьбу Петра Второго, а он внезапно умер от черной оспы – бича тогдашнего времени, а во вторых остались на похороны, дабы почтить память внука Петра и императора российского.

- Поэтому чтобы не мозолить глаза и подготовиться основательно, мы решили, что вам стоит пожить в селе Всехсвятское. Там у меня имение.Там тихо и ты, государыня, сможешь подлечить свои синяки. А уж потом и к делам нашим благим приступим.

То, что этот князь называл её на «ты» коробило Анну, но она пока молчала. Она еще не знала, как они здесь общаются меж собой, и принимала это, скрипя сердце. Но к каким же «благим» делам её направят? Она даже не предполагала и поэтому внутренне готовилась к отпору. Ей обязательно надо было понять все то, что окружало и тех с кем придется иметь дело. Пока она была совсем одна и страдала неимоверно от нехватки информации. Со своим положением она уже почти свыклась.

- Царица так царица! – вздыхала она про себя, пока ехала с князем в одном возке и прятала глаза от внимательного пригляда мужчины. – Считай гендиректор медиахолдинга, правда уж очень крупного. А так, где наша не пропадала.

После того, как она вернула ему Кондиции, тот обратил внимание, что листы были как-то скомканы, будто их мяли и бросали в отчаянии. Теперь Василий Лукич не был настолько уверен, как в первый раз, когда та подписывала их, теперь у него закрались сомнения во всем начиная с того самого момента, когда та отказывалась надевать фижмы под платье, ссылаясь на их ширину и при том неудобство езды в карете. Требовала простое платье, как у служанки, чем и её расстроила основательно. Пришлось срочно искать приличное платье и не найдя в том самом селе, Берта ушивала бывшее всю ночь, чтобы фалды не мешали Анне ходить и даже сидеть. Получилась просто карикатура на платья, но все же наряд, если можно было его так назвать. Его она приняла с удовольствием и даже благодарила свою служанку. Та только головой качала, но молчала. К тому же Анна не захотела надевать парик, положенный по моде, а укуталась в теплый головной платок той же Берты. Правда, волосы её были в порядке, и даже смотрелась она лучше, чем в парике.

- Как-то они её освежали, что ли, - думал удивленный князь и часто ловил себя на том, что и своим бы женщинам рекомендовать не носить такие страшные причиндалы на головах. Свои же волосы лучше.

К тому же за опухлостями да синяками невозможно было ни рассмотреть, ни понять, что творилось у той в голове. А очень хотелось бы, потому что ранее она была как открытая книга, но теперь появилась в ней какая-то тайна, что ли, или же он совсем не понимает женщин, при том битых кулаком в лицо.

- С головой может быть беда, - вздыхал он и прикрывал глаза. – Надо будет своего лекаря приставить по приезде. Пусть лечит как надо.

Анна же в это время постоянно то дремала, то смотрела в окна, особенно когда проезжали поселки, деревни и села. Города старались объезжать, и поэтому она всматривалась в их далекие очертания более пристально. Они почти ничем не отличались друг от друга: те же хибары по околицам, высокие маковки церквей где-то в середине и еще кое-где остатки стен укреплений или же монастырей. Уж тех было многовато для одного города.

Когда она спросила, почему не заехать бы в город, князь отвечал, что ежели узнают кто они, а они обязательно узнают, то не отбодаться. Будет много народу, и они могут завязнуть в толпах людей. Все же императрица едет. Как тут не полюбопытствовать, а то и грамотку какую кинуть или же жалобу.

- К тому же не стоит забывать и о разбойниках, государыня-матушка, - качал головой князь. – Думаю, тебе и того было довольно.

Тут он ехидно улыбался и с интересом заглядывал ей в лицо. Анна с досадой отворачивалась и замолкала надолго.

Имение князя было в нескольких километрах от Москвы и даже были видны крыши её строений, что возвышались над избами черного люда. А вот Кремль она не смогла разглядеть. Да и каким он был сейчас, тоже не знала, но любопытствовала.

- Ладно, потом узнаю. Насколько мне помнится, то царские палаты были как раз в Кремле. Туда и надо требовать переселения. А пока поглядим, что он мне приготовил.

Так думала она, осматривая в полумраке сени за высоким крыльцом, просторные комнаты и лестницу на второй этаж. Везде, где только падал взор, стояла стража и в странном одеянии, очень похожем на царских стрельцов, того самого времени её так называемого отца Иоана Пятого. На них были красные кафтаны с черными кушаками, красные же сапоги и с пиками в руках.

- Прям кадры из фильма Иван Васильевич, - фыркала она, проходя мимо дюжих молодцев, которые на нее смотрели с интересом.

Теперь она также знала, что семья ее состоит из матери царицы Прасковии Федоровны Салтыковой, умершей семь лет назад, и живущих в столице сестер: старшей Капиталины (скорее Капы, нежели Катерины) с племянницей Елизаветой Кристиной, девицей двенадцати лет от роду, Прасковии (Параши) с сыном Иваном шести лет. К тому же они были замужем. Их мужья князья Карл-Леопольд Мекленбург-Шверинский уже не пользовался вниманием Катерины, и она оставила его, переехав в Москву с дочерью, а другой родственник муж Прасковии князь Иван Ильич Дмитриев-Мамонов генерал-лейтенант, сенатор, награжденный высшим орденом Святого Александра Невского за многочисленные военные походы, проживал здесь же со всей семьей. Дом их находился в Зарядье и пользовался успехом у многих высших чинов и званий столицы.

Так Анна постепенно допытывалась, сохраняя отдельные крупицы информации, ссылаясь на свою утратившую память, и от князя и от прислуги, что обслуживала её и от своей же Берты. Кстати, именно она и приносила ей все теремные сплетни и новости. Анну же не пускали дальше комнаты, в которой поселили с некоторым комфортом, если так можно было сказать. И только иногда, к вечеру, князь приглашал ее поужинать с ней и рассказывал новости Москвы, как она и просила. Но все ли, что он рассказывал, было истиной или что-то умалчивал, она не могла понять и поэтому нервничала.

Комната в которую ее поселили, была в этом старо-русском тереме, большой, по сравнению с малыми горницами, о чем та пыталась вспомнить по книгам или же фильмам, когда все же удавалось посмотреть. То есть порядка сорока метров квадратных. Большую часть её занимала кровать с балдахином и множеством перин, подушек и одеял. Зачем столько, она не могла понять и поэтому сразу же приказала часть снять и оставить немного. Печи едва топились, в комнатах по утрам было довольно свежо, но не холодно. Даже окна приказывала постоянно открывать, что бы проветривать, а заодно и полюбоваться зимней природой Московии. Давно она не видела такого молочно-белого снега, на котором хорошо были видны сорочьи и вороньи следы и красные ягоды рябины, что росла недалеко. Видимо птиц здесь не гоняли, и они спокойно лакомились плодами. Она бы сама с удовольствием погуляла в саду, но ей было запрещено, ссылаясь на недавнюю болячку и возможные последствия.

- Пойми, государыня-матушка, - слушала она уже надоевший ей голос князя, - а ежели голова закружится, ежели упадешь невзначай? А тут вскоре и вся команда приедет. Будем знакомиться.

- То-то ты суетишься, - думала она, глядя на взъерошенного князя. – Надо бы посмотреть на эту команду. Глядишь, что и пойму. Ох, не нравится мне все это! – вздыхала она, закрывая окно.

Сейчас ей опять нужно приготовиться к приему швей и портных, что шили для неё коронационные наряды и несколько обычных платьев для царицы. Хотя их вряд ли можешь назвать обычными.

- Уж эти фижмы в полметра с двух сторон, да еще несколько подюбников, потом корсет, будь он трижды проклят! – костерила она про себя все эти тряпки, с тоской вспоминая свои прежние деловые костюмы и свободные охотничьи куртки со штанами. – И ходить-то в них неудобно. В дверях надо поворачиваться боком, чтобы пройти, а то застрянешь.

Она тогда еле не попалась с таким нарядом, когда хотела пройти в узкие довольно двери терема. Берта, увидев злое лицо хозяйки, которая пыталась протиснуться передом, просто силой повернула ее боком и показала,как следует ходить. Хорошо что они были вдвоем. А как бы другие посмотрели на неё? Точно пошла голова не туда, решили бы.

Когда её обрядили в этот наряд, то она даже не смогла сделать и шагу, так все кругом было стянуто корсетом, затем этот каркас для юбки, затем две нижние юбки, потом сверху лиф с узкими рукавами до локтя, и к тому же весь верх был отделан камнями и жемчугом.

- Тяжеленная ноша эти платья императрицы! А еще при том мощные серьги, колье, и корона на башке. И как скажите не только ходить, а даже танцевать могли они в этом! Если только не учились с детства, - зло пыхтела она,учась ходить во всех этих нарядах.

- Ну, ничего, - сжимала от злости зубы, когда Берта затягивала на ней корсет. – Это же просто испанский сапог какой-то, а не подгрудник. И зачем столько открытости вверху? В этом теле если только второй размер грудей и то хорошо. Только и видно,что худые кости ключиц и никакого женского шарма. Не груди, а прыщики какие-то! Сюда бы мой бывший пятый, тогда да. Есть что показать. Надо и здесь эту моду менять, чтобы не так страшно выглядеть. Росту много, а тела нет совсем.

Она смотрела в большое зеркало, которое ей поставили специально для примерок. Оно было очень дорогим, как сказала ей Берта, так как своих зеркал Россия не делала, а все везли из Италии и оно дорого обходилось.

- Надо же, как расстарался князек, аж дорогую игрушку подкинул. Что бы я, значит, приняла его дела за хорошее к себе отношение. Ага! Все это, чтобы запудрить мне мозги и своего добиться. Ах, как мало у меня информации! – потирала она в отчаянии ладони. – Я даже почти ничего не помню из учебников, да и фильмы смотрела не часто. Тем более исторические. Мне все больше ужастики нравились. Поохаешь с ними вместе, выпустишь пар и спокойно так спишь. А здесь ужо будет мне ужастик! Чую задней чуйкой!

Анна старалась самостоятельно хоть в чем-то разобраться, но, увы, все было темно и глухо. Теперь она просто с нетерпением ожидала князя и его, так называемую, команду. Хоть так что-то прояснится.

Каждый вечер, когда они ужинали вдвоем, она пыталась выведать у него новости, творившиеся в Москве, но он отвечал односложно, а то и вовсе молчал. Но Анна знала по рассказам той же Берты, что в столице неспокойно. Уже узнали, что приехала императрица, и вот-вот могут нагрянуть гости для ее приветствия. Она очень боялась встречи, не понимая, что делать при этом, что говорить и в этом с ней солидарен был и Долгоруков, который тоже страшился потока страждущих увидеть императрицу до того, пока она не подтвердит Кондиции, хотя бы в присутствии Верховного тайного совета и генералитета. А уж группировки обер-прокурора Ягужинского и Остермана просто давили тяжелым грузом на его сердце.

- Если они еще немного протянут, то пожнут сумятицу и Анна учует лазейки вывернуться, - ругался князь про себя.

Они бы уже и собрались для своих дел, но не было пока генерала Юсупова, который так некстати был вызван в Санкт-Петербург в Адмиралтейство и Дмитрий Голицын, который срочно подался в свое имение под Ярославлем, где у него тяжело болел отец. Но уже сегодня они должны явиться и Анна будет представлена узкому кругу самых доверенных лиц. А потом уже со спокойной совестью поедут в Кремль.

- Там-то ты голубушка уже не отвертишься, - потирал руки князь.

На следующий день он вошел к ней после завтрака и сказал, что вечером состоится встреча с Верховной властью и военными. Ей стоит приготовиться. Анна чуть не подавилась, так как в это время завтракала. Поперхнувшись, лишь кивнула согласием, и князь тот час вышел, даже не извинившись. Вот так по-хозяйски вошел без стука и так же вышел.

- Ни тебе здравствуйте, ни тебе прощайте, - скривилась она, отодвигая тарелку.

Есть уже не хотелось. Хотелось швырнуть ее следом, но она сдержалась.

– Крепись Анна! Еще много раз тебе предстоит удерживать себя в руках и делать морду кирпичом. Хотя тебе не впервой. Вспоминай свои рабочие денечки и своих бывших так называемых «коллег и друзей». Там тоже требовалась выдержка и железные нервы. Что-то ты здесь расклеилась. Или все же влияет на тебя Анюткино тело?

Она встала, прошла к окну и, раскрыв настежь, судорожно и часто задышала, хватая морозный воздух. Ей хотелось зарычать, чего-то разбить, затопать ногами, но она уговаривала себя и считала до ста и обратно. Это отвлекало и успокаивало.

- Вот так и будет в дальнейшем, не будут даже считаться с ней, не то что без стука входить, если она подтвердит подписанные той Анной эти Кондиции. А что делать? Как бы мне связаться с другими группами? Может все же стоит написать записку о встрече и попросить передать им? Но кто отважится на это? Здесь нет никого, кто смог бы сделать это тайно. Даже я сама не знаю тех в лицо. Возможно та Анна знала и знала с кем предстоит встретиться. Для меня даже эти фамилии ничего не будут значить. Кто что и зачем.

В отчаянии она сжимала руки в кулаки и чувствовала, как перстни впиваются ей кожу. Было больно, но она хоть немного укрощала плоть.

- А что если …мои сестры! Я могу же встретиться со своими родными? Если нет, то это просто заключение преступника, а не будущей императрицы. Да если об этом узнают в иноземных посольствах, то вони будет на всю просвещенную Европу. Точно! Буду требовать встречи с сестрами. Они-то смогут мне помочь. Во-первых, сами заинтересованы в моем воцарении, во вторых знают всех в лицо и в третьих они свободны в передвижении.

Анна села на кровать и уже улыбалась. У нее наконец-то появился свет в конце туннеля.

Вечером она, волнуясь, вошла в горницу, где находилась группа лиц, мужеского пола., как здесь говорили. Она все никак не привыкла так изъясняться, а говорила рубленным фразами. Ей на это попеняла первой Берта:

- Фрау Анна, - постоянно говорила она, когда слушала её мысли вслух. – вы говорите как простолюдинка. Прислушайтесь к князю и начните говорить по-русски.

Она сама говорила с легким акцентом, примерно как в наше время говорят прибалты, только без протягиваний гласных, как эстонцы. Анна же пыталась, даже читала вслух Псалтырь, что нашла в комнате. Но он был на старославянском, и уж совсем не подходил. Где-то еще слышать речь местную она не могла. Слуги, в ее присутствии, лишь кланялись, не смея поднять головы, стражи так вообще молчали, а с Бертой и так сходило. Можно было бы сослаться на почти двадцатилетнюю ссылку к немцам. С кем там можно было поговорить! Если только с Бестужевым да с Бироном.

Вот о нем Берта многое рассказала, при том нелестных слов – и скупой он, и бесстыжий, и изменял ей, а она его ах, как любила. Сделала своим секретарем и женила на собственной фрейлине.

- Правда, она была бледной мышью, по сравнению с госпожой, при том горбатая, но уж очень послушная и совсем не встревала в ваши отношения. Детишки ихние вас очень любили, - рассказывала она, а я тихо ужасалась, думая, что еще с этим мне предстоит встретится, и как-то себя показать, чтобы не было уж такого резкого отличия от прежней Анны.

И эти ее сведения Анна брала на ум. Ей нужны были соратники. Те, на которых она могла опереться, те, кто хотя бы на первое время шли рядом, а не навстречу со злобой и недоверием.

- Вот уже намечается - те из Курляндии, фрейлина и фаворит, местная семья сестер. Это уже что-то. Теперь надо набраться терпения и у меня будет команда. Собственная.

Вспомнив эти свои мысли, она собралась и, перекрестившись, вышла из спальни навстречу с первыми врагами, которые жаждали подчинения русской императрицы.

В комнате было жарко натоплено, но Анну била легкая дрожь. Как только она вошла, тут же прекратились разговоры и все повернулись к ней лицом. Медленно обведя их глазами, она сказала тихо и властно:

- Приветствую вас, господа! Наконец-то я познакомлюсь с теми, кто написал эти Кондиции. Василий Лукич, - обратилась она к князю, - представьте мне всех поименно.

- А я запомню обязательно! – сказала она про себя и прищурила глаза.

Они смотрели на высокую женщину, которая стояла гордо, с вызовом глядя на группу мужчин в париках, камзолах и у некоторых от ее пронзительного взгляда даже пот потек по лицу.

Они увидели перед собой не испуганную, зашуганную, некрасивую бабу, которая будет им подчиняться и даже руки целовать за такую щедрость, как русский трон, но теперь слегка призадумались, видя совсем не то, что хотелось бы увидеть.

- Как она похожа на своего дядю! – у многих мелькнула одинаковая мысль. – Как бы чего не вышло.

Глава 5

Князь Долгоруков вышел вперед, и началось представление членов Верховного тайного совета. Их было восемь, и еще присутствовал князь Юсупов от генералитета.

Как поняла Анна, власть была в руках Долгоруких и Голицыных, так как первых было четверо и двое из вторых. И хотя Долгоруковы были не родными, но одного клана, то Голицыны были братьями. Князь Григорий Дмитриевич Юсупов возглавлял Военную коллегию. Фактически был военным Министром, как сказали бы в наше время. Анна видела, что с ним что-то не так, он все больше молчал и лицо его чаще посещали скептические улыбки при прочтении Кондиций, нежели удовлетворение и радость. А уж когда Анне пришлось подтвердить свою подпись и согласие на все условия, то он и вовсе скривился и отвернулся, как-будто с досадой или что-то вроде этого. Все остальные были радостно возбуждены и переговаривались уже между собой, доказывая друг другу, когда нужно будет переезжать в Кремль на общий сбор и присягу представителей от всех слоев общества. Анна сидела и смотрела на этих так сказать мужей «верховников» и мысленно насмехалась над ними, и зло кривилась, когда хоть один из них вдруг повышал голос до крика.

- Вот они «цари природы»! Господа-демократы, решившие сдерживать власть от диктатуры своей дырявой Конституцией! Да их Кондиции просто тьфу, по сравнению с бывшей нашей и сами они так себе политики по сравнению с горлодерами российской современной Думы. Так себе, кучка малограмотных слабаков. К тому же даже наш совет директоров дал бы им сто очков вперед по всем статьям, а уж юристы так прямо и раскатали бы их условия по молекулам и выбросили на свалку.

- Так, - встала она с места и замолчала, обращая на себя взоры спорящих. - Теперь я скажу, если позволите.

Она посмотрела на стоящих мужчин и, выдержав паузу, сказала:

- У меня есть условие, прежде чем вы назначите дату общей присяги.

Странное удивление было написано на их лицах, но они сдержали насмешливые улыбки.

- Вот твари! Даже со мной не советуются в этом совсем житейском вопросе. Как будто я для них какое-то лишнее приложение, мешающее им тут общаться, - мысленно разозлилась Анна.

- Мы внимательно слушаем тебя, государыня, - с шутейским поклоном, ответил ей Иван Долгоруков, один из наиболее шумных и язвительных братьев.

Анна едва взглянула на него и продолжила.

- По приезде, во-первых я хочу встретиться со своими сестрами. Во-вторых мне нужны все газеты, что в последнее время выходили в Санкт-Петербурге. За последний год-два. И в третьих.

Тут она остановилась и пристально посмотрела на группу, что выжидательно, но уже с поднятыми бровями и перешептывающихся меж собой, представителей власти империи.

- И в третьих, - повторила она. – Мне нужно…- тут она слегка запнулась, но потом тихо продолжила, будто стесняясь. Уж притворятся она умела мастерски! – Мне нужно причаститься и исповедаться. Надеюсь, что это дозволительно будущей императрице российской?

Она так это сказала, почти со слезой в голосе, что всем стало несколько неловко и они тут же наперебой стали говорить ей, что они, конечно же, обязательно все исполнят и неприменно помогут встретиться с батюшкой.

Тут она изподлобья посмотрела на расслабленную толпу мужчин, которые уже даже уговаривали её не тревожиться и не волноваться, они же все сделают, как она просит. На их расслабленных лицах было написано, что они-то подумали что-то серьезное, а это такая малость, что они на всё согласные.

Анна же смотрела на них и усмехалась ехидно. Про себя, конечно. Она повторила трюк Штирлица, который всегда пользовался им, когда хотел, чтобы собеседник запомнил только последнюю просьбу или требование, оставив предыдущие позади. Так что ее желание встретиться с родными, на которое они слегка нахмурились, сейчас было забыто и всё прошло как по маслу.

- Теперь-то вы, голубчики, не отвертитесь от своего согласия на все мои условия. А мне так нужна информация по России и геополитическая и экономическая. А главное встреча с сестрами. Ну, а церковника тоже надо прощупать, так как в это средневековье они имели немалую силу.

На этой «веселенькой» ноте, они простились, весьма довольные друг другом. И только Григорий Юсупов, так уж сомнительно посмотрел на нее и даже саркастически усмехнулся, заметив злость в её блеснувших глазах. Он тут же понял, что Анна – это не тот фрукт, который можно съесть и не подавиться. Она уж очень, очень скрытна и от нее можно ожидать совсем не то, что думали «верховники». Особенно после того, как она построила свои условия: от невыполнимых и не нужных, до обязательных каждому православному - исповедь и причащение. Прощаясь, он приложился к руке женщины и так сжал её, что она пристально взглянула ему в глаза. Они посмотрели друг на друга и поняли, что между ними есть что-то общее, пока слабо выраженное, но все же уважительное, как две враждующие стороны, но уже стремящиеся признать силу и мощь друг друга.

Когда Анна осталась одна, она еще долго вспоминала тот взгляд Юсупова и мысленно обращалась к нему с просьбой о помощи, так как поняла, что этот генерал может ей оказать неоценимую услугу в борьбе с «верховниками». Они не были такими уж наивными и потом поняли, что согласием на ее условия, они добавили себе хлопот, но все же списывали и уговаривали себя, что это прежняя Анна всё та же Курляндская малограмотная герцогиня, с претензией на великокняжеский престол по роду и крови и все просто обязаны ей преклоняться. Хотя меж ними уже пробивались разговоры о том, что не такой они представляли императрицу и что эта Анна просто другая, по сравнению с их информацией.

Но факт остается фактом и они уже не могли идти на попятный. Просто отметали сомнения и готовились к предстоящей борьбе с другими группировками, которые вскоре примутся осаждать царицу и надо думать об этом серьезно.

- Женщина есть женщина, - огорчался Василий Лукич, когда ему задавали вопрос о подмене Анны, - у нее семь пятниц на неделе. И какая уж может быть подмена. Она и есть та самая племянница Петра, только уж немного повернутая после удара, память потеряла. Но кое-что помнит. А нам это на руку. Было бы хуже, если бы вспомнила всё и всех.

Тут некоторые с ним соглашались и кивали, но все же говорили об ограничении встреч, даже с родственниками.

- Эти Салтыковы уже стоят плотной стеной. А что будем делать дальше? Они-то её у трона будут загораживать от всех, а от нас тем более.

- А на что у нас Кондиции? – тряс бумагами Дмитрий Голицын. – Вот подтвердит при всех, и мы тогда успокоимся. А сейчас надо бы жить с оглядкой и окружить ее стеной от поползновений тех же родственников.

В общем, они распределили роли и готовились к переезду, как и Анна. Только она с радостью, а «верховники» с тревогой.

Переезд состоялся и Анну провезли по улицам Москвы. Она с удовольствием и где-то с тоской разглядывала улицы, столь для нее неузнаваемые, как будто едет по чужому городу. Никаких тебе проспектов, площадей, кругом теснота и малоэтажность. Даже в центре. А еще она почти вся деревянная.

- Если полыхнет, то сгорит пол столицы, - вздохнула она. – Надо и об этом подумать.

Когда подъехали к Кремлю, то она увидела ту же площадь утоптанную и крикливую, с тем же собором Василия Блаженного, пока называвшегося собором Покрова Божьей Матери. Здесь находилось торжище у стен Кремля. Въехали они в сам ансамбль за массивными стенами со стороны Красной площади через Спасские ворота, где над входом располагалась икона Спаса Нерукотворного с неугасимой лампадой. Много что увидеть не удалось, и поэтому Анна оставила смотрины на потом, а сейчас лишь мельком увидела и Лобное место, и лавки-шатры торгующего люда у стен и наезжанную дорогу и сам Кремль. Золотые купола Успенского собора и луковки Благовещенского сверкали на зимнем солнце.

Внешне всё выглядело довольно обветшало, кое-где обнажились стены после обвалившейся штукатурки, где-то перекосившиеся окна и проваленные части крыш строений, где-то не доставало оконного стекла, и торчали балки покосившихся дверей. Снег, от множества ног и повозок, был утоптан, но грязен, мало убирался. Конский навоз с соломой, при том вперемешку, бросался в глаза, и пахло соответственно, хотя морозец был все еще знатным. У расписных мощных врат в церкви стояли небольшими стайками люди и смотрели на поезд, въехавший на Соборную площадь. Нищие, что толпились у дверей тех же церквей, тоже прекратили попрошайничать и молча следили за раззолоченными каретами и возками, что лихо проехали мимо прямо ко входу Красных ворот в царский дворец или как его называли, терем, с высоким крыльцом.

Анна бывала здесь и не раз, но сейчас просто не узнавала почти ничего, разве только соборы да стену из кирпича с вратами и башенками. Все было не таким, как прежде, помпезным и величественным, а каким-то очень приземленным и старым. Впечатления были такими, как если ты въехал на старую сельскую улочку после современного МКАДа. Сердце ее сжалось от разочарования и жалости.

- Как же все серо и непрезентабельно, - вздыхала она, разглядывая теперь этот Кремль. – Куда же меня поместят? Какие палаты предоставят?

Возок подъехал к одноэтажному строению, где-то за царским дворцом. Почему не в него, она узнала потом, от одного из управляющих всем кремлевским ансамблем. Он долго и с огромным огорчением рассказывал Анне о том, что обветшало всё, как Петр перевел столицу в Петербург, и оставил лишь крохи на содержание Кремля.

- Благо, что соборы и монастыри помогали не обрушиться царским хоромам. Все же государь Петр Алексеевич не любил Москву, - сокрушался он, - да и Екатерина с Меньшиковым урезали каждый год и так небольшие деньги на хотя бы подержание, я уж не говорю на реконструкции. Надеюсь что вы, государыня-матушка, снизойдете к бывшей столице российской и дадите ей достойное содержание?

Анна только зубами скрипела после его слов. А что она могла? Сама еще не знала, что ее ждет, но согласие дала и обещалась подумать.

- Подумайте, матушка, все же Москва – сердце России. Петербург-то голова, можно сказать, но столица – душа русского и испокон веков здесь была.

Покои, что предоставили Анне, были скромными по меркам самого Кремля, но видимо, выбирали самые теплые и более менее удобные и смотрибельные. Все же русская императрица, не какая-то шалтай-болтай селилась. Несколько комнат проходных, с вероятной гостиной-залом, где располагалась витая замысловатая мягкая мебель с золотым позументом, обитая шелком, спальня с отхожим местом, комната для прислуги, столовая с видом на внутреннюю площадь и Успенский собор.

Берта тут же принялась организовывать место дислокации и ознакомилась с местной прислугой. Двор еще не был сформирован, но Василий Лукич, который не оставлял ее своим вниманием и теперь, уже не мог все же, как прежде, отвадить от нее внешний мир, хотя теперь не преображенцев поставили в охрану, а дворцовую стражу, подчинявшуюся Михаилу Голицыну. Ими он и распоряжался. Непосредственно начальником был капитан фон Альбрехт, который и был представлен вскоре, после въезда.

Был он сед, усат и хмур. С Долгоруким почти не общался, лишь слушал его молча и приложился также молча к руке Анны, когда она протянула ему ту для приветствия. Его осторожное молчание она поняла, как возможное несогласие с прямым распорядителем Михаилом Голицыным и тем самым обратила на него свое внимание.

- Надо запомнить, - дала она себе приказ и была милостива с ним, но в пределах разумного.

Спросила про его отряд дворцовых стражников, не болеют ли, не мерзнут, хорошо ли одеты, когда на постах уличных, чем кормят. Ему было неудобно или же не привык к таким вопросам, и он отвечал нехотя, отрывочно и все больше благодарил за заботу, чем отвечал по существу. Она не стала отягощать его переспросом, и дала благословление на службу. Он, когда откланялся, то был весьма доволен и даже улыбнулся, подкрутив седой ус. Анна видела, что ему было приятно ее внимание, и поняла, что тому же Голицыну глубоко наплевать на тех, кто денно и нощно несет нелегкую службу на морозе, в проливной дождь или в жаркое удушливое лето. А каким оно может быть, то ей доподлинно известно. И в её современном времени погода не баловала, а уж теперь-то и совсем. Уж как горели болота иной раз и смрад и дым заволакивал столицу, хоть беги! Так и делали многие – уезжали в деревни, на Багамы или Гоа, на моря-океяны. Она же отправлялась на охоту.

И сейчас, в своей опочивальне, после первых встреч,тяжело вздохнула, вспоминая свой отпуск где-нибудь под Красноярском или Уссурийском.

- Вот интересно, а сейчас в этом времени есть такие города? Нужно карту попросить всей империи и потребовать себе кабинетик смастерить. А то в спальне принимать как-то не комильфо. Да и зальцы ничего из себя не представляют. Проходные все же. Хотя на первый взгляд можно. И еще мне нужен личный секретарь. Желательно мужчина и преданный как собака. Где такого найти?

Она сидела, на скромной по тогдашней меркам кровати, правда с балдахином, на небольшом возвышении с одной ступенькой, на которой лежал какой-то потертый коврик.

- Это уже Берта накрутила, - усмехнулась она. – Любит всякие мелочи собирать и пристраивать. Хорошая бы из нее получилась женушка. Хозяйка. Из ничего сделает салат, прическу и скандал.

Тут Анна опрокинулась на спину и, закинув руки за голову, прикрыла глаза.

- Вроде и ничего не делала, а устала. Вероятно от напряжения. Ведь все время приходится держать себя в руках. Но то ли еще будет. Долгорукий обещался что завтра сестер увидеть смогу. Надо бы Берту предупредить по поводу обеда и платья. Она знает, что надо надеть.

Анна подошла к зеркалу, которое также перекочевало в ее спальню из прежнего терема Долгорукова, и посмотрела на себя внимательно.

- Так, опухлось уже прошла, синяки пожелтели и можно их запудрить, а вот брови подщипать. Только чем? Здесь она не видела ни пинцета, ни на край рейсфедера.

Попробовала ногтями и тут же ахнула от боли. И самой было не с руки.

- Берта! – крикнула она и тут же вспомнила про колокольчик. Схватила и тряхнула пару раз. Дверь в соседнюю комнату отворилась и медленно вплыла «подруга дней моих суровых, старушка дряхлая моя».

- Как ты думаешь, Берта, чем мне можно подправить брови? Уж больно кустистые.

- Так бритвой, как вы всегда и делали, - ответила она на немецком.

- Поможешь? – кивнула Анна своему отражению и тут же перевела строгий взгляд на камеристку. – Давай так договоримся с самого начала, здесь русское государство и говорить при мне все обязаны будут только на русском языке. Ты тоже. Договорились?

- Как скажите фрау Анна, простите, матушка-государыня, - присела она, склонив голову.

- При всех меня зови ваше величество, сами одни обращайся как раньше. Поняла?

Та опять кивнула и улыбнулась.

- Согласна фрау Анна.

- И еще. Узнай насчет обеда на завтра и приготовь наряд для встречи с моими родными. Сама подумай. Я тебе доверяю. Давай бритву. Попробую сама.

Та опять присела и вышла. Через полчаса из зеркала на Анну смотрело весьма приятное лицо черноглазой брюнетки, с красиво оформленными бровями. Все-таки пришлось Берте брать все на себя. Анна чуть не порезалась от такой депиляции. Та просто отобрала бритву и сделала все аккуратно и быстро.

- Спасибо моя дорогая, - разулыбалась Анна, разглядывая себя в долгоруковское зеркало. – Еще бы подкрасить губки и было бы хорошо. Не находишь?

Берта кивнула и вновь вышла. Вскоре она принесла пару баночек. В одном была мазь напоминающая помаду, в другом рисовая пудра с некими блесками. Как потом она узнала, туда добавляли мелко молотую слюду, и она на свету переливалась брильянтовыми сполохами.

- Ну, такую на лицо – себя не жалеть, а вот слегка на плечи и грудь можно, - подумала Анна и улыбнулась. – Ничего, Анюта, сделаем из тебя красотку. Вот немного наберем еще и тела и тогда выставим напоказ – а знай наших! Это тебе не заморская фитюлька-прынцесса, а русская императрица. Как там у Пушкина – «высока, стройна, бела и умом и всем взяла». Про продолжение не буду.

Вечер прошел как-то незаметно и суетливо: ужинала она в столовой, где собиралась встречать завтрашних гостей-сестер и кто еще с ними будет. Обговорила заодно и наряд. Потом просто рухнула в постель, даже сон никакой не снился, хотя все-таки совсем по-девчоночьи попросила «приснись жених невесте на новом месте».

Не приснился. Видать далеко ещё.

Утро началось с побудки. Недалеко гудели колокола Успенского собора, предваряя утреннюю молитву. За окном было темно и ни зги не видно, и Анна, зевнув, вновь нырнула под теплое одеяло и с наслаждением укуталась в него.

Сон сморил незамедлительно.

Глава 6

После завтрака Анна решила обследовать покои и найти подходящее помещение под кабинет и приемную. Ей позарез необходимо было это сделать до дежурного прихода Долгорукова. Там она потребует от него газеты, некоторые письменные принадлежности – бумагу и чернила, а также книги какие имеются по Российскому законодательству и праву. Если нет, то хотя бы будет учиться писать не только гусиным пером, но и чернилами. И кстати, научится ставить свои инициалы.

- Помнится, там было только имя Анна и все. Никаких фамилий, отчеств или же псевдонимов. Просто имя, - хмыкнула она. – Вот так имя становится печатью в последней инстанции. Кстати и о печати. Сама печатка имеется, а вот сургуч требуется. И еще больше свечей, уж больно темновато в помещениях. Окна небольшие, зимние вечера скорые, дни пасмурные.

Она пока шла, заглядывала во все комнаты, которые оставались открытыми, и осматривала с любопытством. Кругом было пыльно, слегка даже замусорено и почти без мебели. Только в одном из коридоров, уже после поворота в другой, она,наконец, отыскала то, что посчитала интересным – большой кабинет и небольшая приемная, соединенные одной тяжелой деревянной дверью.

- Вот здесь я поставлю свой стол, поближе к окну, там общий для членов совета, дальше стол для макетов. На стене карту побольше, и еще герб и знамя. Интересно, а есть ли таковые здесь или это меня понесло куда-то не туда? Что-то видела на той бумаге Кондиций и на верхушке Спасской башни. Правда, плохо разглядела. Но должны быть какие-то знаки государственной власти кроме короны, державы и скипетра. Кстати, а где они? Вероятно, в Алмазном фонде или как его сейчас называют? А Монетный двор? Тоже должен быть на территории, где будут чеканить деньги с моим профилем. Во попало! Мое лицо на денюшке! Прям, как америкоский президент, бляха муха! Хотя это и вовсе не мое лицо, а той Анны, - вздохнула она. - А еще неплохо бы заменить эти монеты на бумажки или банкноты. Но это уже потом. Надо все же решить первостатейные вопросы – как избавиться от чертовых Кондиций? А то будут мне и кабинеты, и законы и деньги с профилем!

Она криво усмехнулась и пошла к себе, одеваться и убедиться, что все приготовлено для встречи с родными Анютки. Очень они нужны! Просто позарез!

Вскоре её посетил Долгоруков и был крайне удивлен желанием заиметь свой кабинет, да еще и приемную к нему.

- Что ты матушка будешь в нем делать-то? – усмехнулся он недобро. – Уж не собралась ли управлять государством? Али потаенные планы каки имеешь?

- Я хочу предстать перед иностранными послами настоящей государыней, князь, а не бабой в гостиной за чаем или же кофеем. Али это тоже прописано в Кондициях? – уставилась она на него с таким простодушием, что князь даже поверил ей и извинился.

- Да-да, матушка. В этом твое право. Но все-таки советую не отступать от условий тобой подписанных и помни об них всегда.

Анна качнула головой в знак согласия и тут же перевела разговор в нужное русло. Ей нужна была информация о своих сестрах позарез. Она не знала их не только в лицо, но и о них самих. Только то, что Катя старшая сестра, а Прасковья младшая. Ей нужно было знать о них вплоть до мелочей. Возможно, настоящая Анна и была в курсе их жизней, поддерживая отношения письмами, но теперешняя была в темноте. Она так рассуждала, что ежели то, что по крохам собрала и есть правда, то почему эти сестры не вызвали ее ни разу на свидания и ни разу же не приехали к ней в герцогство увидеться, раз родные все-таки. Это ее изумляло и в то же время напрягало. А вдруг у них такие отношения, когда на дух друг друга не переваривают, а она полезет к ним целоваться. Или же все наоборот и те будут изумлены ее холодным поведением.

Пока решила расспросить Долгорукого на этот предмет, сославшись и на потерю частично памяти и на долгое время в расставании.

- Я даже и в лицо-то их наверно не узнаю, - приторно жаловалась она князю, преданно заглядывая ему в глаза. – Уж столько лет промелькнуло с нашей последней встречи!

Князь снисходительно ответил на ее вопросы, пока они шли в гостиную.

Так Анна узнала, что все сестры очень похожи лицом друг на друга.

- И ты, матушка, тут же узнаешь их, - хохотнул он. – Все вы Романовы похожи меж собой. Одна кровь.

Хорошо это или плохо было для Анны непонятно, но теперь она слегка успокоилась, решив, что все будет нормально. Идя рядом с князем, слушала его внимательно и наматывала на ус.

Катерину также как и Анну выдал замуж Петр Первый за герцога Карла Леопольда Мекленбург-Шверинского. Он хотел использовать порты Мекленбурга для защиты от шведов, в качестве одной из баз русского флота. Интересно, что изначально герцог сватался к самой Анне, однако Пётр решил всё по-своему.

Главный советник Карла Леопольда, барон Эйхгольц, писал, что, узнав о том, кто из племянниц Петра выбран ему в качестве супруги, герцог произнёс:

“Непреклонная судьба назначила мне эту Катерину, но делать нечего, надо быть довольным; она по крайней мере любимица царицы”.

Так и было – мать любила Катерину больше остальных своих дочерей.

- Бракосочетание, состоявшееся весной 1716 года, более напоминало успешную деловую сделку. Герцог подписал соглашение, по которому позволял супруге совершать православные обряды и оставаться при своей вере. К тому же он должен был выплачивать жене по 6000 ефимков в год, - хихикнул князь и продолжил уже строгим голосом. - В свою очередь, Пётр Первый содействовал Карлу Леопольду в завоевании города Висмара.

Тут он помолчал и потом продолжил.

- Семейную жизнь Екатерины Иоанновны не можно назвать счастливой. С своей русской женой герцог обращался грубо, проявляя жестокость или равнодушие. Не выдержав грубого обращения, она вернулась в Россию. С собой забрала маленькую дочь Елизавету Катерину Кристину.

- А как же отреагировал на это сам герцог? – спросила Анна.

- Да по сути, развода-то и не было, - усмехнулся криво князь. - Однако предъявлять претензии племяннице Петра Великого герцог не стал. Сам же Карл Леопольд вскоре потерял престол, а сидит пленником в крепости Дёмиц.

Тут он помолчал. Анна лишь вздохнула:

- Бедная моя сестрица!

- Так уж и бедная! – хохотнул князь. – Все имения, оставшиеся после смерти вашей матери теперь в ее руках. Так что кто тут бедный еще надо спросить. К тому же Петр Второй ее и Прасковию твою любил и даже у нее образовался этакий особый «двор». Они пользовали на своё прожитьё весьма значительными по тому времени субсидиями из государственной казны. Это кроме денег с имений. А еще Прасковье был пожалован здесь дом, из принадлежавших князю Меншикову и отписанных крепостных после его опалы, что отошли в казну. Так что из всех сестер ты осталась где-то в стороне от государственной кормушки.

Он сказал это таким тоном, что у Анны возникла даже мысль о том, что он просто сочувствует ей, обделенной собственными сестрами.

- А какая у Прасковьи семья? Я помню, что есть сын, вроде, и муж.

- Да есть сын Иван и муж генерал-лейтенант Иван Ильич Дмитриев-Мамонов. Живут неплохо. Ведь это почти по любви.

Тут вновь скривился как от кислого.

- Если так можно сказать.

- А почему этак вы князь о сестрице?

- Да потому что их свадьба была тайной. И дядя ваш вначале сердился, что пошла без благословения и при том не по политике его за какого- либо немецкого либо датского принца, но потом согласился. Все же тот из рода Рюриковичей, но вот титул княжеский утратил.

- Утратил? Это как?

- Да по положению титул уходит к старшему сыну, то есть к нему, а он подался тайно в приключения и военную науку изучать. Ушел из дома и сражался под Полтавой, вместе с государем Петром. Был ранен, числился в погибших. Вот титул и ушел к младшему и все состояние тоже. Когда Петр Второй пришел к власти, то он пожалел твою сестрицу. Она всегда считалась в вашей семье чем-то вроде полоумной что ли. Но лицом взяла.

Тут он как-то хмыкнул.

- Уж больно робка была и даже после смерти твоей матушки. Та еще была заноза. Уж прости, но Прасковию сильно угнетала и давила. Аль сама не помнишь, как и тебе доставалось на орехи? Еще по Петербургу помнится, когда вы детьми были.

Долгоруков вздохнул.

- Но сейчас уже и забылось всё, как я погляжу. Развлекаются твои сестры с размахом. А что? Деньги есть - балы и развлечения можно и позволить. На всю столицу иной раз празднуют чтО. Фейерверки, охоты. Столы ломятся от яств даже иноземных. Поваров заказывают иностранных. А как же! Их дом – второй по значимости двор – все же царевны. Прости Господи!

Тут он истово перекрестился, будто просил за свои слова прощения. Потом коротко покосился на Анну, как она приняла его слова и эмоции.

Анна же даже не обратила на это внимание. Она собирала все в кучку и делала выводы.

- Раз так к ней относятся «верховники», а в этом она уже не сомневалась, при том двор, типа царский, у них много знакомых и огромная информация про другие группы недовольных. А как же! Обязательно всегда есть недовольные при всякой власти. Тем более, когда кто-то обласкан этой самой властью, а другой обделен. Надо поспрашивать основательно и определиться, как это все употребить в свою пользу. То что князь пытался перетянуть на свою сторону, стараясь очернить их в моих глаза, только еще больше показал мне, что там стоит заметная сила и они ее побаиваются, если совсем нЕ боятся.

На этой доброй ноте, Анна молча хмыкнула, и они вскоре прошли в гостиную, где их уже ждала целая толпа – женщины, дети, мужчины. Одна из женщин кинулась им навстречу и по ее улыбающемуся такому знакомому лицу, по собственному отражению в зеркале, она определила, что это и есть Катерина, старшая сестра. Она была именно такой, какой себе представляла Анна – порывистой, самодовольной и красивой. Все в ней было в пропорциях, хотя поменьше ее ростом и полновата в ее понимании. Но здесь в те времена всегда ценилось тело.

- Эх, - вздыхала она ранее, когда видела открытые платья и плечи с грудью. – Мои бы прежние сюда телеса!

Сестра Прасковия выделялась ростом, примерно с Анну, и была несколько худа и бледна, но тоже радостно улыбалась и шла вслед порывистой Катерины. Обе они насели на нее с объятиями и поцелуями.

- Прям встреча любимых сестер после долгой разлуки, - усмехалась про себя Анна, но поддавалась их обжиманиям и поцелуйчикам.

Слышалось много слов и аханьев, и потом было представление дочери Елизаветы Кристины и сынишки Ивана. Кроме прочего тут же были: муж Прасковии Иван Ильич, его адъютант с женой и несколько дам из свиты обеих сестер с детьми подростками.

К такой кутерьме Анна была привычна и только улыбалась и даже останавливала сестер, когда те, пытаясь утихомирить детей, покрикивали на них и даже грозили пальцем. Анна на это махала рукой и позволяла маленьким проказникам бегать по комнатам и играть в прятки.

Она представила им князя, и они приняли его с улыбками. Хотя заметила некоторое натяжение в их общение с ним. И только Иван Ильич был рад ему. Тут же они отошли к окну и о чем-то там долго беседовали, пока их всех не позвали в столовую.

Обед прошел шумно и весело. Столы ломились от яств. Расстарались повара под приглядом Берты, как и просила Анна. Детям и всем остальным поднесли небольшие подарки кроме сладостей. Это были куклы, мячи, деревянные свистульки и даже яркий барабан. Тут же все начали затыкать уши, чтобы не слышать яростного стука палочек по натянутой коже вполне взрослого инструмента. Вот так под звуки барабана и суету мамочек и тетушек, Катерина передала Анне письмо, которое она тут же запрятала за корсаж – место скрытия тайных записок всех женщин того времени. А куда класть-то? Карманов тогда не изобрели, сумок тоже, в руке видно. Самое место на груди.

- Не полезет же князь, даже если заметил, проверять мою грудь! – захихикала она, глядя на растерявшегося мужчину.

Нет, он не видел, что прячет там Анна, но по лицу Катерины понял, что-то нехорошее уже случилось.

Анна теперь уже с удовольствием рассталась с сестрами и обещалась обязательно нанести им визит, как только освоится в столице и выдастся удобный момент.

Уже в своей спальне, под приглядом Берты, она развернула письмо и вчиталась в тайные строки. Потом села на постель и задумалась. Кривая, злая улыбка промелькнула у нее на губах.

- Теперь я не одна, - прошептала она. – Теперь поборемся господа «верховники».

Тут же она написала ответ, где было всего одно слово:

- Да.

Это послание она передаст своему охраннику, который вторые сутки дежурит у ее опочивальни. Это и есть теперь их тайный курьер.

В письме было рассказано, что «верховники» узурпировали власть и многие недовольны их руководством. Теперь образовались три группы оппозиции. Первая с обер-прокурором Ягужнинским, вторая с графом Остерманом, заведующим Иностранным приказом, третья с недовольными преображенцами. Кстати, туда же и некоторые члены Синода с архиепископом Феофаном Прокоповичем. Так что вокруг Анны собирался народ, и они все были едины в одном – не допустить Конституции, в России должно быть самодержавие. Об этом и думала Анна, и сердце ее пело от восторга.

- Вот, - шептала она, сжимая записку в руках, - вот оно! Уверена, что помогут уничтожить глупых «верховников». Какая тут может быть демократия! – думала она, подходя к окну и раскрывая створки наружу, запуская в комнату морозный холодный воздух, чтобы немного прийти в себя, после всего за сегодня увиденного и услышанного. – И ЭТО в сегодняшней России, когда кругом сплошная разруха, судя даже по тому же Кремлю? Нищенство повсеместно возведенное в добродетель? Быть свободным – это лучше, чем голодным? Да, кто бы спорил, - хмыкала тогда Анна. - Но в какой из стран, где царствует демократия, нет тех же нищих? ГдЕ нет расслоения общества, и гдЕ существует равноправие? Пока страна в явном упадке, пока не встанет на ноги, нет никаких ограничений в управлении страной. Только единоначалие сможет остановить падение и разграбление государства. Так что самодержавие еще пока себя не исчерпало. Народ глух и неграмотен и поэтому молчит. Надо поднять его с колен, накормить, в конце концов. А они все об себе пекутся, дерьмократы хреновы! Я покажу вам Конституцию! Я вам не английская королева, которую можно урезать в правах. Хотя и там нет такого, что преподнесли здесь и заставили подписать. Российская императрица – это вам не хрен моржовый, это сила и ум, хитрый изворотливый и цепкий. Не будет в России Конституции! Еще не время. Не допущу! А там, как карта ляжет.

Разгоряченная мыслями и своим решением, она вдохнула еще раз морозный воздух и закрыла окно.

- Завтра начинается новое время и нужно приготовиться к тайной войне.

Анна легла и вспоминала, как она когда-то в своем прошлом времени также любила приходить в гости к сестре Кате и возиться с ее многочисленным потомством. Здесь она вновь ощутила ту же атмосферу родни и покоя.

- Надо же, - улыбалась она, - как мы с Анютой похожи. Даже сестер зовут одинаково. Правда ребятишек мало, но все еще можно позволить и сестрам и возможно даже себе. Надо же кому-то трон передавать. Если что то есть Иван, по-здешнему Иоан может даже Шестой, раз был Пятый. Все же из рода Рюриковичей отец-то, да и мы из романовских царевен. Так что есть кому сесть на русский престол. Надеюсь, они тоже это понимают вот и будут мне отчаянно помогать. Теперь это уже семейное дело.

Она тут открыла глаза, и села в постели.

- А что? Мысль интересная. Могу даже не пытаться рожать своих или искать вновь, чтобы род не захудалый и кровь была царской. Думаю, что Катерина замуж не пойдет да и рожать ей поздновато, все же к сорока тянет. А уж дочку выдадим за своего же. Найдем с кем, да и обязательно по любви или хотя бы по симпатии. Ивана тоже женим, как в силу войдет. Тоже из русских родов. Неча немцами кровь портить. Свои имеются, не хуже. Ишь, какой муж у Прасковии! Генерал! Орел! Да такому и вверить армию не жалко! Вот и будет у меня свой военный Министр. Флот бы надо прощупать. Но это впереди. Хотя помню, кто-то из правителей сказал, когда у него спросили, каковы у него друзья, и он ответил, что личных не имеет, а в целом двое – армия и флот. Вот и у меня нет и не будет никаких друзей, только армия и флот. С родственниками вопрос порешаю. Да и что им не хватает! Полно и без казны. Если только при дворе моем захотят почаще бывать. Можно разрешить. Детишек привечать буду и им мои ласки раздавать обязательно. Особенно Ивану. Ишь, какой резвый постреленок, как я погляжу! Так и не сидел на месте, все теребил других, напрашивался на скандал. Есть в нем ярость и цельность. Даже не заплакал, когда отец ему выговаривал, только губы поджал. Будет из Ивана толк, будет!

Тут Анна с улыбкой снова легла и уже устало прикрыла глаза.

- Все прошло как нельзя хорошо.

Глава 7

Утром, едва расцвело, еще до захода Берты, она накинула халат и выглянула в двери, тихонько приоткрыв их. На нее взглянули синие глаза рослого парня в форме дворцовой стражи.

- Ваше величество что-то желает?

- Ты - Николай? – прошептала она.

Он кивнул.

- Держи, - подала она небольшую записку. – Знаешь, кому отдать?

Тот вновь кивнул и тут же спрятал за обшлаг рукава.

- Как будешь приносить что-то, то передавай Берте. Понял? Ко мне не подходи.

Тот опять кивнул.

Анна вновь тихо прикрыла дверь и тут же потянулась. Она выспалась, и теперь у нее было прекрасное настроение.

- Сегодня буду вплотную заниматься кабинетом. Потом читать газеты и учиться писать.

После плотного завтрака Берта помогла ей одеться и причесаться. Поднесла вновь пудру, чтобы припудрить волосы по моде, но та отодвинула ее руку:

- Никогда не протягивай мне эту гадость на волосы.

Берта тяжело вздохнула:

- Но по правилам же.

- Кто эти правила придумал? А? Во французском дворе? Так они русской императрице не указ. К тому же у меня есть пара задумок, как преобразовать и эти платья и корсеты тоже. Много ткани, много камней, а толку мало – ни быстро двигаться, ни даже танцевать. Кстати, Берта, ты выполнила мое поручение пригласить музыкантов и танцмейстера? Нужно вспомнить местные танцы, а то в своей вотчине все позабылось.

Тут она слегка вздохнула и Берта не поняла, то ли Анна огорчена, то ли не нужны ей и эти танцы. Вообще в последнее время она все больше и больше напрягает ее своими причудами.

- То не подавай ей горшок под платье, она, видите ли, сама. А как сама-то? Все юбки извозюкает, а мне стирай потом. То ей холодно без нижнего белья. А зачем оно? Юбку приподняла и сходила стоя, потом подтерлась нижней юбкой и вся недолга. Смеется, говорит, не снайпер не попадает стоя. Что за снайпер такой? Может мастер, что горшок лепил? Не понимаю, а спросить стесняюсь. Сама еще мало знаю русский язык и местный говор.

Тут она вздохнула и принялась за уборку спальни.

Анна двигалась по коридорам и вскоре обнаружила, что те комнаты, которые она указала Долгорукову, убираются и даже втаскивается мебель. Руководит этим всем управляющий зданием, приятный старикан Кирилл Константинович Замятин. Выслужившийся их дьяков в экономы, он знал все прилегающие к Кремлю здания и постройки. Когда Анна попросила рассказать о новом строительстве внутри Кремля, то он только почесал затылок, нового не было.

- Матушка-государыня, хорошо бы старое подправить. Куды ж об новом речь.

Видно было, что печется он от души и это хлопотливое дело любит, судя по тому, как уже убраны и почищены были все комнаты, выбранные ею, и даже вносилась мебель. Вот здесь и нужны были замечания самой царицы, как он ее величал.

Анне нравилось это иконно русское обращение и то, что этот дьяк обращался к ней на «вы», не то что зазнайка Долгоруков.

Она взяла бразды правления в свои руки и начала указывать рабочим, какую и куда ставить мебель. Работали они так до обеда и остались довольны – она расторопностью и умением угадать вкус её, он же вежливостью и спокойствием новой царицы.

Кабинет осмотрел после обеда и один из «верховников» Михаил Голицын. Это ему подчинялась стража Кремля и некоторые полки под Москвой. Кстати и конный полк, сформированный из вольных казаков с Сечи, которые за плату служили в московских войсках, а скорее охраняли самих «верховников» и Голицыных.

- Только от кого? – усмехнулась про себя Анна, когда узнала об этом. – Скорее от будущих группировок и возможных бунтов тех же противников. Надо думать и об этом. Как там петровы преображенцы? Они-то с кем? Ох, как нужен мне военный, который сможет все это объяснить и разобраться. Сама я в таких вещах полный профан. Помню даже сопротивлялась своему же начальнику охраны. А как он был прав! Хотя и его камеры не помогли, как и водитель-охранник.

- Если захотят убить, то найдут время и место. Это точно.

Тут она тяжело вздохнула и задумалась. От мрачных дум ее отвлек голос Михаила Голицына.

- Ваше величество, и здесь тоже нужен страж, как по всему коридору. Вот где я вам такое количество найду? Как-то не ко времени вы поставили меня в тяжелое положение.

- Так дайте сюда преображенцев, раз своих не хватает, али семеновцев? – сделала глупое обиженное лицо Анна. – А ежели нет, то и так обойдусь.

Он слегка задумался и сморщился.

- Вот зачем ей нужны эти оболдуи! Точно ни черта не знает и не помнит. Еще и этот кабинет! Тоже мне императрица бумажная! Видно ведь, что глупа, как гусыня, а туда же.

Тут он чуть ли не сплюнул, но сдержался.

- Придется ставить по всему пути до кабинета. Тьфу! Придумала тоже – кабинет ей!

Натянув на лицо улыбку, обещал прислать кого-нибудь. На том и порешили.

Голицын раскланялся и ушел раздраженный, а Анна потерла ладони:

- Не любишь ты преображенцев! Надо подумать, кто там из них входит в группу противников и в какую. Да, кстати, - вдруг остановилась она и похлопала ресницами, вспоминая. – А как там по истории - и Елизавета, и Екатерина пришли к власти на штыках гвардии? Ну, конечно! Без них будет сложно. Власть требует защиты. Тем более, что тут возможны любые повороты.

Она быстро пошла в свои комнаты и тут же была остановлена махом руки Берты. Та показала ей кончик письма, что прятала за передником. Анна, оглядываясь, прошла в покои и тут же выхватила из рук камеристки бумагу.

- Постой у дверей! – приказала она полушепотом.

Развернув, прочла:

- «Была встреча с противниками «верховников». Они готовы поддержать тебя. Также военные и представители Синода и Сената».

Анна перечла еще раз письмо и тут же сожгла его над свечой, бросив остатки на железный поднос. Пока догорал листок, она улыбалась.

- Будет у меня команда!

На следующий день она также по утру, передала Берте свое послание, а та Николаю, который сделал вид, что ухаживает за женщиной, для отвода глаз. Они иной раз останавливались у всех на виду и разговаривали, улыбаясь друг другу. Так решила Анна, когда обговаривала почту от сестер и обратно.

После завтрака она прошла к своему кабинету и увидела, что ее сопровождают не только голицынские вояки, но и некоторые в другой форме, соответствующей семеновцам – сине-красной. Об этом ей сообщила Берта утром, когда помогала одеваться. Правда Анне трудно было пока разобраться во всех этих особенностях отличия, но все же она обрадовалась, поняв, что ее слова о якобы безразличии кто будет, имел место. Теперь ей нужен был военный, кто поможет узнать настроение в гвардии. А это мог быть как Юсупов, так и зять Иван Ильич.

И тот и другой не вызывали в ней отторжения, а даже наоборот обещали содействие. Один вследствие ее интуиции, после знакомства, другой потому что родственник. Хотя в первом она могла еще сомневаться, но вот второй так уж точно был в ее команде.

-Теперь вопрос – как встретиться? Надо отправить запрос сестрам. Они должны что-то придумать отвлекающее, чтобы не заподозрили «верховники». А то не посмотрят, если станет грозить разоблачение. Власти и денег достаточно, чтобы не только лишить короны, но и жизни.

Тут она крепко призадумалась. Вскоре быстро набросала небольшое послание, сидя у себя в кабинете за письменным столом, где уже несколько дней трудилась над начертанием букв и слов с ятями и ерами, да еще и гусиным пером. Буквально несколько слов, а нерв истрепала, будто письмо запорожцев турецкому султану писала.

- Кстати, как здесь с иностранными делами? Кто из «верховников» занимается ими? По тем немногим ответам на мои вопросы, сестры сказали, что вроде бы Остерман был. Надо уточнить. И он же возглавил какую-то группу тоже против? Это тоже узнать бы.

У Анны было много неизвестных, и создавался вокруг ореол таинственности и какой-то тревожности. Вроде бы и должно что-то произойти и как бы не происходит. Она вся была как натянутая струна. Вообще-то, притворятся ей было не впервой, и как женщине и как бывшему гендиректору огромного коллектива. Но там были еще и сторонники, друзья, родные, здесь же пока все глухо и непонятно, а время идет.

- Скоро и коронация, потом присяга, а я пока вся в непонятках, - вздыхала она.

Письмо передала по инстанции, то есть Берте, та Николаю и тот сестрам. Приготовилась ждать, но ответ пришел буквально к вечеру.

- Лихо, - лишь усмехнулась она, получая послание от служанки.

Развернув прочла и задумалась – ей предлагали приехать на бал-«маскерад» в одежде преображенца. Зачем именно так, в мужской да при том в военной, она не знала, но то, что предлагали, заставила ту думать о каких-то интригах, чего уж тут было в достатке.

- Возможно, они хотят отвлечь как-то внимание кого-то из «верховников», кто обязательно будет присутствовать там и о чем-то мне сообщить. И как это сделать они сами мне помогут.

На этом она перестала думать о грядущем мероприятии и занялась своими делами – целый час с раздражением и злостью марала бумагу с написанием и подписью. А образец был на Кондициях, которые лежали у нее на столе, как напоминание.

- Это Василий Лукич ни к чему, - тогда сказала она, когда он с ехидной улыбочкой вручил ей, оглядывая царский кабинет. – Я все помню и могу вас уверить, что не отступлю от своих слов.

- Надеюсь на это, - тогда скривился он. – А то смотрю, ты уже матушка, и картой империи разжилась, а вскорости и иностранный прием организуешь?

Анна покорно опускала глаза долу и тихо, притворно, вздыхала, будто нашкодившая ученица перед строгим учителем.

- Может тебе и секретарь нужен? – продолжал тот. – Так я мигом организую. Есть человечек на примете. А?

- Нет, спасибо Василий Лукич. Тут мне давеча Кирилл Константинович своего племяша рекомендовал, да вот хочу вам его показать и посоветоваться, подходит ли.

Долгоруков был удивлен и даже перестал улыбаться, когда услышал такое от сумасбродной бабы.

- Нет, она что, действительно собралась какие-то права качать? – подумал он и крякнул в кулак от напряжения. – Ну, давай свово племяша.

Анна позвонила в колокольчик, и тут же отодвинулась портьера, видно там находилась еще и потайная дверь, и из-за нее вышел молодой инок, все еще в рясе, как и все послушники церкви.

- А что ж не в светском платье? – удивленно вскинул он брови, разглядывая высокого, тщедушного в своем телосложении юношу, скромно потупившегося под взглядом князя. – Али сан не позволяет?

- Отец Иоанн сказывал, что ежели подойду матушке-государыне, то могу и платье сменить, - тихо, но четко ответил парень.

- А звать-то тебя как? И чьего рода будешь? – продолжил допрос князь, с интересом приглядываясь к новоявленному царскому секретарю.

- Звать Димитрием, из рода Стрешневых. А Замятин Кирилл Константинович мой дядя по матушке. Ейный двоюродный брат будет.

То, что сам Дмитрий из Стрешневского рода, его и раздосадовало, но и насторожило. Он нахмурился.

Хотя, перед этим Анна и советовалась с сестрами, но была не спокойна и тревожилась, если князь что заподозрит. Конечно, можно было и соврать, тем более, что родство так себе, седьмая вода на киселе, как говорится, но все же из рода Романовых и близок к трону. Еще Анюткин предок когда-то женился на одной из Стрешневских девиц, и они были в фаворе, после того, как Романовы начали свой царский род. Так что, князю предстояло разобраться в этом и дать свое одобрение. Пока же он лишь кивнул. Все это он передаст в руки Ивана Долгорукова и тот должен покопать как следует. Все же близким человеком должен стать этот парнишка Анне.

- Ну, то, что не Бирона метит, уже хорошо, - тогда подумал он и ушел, занятый своими тяжелыми мыслями. – Скоро коронация, а покоя нет, - вздохнул он. – Поскорей бы уже закончилось всё, а то сердце уже болит.

Тут он задумчиво погладил левую сторону груди и сел в возок, который двинулся к дому брата Ивана с новостями от странной Анны.

Дмитрий Стрешнев был из небогатой дворянской семьи седьмым сыном, и ему нужно было самому пробивать дорогу в жизни, не надеясь на скудное имение отца. После многих раздумий, он согласился стать иноком при соборе Преображения, где служил до того момента, пока дядя его не просватал к императрице секретарем. Когда он услышал о таком повороте в его жизни, то вначале даже оторопел, подумав, что дядя шутит, но тот смотрел на него строго и внимательно. Тогда он лишь неумело кивнул и ушел за благословением к отцу Иоанну. Тот был уже в курсе, после разговора с Замятиным и дал свое согласие на службу. Еще ранее, дядя и так проявлял к нему внимание по просьбе матери, устроив в Кремль вначале своим помощником, а потом и послушником в собор. Теперь он предлагал ему то, о чем и мечтать бы не посмел никогда – личным секретарем к самой государыне. Дмитрий видел ее на богослужении один раз и еще раз на посещении своего священника для исповеди и причащении. Им-то и был назначен отец Иоанн. Так что его одобрил и позволил служить и его непосредственный духовник.

Так Дмитрий, представившийся «пред очи императрицы» и приложившийся к «ея руце», принял на себя должность и переселился поближе к государыне не только в приемную, но и проживать недалеко от покоев императрицы, дабы быть повсеместно под рукой и по первому требованию. Так определил дядя. Анна Иоановна, вначале была несколько удивленная таким квартированием, но потом махнула рукой.

- Главное Митя, позволь мне так тебя называть? – спросила она скромно опустившего глаза парня. – Главное, что бы ты был мне верен и не предал меня в тяжелую минуту.

Он тогда встал на колени перед Анной и, перекрестившись, подняв на неё свои зеленые с желтизной глаза, сказал, глядя прямо и серьезно:

- Клянусь быть всегда преданным и верным рабом вашим и никогда ни словом, ни делом не дать вам усомниться в моих намерениях. И пусть Господь накажет меня своею десницей и душу мою не примет в Царство Небесное!

Он истово еще трижды перекрестился и поцеловал крест, висевший у него на шее.

- Аминь! – сказал Анна, и подняла его с колен. – Хочу верить!

Вот уж второй день он изучает кипу газет, что принесли ей по требованию, отмечая те темы, на которые указала ему Анна и подчеркивая их названия для удобного ознакомления с информацией. И хотя «ВЪдомости» Санкт-Петербурга были газетами столичными, то есть прежней столицы, а московских еще не было, но все же кое-что из вороха указов, статей и сплетен она выявила, что дела в России были на самом откате вниз по всем позициям, начиная от военных и кончая гражданскими.

- И как она стоит-то и не падает! – ахала она, переворачивая страницы газет. - Просто голем какой-то! Колосс на глиняных ногах! – досадовала она, расхаживая по кабинету, с досадой сжимая руки в кулаки. – Чуть ли не поле деятельности кого угодно, только не самодержца. Да и куда было малолетнему Петру до высокой политики, когда он даже в своем дворе разбираться не хотел, судя по некоторым историям даже в этих газетах. Полный отстой! Вот на таких полях и рождаются такие «верховники».

Судя по ранее изданным указам, Верховный тайный совет был в несколько другом составе, из которого были убраны и Головкин, и Ягужинский, и Остерман, как вице-канцлер. А возглавлял это совет ранее Меньшиков, который и был устранен первым. Кроме всего были отстранены от дел и Сенат с Синодом.

Было несколько заметок о том, что при переезде Петра Второго в Москву, при его дворе было весело. Год прошел в балах и охотах. Власть полностью перешла после ссылки Меньшикова в руки Верховного тайного совета, который теперь и возглавили Долгоруковы.

- Отсюда выводы – узурпация власти небольшой группы без одобрения большинства.

Именно к такому выводу пришла Анна, почитав некоторые из указов и вестей из газет. Более детально она очень надеялась узнать от самих отставников, с которыми и хотела познакомиться и келейно поговорить. Для этого надо было попасть на «маскерад» к сестрам, что любили это действо, как сообщали даже Петербургские ведомости.

- Весело жили, - грустно усмехнулась Анна. – Теперь вот так весело прийти к власти хотели обе? Вот пусть и постараются. Для меня. А там посмотрим, как дальше быть.

*********************************************

Дорогие мои читатели!

Уже с несколькими главами Вы ознакомились и могли выразить свое мнение о написанном. Прошу Вас не забывать, что Ваши комментарии, как топка для поддержания моих стремлений дать Вам интересное чтиво. Не жалейте для, любящего Вас автора, лайков и конечно же слов.

Теперь роман будет выходить три раза в неделю - по средам, пятницам и субботам.

Спасибо Вам всем за внимание.

Глава 8

Известие пришло утром после завтрака. Берта передала ей также тайно еще и записку, в которой Катерина сообщала, что вместе с приглашением высылает ей «маскерадный» костюм.

- Почему такой, потом сама поймешь. Если кто будет спрашивать – это форма поручика Лейб-гвардии Преображенского полка, сформированного самим Петром, его детище и первый друг и соратник.

Анна развернула сверток и разложила на кровати мундир зеленого цвета с красным подбоем. Это были: красный с узкими рукавами камзол, зеленый с обшлагами на рукавах и в талию кафтан, штаны до колена зеленого же цвета, красные чулки и сапоги, черные с раструбами у колена. По краям бортов, обшлагов и карманных клапанов кафтана и камзола, по боковому шву штанов и краю шляпных полей был нашит золотой галун. Шляпа, треуголка, кроме всего украшена была плюмажем из белых и красных перьев. Пуговицы вызолочены, а шейный платок офицера из белого шелка. Здесь же были перчатки из тонкой кожи и парик с локонами. Тут же прилагался шелковый шарф – бело-синие-красный с серебряными кистями.

Это был костюм обер-офицера. Но есть еще и костюм штаб-офицера. И хотя они ничем не отличались, но было одно маленькое но – шарф прилагался с золотыми кистями, с белой полосой с примесью серебра, а у полковников еще и красная, с примесью золота.

- Эти шарфы надо носить через правое плечо и завязывать узлом у левого бока. Оружие в виде шпаги пока не прилагается. А также нагрудный знак с позолоченной каймой, - читала Анна, пока рассматривала костюм.

- Только зачем она описывает все это? Мне что, надо об этом знать? Странно.

Берта тоже внимательно рассматривала мундир и качала головой:

- Не нужно фрау одевать это мужское платье.

- Почему? – удивилась Анна, глядя на женщину, поджавшую в осуждении губы. – Это же просто карнавал, «маскерад». Там все рядятся, кто во что хочет. От этого им весело.

- Все равно – нехорошо, - продолжала неохотно Берта. – К тому же вы же императрица. Что скажет народ, увидев вас в таком наряде? А церковь?

Анна задумалась.

- Но зачем представителям церкви находиться на карнавале? Думаю, что они даже если и получили такое приглашение, то никто не придет. Потому что это не официальный бал, а скорее вакханалия. Зачем им смотреть на непотребство.

- Я думаю, что меня никто не узнает, - улыбнулась она, глядя на осуждающую её костюм камеристку. – Тем более что буду еще и в маске.

Она указала на черную бархатную полумаску, что лежала сверху белого шейного платка.

- Вот тут написано, как надевать все это. Думаю, что у нас с тобой не будет никаких трудностей. Можем попросить Николая посмотреть и если надо поправить мой костюм.

Тут она заметила, как краска при упоминании имени стражника бросилась в лицо невозмутимой Берты.

- Ага! – чуть ли не вслух ахнула Анна, глядя на смутившуюся женщину. – А у нас что - чувства? Вот тебе и «железная» Берта!

- Я забираю почистить, - сказал она, пряча глаза, быстро сгребла костюм и шементом вымелась из спальни, аж, дверью хлопнула.

- Ничего себе «картины маслом»! – усмехнулась довольная Анна. – Жизнь-то продолжается?

Она тихо рассмеялась и проследовала в свой кабинет. По ходу с улыбкой отвечала стражникам, кивая на их непременную вытяжку во фрунт, когда проходила мимо. Теперь она с интересом рассматривала их костюмы и то, как они сидели на фигурах. Анна отметила, что у некоторых разные были цвета платья, но пошив один и тот же, кроме всего из обуви в основном были башмаки с пряжками и без париков с локонами. Простой с букольками над ушами и косицей сзади. Но все присыпаны то ли мукой, то ли мелом и часть их лежит на плечах. В руках держали пики и сабли, висевшие на портупее сбоку. Шейный платок был черного цвета, а по талии и через плечо шел белый ремень.

Теперь Анне был понятен фасон тогдашней военной моды. Сравнивая со своим прошлым видением солдата и офицера, она усмехалась – до какой же степени красота перекрывает удобство.

Но особенность в том, что ее слова и мысли были правильными, она узнала, лишь только начала надевать этот офицерский костюм. Берта глядела на бумажку, в которой были расписана очередность надевания, а Анна, стоя перед зеркалом, только фыркала и ежилась. Ну, во-первых, пришлось что-то придумывать вместо трусов или хотя бы подштанников. Натягивать на голое тело шерстяные штаны – себя не уважать. И хотя сукно было хорошего качества, все же без дополнительного белья как-то не комильфо. Во-вторых, при повязывании шейного платка вышла конфузия, так как ни Берта, ни тем более Анна не знали, как это делается правильно – то ли концами назад, то ли вперед. Пришлось звать, стоящего на страже, семеновца. Тот был сильно удивлен, потом разволновался, как же, сама императрица просит прикасаться к ней, но со своей задачей справился. Кстати он же помог повязать и офицерский шарф через плечо. В конце, после Анниной благодарности, попросил сказать слово. Она разрешила.

- А почему же вы надели форму поручика, ваше величество?

- А какую следует? – спросила у него удивленная Анна.

- Вам бы следовало полковником быть, преображенцем, - ответил, несколько смущаясь, молодой стражник.

- Ну, до этого дорасти еще нужно, - усмехнулась Анна.

За ней заехал Михаил Голицын, предварительно переговорив с начальником охраны и прихватив с собой шестерых конных охранников. Возок был вместительным и Анна, с накинутой епанчой, подбитой темным мехом, в треуголке, совсем не была похожа на важную даму. Скорее это был преображенец офицер, и даже без маски мало угадывалась императрица. Анна, еще ранее, когда оглядывала себя в зеркало, отметила, что форма ей идет лучше, чем платье и чувствует она себя намного раскованно.

- Но форму надо как-то менять, - еще тогда подумала она, помахав руками и нагнувшись пару раз в пояс. - Трудно делать дальние марши в таких вот туфельках по нашим российским дорогам и при том в морозы еще и в таком плащике, вместо полушубка или на край ватника. А шляпа! Мама роди меня обратно! Только по салонам ею махать перед дамами, а не под ветром стоять. Парики! Жуть! Зачем отвлекать солдата на все эти заморочки! Эх, ма! Сколько надо еще дел сделать! Но обязательно буду матерью нашим солдатам. Тепло, удобно, скрытно – вот девиз будущей армии, а не эти куртуазные платья с перьями и шелковыми шарфиками.

Она пока размышляла о переодевании будущей армии, Михаил Голицын рассматривал царевну в образе поручика Преображенского полка.

- А ей идет, - молча усмехался он. – Такой же гренадерский рост, как и у дяди и такой же взгляд – холодный и расчетливый. Будто в душу смотрит.

Тут он слегка поежился, но молчал всю дорогу. Через полчаса они подкатили к дому Прасковии, где уже конники расталкивали толпу любопытных и возки, прибывшие ранее. Многие уже были в курсе, что «маскерад» посетит государыня и поэтому толпы стояли здесь с самого утра. Все хотелось хоть одним глазком посмотреть на будущую императрицу. Одного не знали, в какое время прибудет возок. И судя по конному сопровождению, многие догадались, что та сейчас и прибыла. Тут толпа поднаперла, и послышались крики, приветственные и даже отчаянные - кого-то затерли, кто-то сам поскользнулся. Но были и враждебные, типа «немчура проклятая» и даже «прочь с земли русской». Вскоре даже полетели снежки им в спины, а один попал в охранника и тот вскрикнул и присел от боли.

Голицын, подхватив Анну под руку, быстро взбежал с ней по парадной лестнице, и тут же гости были окружены стражей. Входные массивные двери тот час за ними плотно закрылись.

Анна была несколько обескуражена, растеряна и даже испугана, она не знала, что и делать, но князь успокоил её, объяснив положение вещей:

- Вот видите, ваше величество, как народ реагирует на ваше появление в общественных местах. Так что претензии к нашим предупреждениям не выходить из Кремля имеют место быть. Представьте, что было бы, если бы вы приехали сами? Тут народ такой – могут и силу применить. Чай не Европы – Азия-с!

Анна поняла и прищурилась. Он на её вопрос еще, когда садились в карету: - А не выдадим ли этой помпезной охраной то, что едет она? И не следует ли также тайно и незаметно проехать не с центрального входа, а с запасного? - как и писала ей Катерина, предполагая такой поворот событий, князь лишь фыркнул и отмолчался. Теперь она разозлилась окончательно.

- Видать для этого устрашения и народец научил и проплатил, курва! - сжала она губы. – Ничего, попомнишь ты мне свою выходку! Моя мстя будет жесткой!

Тут вскоре к ним подбежал распорядитель и повел их по белой лестнице, устланной коврами, наверх, где уже слышался смех, шум голосов. Оправив мундир и надев полумаску, Анна вздохнула и махнула рукой слуге, что бы тот открыл двери. Шум усилился, и перед ней образовалась толпа уже гостей маскарада. Слышалась музыка, веселый смех и крики восторга. Толпа волновалась, как море, перекатывая свои волны из конца в конец. Тут были все в карнавальных костюмах, и Анна окуналась в разноцветные ряды ряженых и в масках. Кого здесь только не было! Начиная с мифических героев, до сегодняшних платьев с оголенными плечами, блеск бриллиантов и рубинов с перьями вееров и плюмажей на шляпах.

- Где же сестры? – мелькнула мысль. – Как их тут отыскать?

Голицын повел слегка растерянную женщину вглубь зала и постоянно кланялся, так как сам он был при полном парадном одеянии и без маски. То, что рядом под руку с ним идет переодетая женщина, было понятно, но кто именно не догадывались, иначе прием бы был иным.

Он подвел Анну к одним дверям и толкнул их. За теми оказался светлый зальчик с несколькими диванчиками и зеркалами вдоль стены.

Не успела она оглядеться, как тут же отворилась еще одна дверь и в комнату ворвались ее сестры с толпой родственников и знакомых. Голицына тут же оттеснили в сторону и его вниманием завладели мужчины во главе с мужем Прасковии. Её же усадили на один из диванов и тут же им поднесли слуги подносы с серебряными кубками. Они отпили по глотку вина и сестры наперебой стали делиться самыми важными семейными новостями последних дней.

Анна смотрела и слушала с удивлением и даже растеряно.

- Именно за этим они пригласили сюда её, чтобы рассказать последние сплетни? – думала она, слушая, как учится Елизавета, что сделал Ванюшка и как готовился праздник, что вскоре состоится царская охота и ее приглашают принять участие.

При этом они даже не задали ни одного вопроса, почему она вошла через центральный вход, что происходит с ней в Кремле, каковы её планы на будущее. Анна, конечно, понимала, что все эти расспросы и рассказы лишь отвлекающее действо от Голицына, но что будет дальше и когда они начнут то, зачем она сюда приехала – знакомство с нужными людьми.

- Пойдемте танцевать! – вскрикнула Катерина и потянула за собой и Анну.

Та начала отказываться, ссылаясь на то, что давно забыла все танцы, но Катерина шепнула ей: - Так надо! – и дернула за собой.

Все потянулись в зал и стали проталкиваться свозь толпу. Сестра так быстро тянула за собой Анну, что той даже пришлось придерживать треуголку на парике, который уже плохо сидел на голове.

- Куда же вы, дамы! – услышала она растерянный голос Голицына.

Анна оглянулась и увидела, как с красным злым лицом тот движется за ними в след. Она хотела махнуть ему рукой, но Катерина тут свернула в один из коридоров в другой зал, где такая же толпа тут же поглотила их.

Катерина подтащила Анну к плотной партере и, приподняв ее, дернула за ручку потаенной двери. Та отворилась и Катерина со словами: - Быстро иди! – толкнула ее в спину.

Анна очутилась в небольшой комнате с канделябром в четыре рожка и осталась стоять, оглядываясь в недоумении, пока не услышала тихий мужской голос:

- Добрый вечер, ваше величество! Разрешите представиться - я Андрей Иваныч Остерман. Вице-канцлер. А это обер-прокурор Павел Иваныч Ягужинский.

Они проговорили минут двадцать.

Теперь у Анны был большой козырь в руках. Два таких человека, государственных человека, за которыми стоят многие и многие, давали ей огромный шанс в своем стремлении отказаться от Кондиций Долгоруковых-Голицыных. К тому же она узнала, как это получилось и кто в этом замешан по самое «не могу». Эти знания и расклад по всем позициям ей ох, как был необходим!

За ней пришел Иван Ильич, муж Прасковии, и вывел через ту же потаенную дверь в зал, где они присоединились к Катерине, державшую под руку очень на Анну похожего поручика.

- Если бы меня спросили, кто есть кто, даже я сама бы сомневалась, - чуть не рассмеялась вслух Анна, когда увидела, как тот быстро скрылся с глаз и Катерина, прихватив её, потащила в круг танцующих.

- Это была моя замена? – спросила она, глядя в хитрое улыбающееся лицо сестры.

- А как тебя оторвать от любопытного князя, - засмеялась она. – Вон и сейчас уже нас ищет глазами. Гляди!

- Да пошел он подальше! – вскрикнула Анна, и они в хорошем темпе заскользили по танцполу, с хохотом с поворотами и хлопками в ладони.

Этим танцам её и обучали Берта вместе с немчиком-танцмейстером между делами. Анна, правда, едва овладела парой из них, как раз вот таким бойким и еще парадным, с выходом, так как ей придется иногда самой открывать балы. Тот танец был сложным и тягучим, но Анне легко дался, так как привыкла с детства много двигаться и запоминать разные па в связи со своим полным телом. Те, кто видел ее в современных танцах, никогда бы не смог и подумать, что ей тяжело или она делает это через силу. Легко и красиво всегда получалось. К тому же она была вынослива. Здесь же тело ей пока не подчинялось полностью, но танцы давали возможность полностью им овладеть, что и требовалось в данном положении. Она иногда занималась для себя без присмотра Берты упражнениями, чтобы привыкнуть к телу, рукам и ногам, но именно танец, под музыку, давал такое расслабление и даже привыкание к неуклюжести, в ее понимании, а также с дурацким платьям. Сейчас же, в форме, без тяжелого царского прикида, она с удовольствием плясала и смеялась.

Так, в окружении толпы незнакомых веселых людей, она вдруг почувствовала, что ей это всё нравится, что отступают все её напряжения и тяготы, все непонятки и тревога. К тому же, родня Анютки стояла за плечами монолитно и мощно.

- Тебе пора, - вдруг шепнула Катерина и повела непонимающую Анну к выходу.

- Ты куда меня ведешь? – хотела вырвать свою руку из цепких рук Катерины. – Ты можешь объясниться или я никуда не пойду?

- Тихо, прошу тебя, Анна! – тянула она уже резко сопротивляющуюся женщину. – Не останавливайся! Так надо!

Анна, скосив взгляд в сторону, увидела, как вся родня с тем князем Голицыным, быстро следует за ними. Они выбежали на парадное крыльцо, и тут Анна просто замерла от картины: вокруг лестницы, и во дворе стояли военные с факелами в руках. Их было много, и свет горящего огня освещал площадь, как днём.

- Что это? – прокричала Анна, повернувшись к сестре, и ее голос утонул в криках мужских глоток.

Но Катерина не успела ответить, как к лестнице побежали двое - пожилой мужчина в форме майора и молоденький поручик, в руках которого была шпага и шелковый шарф с бляхой.

- Это Семен Андреевич Салтыков, штаб-майор Преображенского полка. Выслушай его, Анна! – проговорила на ухо Катерина.

Анна несколько растерялась и, все еще не понимая случившегося, обернулась назад и, увидев разраженное лицо Голицына, при том что-то кричавшего ей, она резко отвернулась и уставилась, на стоявшего ниже на ступеньках офицера, со строгим, ожидающим лицом.

- Я слушаю, вас, штаб-майор, - сказала она.

Салтыков повернувшись к толпе, взмахнул рукой, и рев глоток смолк.

- Матушка государыня! – начал он, склонив голову в поклоне. – Мы преображенцы, птенцы Петровы, обращаемся к тебе с нижайшей просьбой – принять полк и стать полковником нашим, как и Великий Петр Первый, ибо только императоры могут быть нашими командирами.

Он махнул рукой поручику и тот подал ему шейную бляху.

- Разрешите, - поднялся Салтыков еще на ступень лицом к Анне.

Она нерешительно, растерявшись, подставила голову, и мужчина надел на нее знак высшего руководителя полка, а также, сдернув прежний шарф, повязал другой, с красной и золотой полосой. Отступив на шаг, махнул рукой и не меньше ста глоток крикнули:

- Виват полковнику! Виват императрице! Виват, виват, виват!

Анна стояла, почти одеревенев, не понимая случившегося и не зная, что делать дальше.

- Прими государыня и шпагу, которой владел сам Петр, первый наш командир и император.

Он протянул ей оружие и она приняла его дрожащими от странного состояния руками. При этом он опустился на одно колено и склонил голову.

- Что с ним делать-то? – повернулась она к Катерине.

- Опусти на оба плеча и назначь его своим заместителем и дай звание подполковника. Женщина не может командовать полком, но может быть номинальным командиром, - ответил за жену Иван Ильич, стоявший тут же с левого плеча.

Анна взялась за эфес и положила конец на одно плечо офицера, затем на другое и крикнула:

- Именем государыни российской присваиваю тебе звание подполковника и назначаю командиром Преображенского полка. Да будет так!

- Ура-а-а! – протяжно закричали стоявшие внизу воины.

Опустив шпагу, она протянула ему другую руку для поцелуя.

- Служу государыне и Отечеству! – вытянулся он перед Анной.

- Ура-а-а! – вновь послушался голос толпы.

Тут уже Салтыков, повернулся к воинам и махнул рукой. Все стихло, и все взоры обратились на Анну.

- Скажи пару слов, сестра, - толкнула её в бок Катерина. – Солдаты ждут слово императрицы.

Анна растерялась, но потом собралась.

- Герои, птенцы Петровы! – закричала она. – Гвардейцы! Вы были и будете самыми первыми и самыми главными солдатами земли русской! Я, государыня ваша, обещаю, что никогда не забуду вашей любви и доверия. Буду вам не только любезным командиром, но матушкой для всех и для каждого! Всех вас люблю и горжусь! Виват гвардии Петра!

Она так крикнула последние слова, что чуть сама не сорвала голос. Ну, а затем чуть не оглохла от громовых – Виват государыне Анне! – самих преображенцев.

Послышался свист, затем крики ура и виват, которые уже нельзя было остановить.

- Сейчас всем поднесут по чарке вина! – тут уже закричал новоиспеченный подполковник Салтыков, на что толпа заорала совсем весело.

По рядам побежали слуги, раздавая большие глиняные кружки и тут уже к Анне, наконец, приблизился Голицын.

- Вы не имеет права принимать на себя полковничий знак, - закричал он, и попытался сдернуть с плеча женщины шарф. – Подумайте, что скажет Верховный совет!

Но тут же она с силой оттолкнула его:

- Да пошел ты, знаешь куда! Не тобой дадено не тебе снимать!

В отчаянии, он вновь прихватил ее за плечо, но его тут же оттеснили и муж Прасковии и Салтыков, сунув Анне в руки такую же кружку с вином.

- За вас, ребятушки! – вновь закричала она, поднимая кружку вверх. – За ваше здравие пьет императрица!

- Виват императрице Анне, матушке нашей! – закричал Салтыков и чокнулся с ней кружками.

- Виват! – заорали разгоряченные мужчины, потрясая факелами и оружием, которое уже вскидывали над головой.

Послышалась пальба из фузеев и крики «виват».

Вся эта вакханалия наблюдалась не только любопытствующей толпой из окон бальных залов маскарада, но и толпой простого люда, что собралась у входа во дворец. Слышались отдельные крики, свист и улюлюканье.

* * *

- Если бы я тогда крикнула «на абордаж» и повела за собой их всех, то уже завтра не было бы и в помине ни одного из тех, кто писал эти долбанные Кондиции, - вздыхала Анна, лежа в постели. – Но пока еще рано.

Глава 9

- Так это вы придумали заранее? – задала Анна вопрос Катерине и Прасковии, когда через два дня приехала к ним на охоту. – Но почему меня не предупредили? Все было так неожиданно и немного страшно. Толпа мужчин с факелами! Как только сердце от страха не выпрыгнуло! – с улыбкой пеняла она сестрам.

- Так решили, чтобы тебя не напрягать. Неожиданно было не только для тебя, но и для Голицына. Теперь он не может ставить тебе это в вину – ведь ты не знала. Верно?

Анна вспомнила, как они ехали обратно в том самом Голицынском возке, но теперь с охраной в несколько десятков преображенцев, которые были расставлены вдоль дороги до самого Кремля и по проезду возка, кричали «Виват!», размахивая факелами. Весь путь был освещен так, словно днем при свете солнца, а не ночной луны.

Голицын всю дорогу дулся на Анну после её слов, где она ответила на его злое, мол, не надо раздражать своих благодетелей:

- А то так и не недонесете корону-то до головы. Не забывайте, Анна Иоановна!

На что та ответила ему спокойно:

- Я, князь, никогда ничего не забываю и впредь не забуду!

Что она хотела сказать, так Голицын не понял, но слова Анны и ее действия вкупе с родственниками, были переданы старшему брату и всем «верховникам».

Те встревожились и собрались для обсуждения случившегося.

- Ох, как не вовремя эти Салтыковы подсуетились, как не во время! – досадовал Василий Лукич. - Ведь я тогда еще говорил, что нужно привлечь преображенцев к нам, - выговаривал он Василию Владимировичу Долгорукову, который отверг такое предложение.

А случилось вот что.

Понимая, что со смертью Петра II политические преимущества будут утрачены, Долгоруковы собрали семейный совет. Глава семьи Алексей Григорьевич, прибывший от постели государя, заявил, что надежды на выздоровление нет, поэтому следует выбирать наследника. Стратегический план заключался в том, чтобы провозгласить наследницей престола невесту государя Екатерину Долгорукову. Характерно, что подобная возможность не только обсуждалась среди дипломатических представителей, но и была признана возможной. Силовой опорой для поддержки Екатерины, дочери Василия Владимировича, предполагалось сделать Преображенский полк, в котором служили и Иван и Василий Долгоруковы. Однако Василий Владимирович отверг предложение:

- Как тому можно сделаться? И как я полку объявлю? Услышав от меня об этом, не только будут меня бранить, но и еще и убьют.

Таким образом, озвученные Алексеем Григорьевичем Долгоруковым претензии не нашли поддержки даже в пределах семьи. Не имели успеха и попытки подписать завещание от имени императора либо воспользоваться фальшивым, поскольку Остерман не покидал умирающего Петра ни на минуту.

Тогда члены Верховного тайного совета и Головкин и Дмитрий Голицын, да и многие представители боярской знати, а, что особенно важно, офицеры гвардии, отнеслись к намерениям Долгоруковых отрицательно. Наспех подготовленная попытка переворота не состоялась. Петр II скончался, как раз в день намеченной свадьбы на Екатерине Долгоруковой.

- Надо что-то предпринимать, - начал Иван Долгоруков, самый решительный из всех братьев. – Сейчас она поддержана не только своим родом, что стоят стеной, но и преображенцами. Против них мы уже не смеем пойти. Думаю, что при определенных условиях, она может полностью отказаться от Кондиций и тогда мы не только лишимся власти, но будем лишены безопасности.

- Ну, и что ты предлагаешь? – вступил злой Михаил Голицын, которого осудили за недосмотр и такой конфуз.

- Надо от нее избавляться сейчас, пока её не короновали и пока с ней не встретились те, кому мы не доверяем. Вспомните, кто не подписал кондиций, кто оставил нас в тот сложный период.

Верховники задумались.

Да, после того, как остановились на кандидатуре Анны, Долгоруковы предложили свои Кондиции об урезании власти монарха, на что многие члены Верховного совета, как Остерман, Головкин и другие, высказались против. Тогда Долгоруковы с поддержкой Голицыных, сделали всё самостоятельно и перекрыли все подходы к самой Анне, дабы не смущать ее до оглашения самих Кондиций после коронации перед присягой служения народу и стране. Тогда они могли быть уверены, что им ничего не угрожает и их власть будет сохранена, а Анны – ограничена.

- И что вы предлагаете делать? – раздраженно спросил Василий Лукич, обращаясь к Голицыным.

- Думаю, что Анну придется устранить, - выдал тихо после молчания Иван Долгоруков.

- То есть это как – устранить? – подскочил с места Василий Лукич. – Убить что ли?

- А как вы предполагаете это сделать теперь? – также зло ответил ему Иван и тоже подскочил. – Прийти и отказать ей на словах! Так что ли? Мол, так и так, мы отказываем тебе от трона?

- Смешно, - со злостью выговорил Алексей Григорьевич, глава семейства Долгоруких. – Но в этом что-то есть. Кстати, завтра намечается царская охота. Я слышал, что загнали кабанов для этого дела.

- Ну и что охота? – спросил у отца Григорий Алексеевич.

- Так там стреляют, - хихикнул старый князь.

Тут все примолкли и с удивлением посмотрели друг на друга.

- А это выход! – сказал радостный Иван. – Там посмотрим – ежели попадем, то заменим на более сговорчивого, своего, если же нет, то уж после все равно будет менее строптива.

- Только смотрите не проколитесь, как с Михаилом произошло, - пробурчал старый князь, посмотрев на Голицына.

Тот зло дернул щекой и промолчал.

Сегодня с утра у Анны побывал Василий Лукич, которого и обязали сообщить свое «фэ» верховников и предупредить о последствиях. Естественно он не сказал о возможном событии со стрелком, но Анна насторожилась.

- Эти твари до всего могут додуматься! – тогда решила она и только, как обычно кивнула и опустила голову, чтобы мужчина не заметил острый блеск в ее глазах.

Василий Лукич принял это как за оправдание и милостиво усмехнулся:

- Ладно, матушка, но впредь будь осторожна. С нами нельзя шутить.

Анна приняла его усмешку и сцепила зубы:- Ничего, скоро поквитаемся.

Двор Катерины, где собирались все участники царской охоты, был полон. Анна была окружена плотным кольцом представителей высшего света, которые стремились представиться и отметиться перед новой императрицей. Калейдоскоп имен и званий замелькал перед Анной и она едва успевала только кивать, но не смогла запомнить тех даже в лицо, не то что по фамильно. По всему периметру дворца была охрана не только солдатами Михаила Голицына, но и преображенцами. Их зелено-красные мундиры мелькали между гостями и участниками охоты. Гости кучковались то там, то сям по всему просторному двору. Между ними носились с подносами слуги, предлагая кубки с вином. Слышался веселый смех, окрики и даже свист. Между оседланных лошадей носились собаки, которых ловили и оттаскивали за ошейники, чтобы те не пугали гостей и не мешали им.

Анне подвели каурого жеребца. Она огладила его, похлопала по шее, подтянула подпругу и лихо вскочила в седло. Все сопровождающие захлопали и выразили свое восхищение умению дамы в полковничьем мундире. Его она надела, чтобы быть свободной в движении. Женский охотничий наряд, который состоял из примерно такого же платья, что и парадный, только менее открытый и без фижм, она отвергла сразу же. дамское седло тоже.

- Я пожалована полковником, вот и буду в той форме, - сказала она удивленному Кириллу Константиновичу Замятину, когда тот поведал о местной моде на охотничий костюм. – К тому же мне будет удобно сидеть на коне.

Управляющий был скорее огорчен, чем удивлен, так его мастерицы готовили наряд так быстро, как могли и сделали отличное платье всего за три дня. Но перечить государыне не посмел. Анна, видя его лицо, обещалась, что в следующий раз обязательно наденет. Ружье, а скорее мушкет для охоты, Анна проверила еще дома.

Когда Замятин провел ее в комнату, где хранилось охотничье оружие прежнего владельца Петра Второго, большого ценителя этих ружей, то она была просто поражена их количеством и вычурностью. Да, она понимала, что своих горизонталки МЦ111 и вертикалки МЦ109 здесь не может быть, она все же с осторожностью и с каким-то пиететом взяла в руки двуствольное комбинированное ружье с горизонтальным расположением стволов. Один был гладкоствольным, другой нарезной. Повертела в руках, восхитилась его отделкой и узнала, что это изделие сестрорецких оружейников. Здесь же были и двуствольные и одноствольные нарезные штуцера, одноствольные карабины, одностволки для ходовых охот с гладкими стволами, а также дробовики-уточницы. Все эти ружья гладкоствольные и нарезные, с кремневыми и капсульными замками, были шомпольными, то есть заряжающимися с дула. Кроме всего они были так тяжелы, что Анна задумалась, как же ей стрелять из них. При том кто будет заряжать, так как сама даже не представляла себе эти действия.

Помня рассказы Берты, что еще в Митаве она увлекалась стрельбой и лихо управлялась с любым ружьем, тут она призадумалась.

- Показать себя не знающей, но как потом оправдаться своей неграмотностью?

В этом ей помог Замятин. Даже без напоминания, он самостоятельно заправил одно из ружей, что присмотрела Анна, и подал ей в руки.

- Тяжеленько, - тогда подумала она, но виду не подала. – Килограмма четыре-пять весит ружьишко. Не для женских рук. Но отступать поздно.

- А как бы приловчиться и пострелять? – спросила она управляющего.

- Завтра по утру, можете даже из окна вашего кабинета, ваше величество, если хотите. Ворон много летает. Вот и попробуете. А Митька вам поможет. Он хорошо знает эти ружья и умеет быстро с ними управляться.

Анна была удивлена и в то же время успокоилась. Теперь она сможет освоиться с ружьем и даже примерится к нему. На вопрос, как же округа отнесется к ее пальбе, он засмеялся:

- Это никого не удивит. Ранее его величество Петр Второй тоже этим баловался. Особенно, когда был навеселе. Такую пальбу открывал по птицам, что только ох! Так что вы только возродите эту потеху. Простите за глупые слова, ваше величество.

- Ничего, Кирилл Константинович, - улыбнулась Анна. – Я не буду следовать дурным поступкам моего племянника. Мне такое не свойственно. Просто в следующий раз нужно как-то выбрать место для стрельбы, чтобы руки вспомнили. Но подальше от столицы.

- Так это можно сделать, ваше величество, в вашем же поместье Измайлово. Там такие просторы и места много – стреляй не хочу.

Анна на его слова только хмыкнула и приказала доставить ружья, те которые ей показалось интересными, в свой кабинет.

- Надо опробовать все, - подумала она, следуя за слугой, который нес не только ружья, но и заправку к ним. – Раз Димитрий такой знающий в этом и умеющий, то надо ему и поручить следить за моим арсеналом.

Когда они вошли в приемную, где уже сидел за своим столом секретарь и тут же на диванах присутствовали посетители, то Анна показала рукой Дмитрию войти и сама прошла следом, кивнув присутствующим. Это были в основном работники и швеи, которые готовили ей коронационный наряд. Уже как с неделю она поступила к ним в руки, чтобы примерять и приспосабливаться к тяжелой ноше в виде платья, шлейфа и драгоценностей, что положены при коронации. К тому же здесь находился и церемониймейстер от Долгоруковых и отец Иоанн, который хотел поговорить с «матушкой-государыней тайно и о личном», как сказал ей Дмитрий, когда та подошла к батюшке для благословения. Пригласив тот час его в кабинет, приказала подать им чаю. Слуге, что нес оружие, махнула рукой, и тот остался за дверью. Она знала, что расторопный секретарь обязательно сделает так, как надо, и ружья будут определены в нужное место, дабы не смущать присутствующих.

Разговор с отцом Иоаном поверг ее в оцепенение. Он предупредил ее о …готовящемся покушении!

- Откуда вы знаете? – тогда воскликнула она.

- От того, кто приходил каяться, дочь моя - ответил батюшка, тихо вздыхая.

- Как его имя, отец Иоанн! Вы обязаны мне открыть его!

- Не могу! – развел он руками. – Тайна исповеди. Сами понимаете. А вот о том, что вы можете быть убиенной, я не смог смолчать. Все же не возьму сей грех на душу. Будьте осторожной, ваше величество!

Тогда Анна была просто на взводе и все гадала, кто это может быть и когда.

- Само собой вернее всего на охоте, - размышляла она. – Но как? Там же будет полно народа!

Это известие терзало ее, но она ничего не могла более сделать, как быть внимательной во всем.

Со следующего дня она принялась за обучение стрельбе из примитивного, но такого сложного оружия. Опробовала все, что взяла и тут определила то, которое отобрала - карабин. Ну, во-первых он было полегче, и во-вторых ей не придется брать с собой помощника, так как заправить его она смогла бы и сама. Нужно было только немного тренировки. Что она и делала все эти дни перед охотой. Однако в письме ей посоветовала Катерина взять несколько ружей.

- Мало ли, - писала она, - вдруг мелких зверей придется пострелять. Да и запас карман не тянет.

Сейчас, сидя в седле, поправила притороченное ружье к седлу и задала вопрос Катерине, которая тут же находилась в охотничьей амазонке и дамском седле, что за группа молодых людей так весела и оживлена вместе с красивой девушкой в богато убранном наряде.

- Так это же Елизавета! – чуть ли не вскрикнула удивленная Катерина. – Неужели не узнала?

- Как я могу ее узнать, сестра! – ответила ничуть не смутившаяся Анна. – Сколько лет прошло! Я помню ее совсем еще ребенком.

- Да-да! Прости! – опомнилась Катерина. – Конечно. Ведь ей же тогда было всего-то года четыре-пять, когда ты уехала в Митаву. Вот посмотри теперь, как она выросла и много вокруг нее крутится молодых людей. Кстати, говорят, что она была чуть ли не любовницей Петру, нашему племяннику, - склонилась она к Анне и говорила в пол голоса с таким ехидством, что Анна заподозрила в этом даже зависть.

- «Ах, злые зыки страшнее пистолета!» - как-то неожиданно вырвались из уст Анны Грибоедовские строки.

- Вот-вот! – тут же откликнулась Катерина. – Я же - не верю. Брешут, аки злые псы! Но приоритетом пользовалась и при том явным. Уж он даже хотел на ней жениться! Но может быть и это враки, - вздохнула она, но все же с некоторой злостью оглядела сводную сестру.

Анна поняла, что ту здесь не жалуют, да и ей надо быть поосторожнее с привечанием этой девицы. Как помнила по истории, она пришла на место Анны вскоре за ней.

- Ну, до этого еще далеко, - подумала она и повернулась на звук охотничьей трубы.

Все двинулись вперед и, выйдя на зады дворца, тут же оказались на дороге, все еще заснеженной, но примятой не только наезженной колеей саней и подвод, но и копытами коней и ногами прохожих. Выстроившись в ряд, с егерями, собаками и охраной, кавалькада в несколько десятков конных и пеших выбралась на просторы московских полей.

Как будут они охотится и на кого, сестра объяснила еще ранее и советовала следовать за ней постоянно. К ним присоединился и муж Прасковии Иван Ильич и теперь уже подполковник Салтыков с адъютантом, а также Иван Долгоруков со своим помощником.

В их группе был еще и её секретарь Дмитрий, который скакал на коне за спиной Анны. Он был сейчас ее оруженосцем, как тому приказал дядя Кирилл Константинович. В светском наряде, он не выделялся среди остальных и даже был оживлен. Как рассказал он сам, когда лихо заряжал стволы отобранных ружей, что в имении отца еще с детства был приучен к охотам и любил это действо. С ружьями обращался на «ты» и умело с ними обходился. Анна сразу же определила его в своего ружьехранителя и доверила зарядку на охоте, чему тот был только рад.

Ехавший впереди сокольничий, с пикой и флажком на конце, чтобы все видели его, быстро доскакал до опушки леса и остановился, поджидая свою группу. Охотники подъехали, и тут из-за дерева показался егерь, который объяснил им, где они должны располагаться для ожидания зверя. Пришлось разделиться на пары: Катерина была с Иваном Ильичом, Салтыков с адъютантом, Долгоруков с помощником.

Спешившись, Анна, прихватив Дмитрия с ружьями, двинулась за егерем, который показал ей приготовленный заранее карман, где они должны были ожидать зверя. Встала за кустом, обледенелые ветки которого, почти полностью скрывали фигуру не только охотника, но и его спутника. Дмитрий быстро зарядил ружье и подал Анне. Та нашла удобный развилок и положила его, как на подставку. Прицелилась и поняла, что обзор достаточный, и они принялись ждать. Все остальные тоже были разведены по своим карманам. Анна уже не слышала голосов, только вдалеке слышался отдаленный лай собак и трещотки загонщиков. Шум приближался, и Анна напряглась.

Она когда-то еще в своем времени охотилась на кабанов, но там было все как-то не так, как здесь и сейчас. Там было свое любимое оружие, привыкшее к рукам и глазу, там были другие леса и деревья, и там были ее друзья-охотники, с которыми, как говорится «не одного медведя завалили». Здесь же все было в новинку, кроме, пожалуй, собственного азарта и… русских кабанов.

- Надеюсь, - думала она, прищуриваясь в прицел, а скорее вдоль ствола по направлению на его конец, - что зверь такой же, а загонщики умелые и погонят кабанчика прямо под выстрел.

Ранее она выслеживала их по нескольку часов, бродя по тропам, иной раз труднопроходимым, зная лишь место его обитания точкой на карте и объяснений местного егеря. Здесь же был специально выбранный карман и готовность спецов, выгнать зверя прямо на охотника.

Все прочие мысли уже ушли из головы, и осталась только одна – где он. Время шло. Она уже успела замерзнуть, в одной суконной форме, хоть и с епанчой на меху, но все же не полушубок. И хотя уже конец февраля, но морозцы всё еще щипали лицо и руки, да и зад отмерзал без теплых подштанников. Стоять уже было невмоготу, иона переминалась с ноги на ногу. Подмерзали и подошвы тонких офицерских сапог.

- Надо обязательно менять эту дурацкую форму, - дула она поочередно то в одну ладошку, то в другую.

Но вскоре приблизился звук лая собак и крики загонщиков. Видимо зверь был найден и теперь все гнали его к стоящим по своим местам охотникам. Она замерла, когда увидела кабана и прицелилась. Он пока был вдалеке, и она не могла выстрелить, так как мешало достаточно большое расстояние. Но огромная туша, на коротких ножках, неслась вперед, как выпущенная торпеда.

- Вот еще немного, вот еще! - и – выстрел.

Ружье больно ударило в плечо, и Анна открыла глаза, запорошенные дымом. Кабан продолжал бежать, но уже оставляя за собой цепочку кровавых следов. Она поняла, что зверь только ранен.

- Ах, как не хватало ей сейчас своего проверенного карабина! – мелькнула досадная мысль. - Ружье! – закричала она, отбрасывая использованное оружие.

Протянула руку вбок, где находился готовый к помощи Дмитрий. Подав другой ствол, он тут же занялся прежним, заряжая его. Анна вскинула ружье и нажала на курок. Грохот и пороховой дым вновь застлал глаза и слегка оглушил ее, но все же она увидела, что кабан приблизился слишком близко.

- Видимо я не попала! – ахнула Анна.

Расстояние до их места сократилось, и тут она просто растерялась, что случалось с ней, пожалуй, не часто, с начала своего хобби еще в том времени. Она даже не помнит, когда такое было!

- Видимо все же ружья, черт бы их побрал! Надо менять всё и их особенно!

Пока она думала, Дмитрий, вскинув ружье, выстрелил прямо в морду приблизившегося разъяренного зверя. Пуля вошла в глаз, и кабан тут же свалился замертво.

- Ура! – закричала по-девчоночьи Анна.

Они выскочили из кармана и бросились к кабану, чтобы убедиться в своем трофее. Она обернулась к Дмитрию, который и завалил зверя, чтобы поздравить его с победой, как вдруг услышала еще один выстрел, и ее удивлению не было предела – из-за дальнего дерева, среди опушки леса, стрелял мужчина, стрелял прямо в неё, как она поняла. Расстояние было довольно большим, но пуля летела быстро и что-то сделать она уже не могла. Ударив с силой в грудь, она опрокинула Анну на спину и от боли сознание её начало меркнуть. Одна только мысль мелькнула у нее перед темнотой:

- Опять в грудь!

И еще она услышала, как тонко закричал Дмитрий:

- Помогите!

******************************************

Дорогие мои читатели!

Вот и закончилась бесплатная часть романа. Если кто-то захочет узнать что будет дальше, то Вам придется оплатить следующие главы.

Надеюсь, что Вы не разочаруетесь, ведь Вас ждут не только экскурсы в историю, но и дворцовые интриги, встреча с Бироном, первые указы попаданки в теле Анны. А они могут быть не совсем такими же, как в истории Российской империи в период ее правления.

Читать книгу