Глава 7.
Кончался август, а вместе с ним и декретный отпуск Веры. Нестерпимая жара спала, стали прохладнее ночи. В палисаднике буйно цвели георгины, любимые цветы Шуры. Но на этот раз они ее не радовали. Любимая дочка с любимой внучкой, ее девочки, собирались покинуть отчий дом. А в доме был аврал. Снова затаривалась мука, картошка, сало, топленое масло, тушёнка, другие консервы, варенья, овощи. Кроме провианта к переезду готовилась детская коляска, ванночка, кроватка и все принадлежности к ней. Девочки ни в чем не должны были испытывать нужды.
В назначенное время к дому подрулил Газик. Водитель Жора уложил багаж. В кабине разместились и Вера с ребенком, и бабуля, вновь командированная опекать их. На крыльце остались только плачущие родители. Костя обнимал жену, вытирающую глаза платочком. К слову, эти двое любили друг друга, любили дочь с внучкой. На других их любви не хватало. Но они были счастливы в браке. А их дочка любила только себя, как потом выяснится.
Жора дал по газам, и машина, подняв пыль, помчалась по дороге. Ее трясло на рытвинах, засохших со времени таянья снегов. Дождя не было все лето. Небо было зловеще ясным, ни одного облачка, вселяющего надежду на хоть какой-то дождь. Они ехали среди выжженных полей, покрытых сизой пылью придорожных кустов. Не видно было даже птиц, попрятавшихся от жары. Но вот, откуда ни возьмись, на лобовое стекло упали тяжёлые капли. Затем ещё и еще. Разом потемнело, и начался благодатный долгожданный дождик. Вот, их обогнала машина. Сидящие в кузове люди весело разговаривали, радуясь дождю.
- Начало пути в дождик - хорошая примета, - сказал Жора, подмигнув Верочке. Та нахмурила брови:
- Тише ты! Разбудишь ребенка, будет нам хорошее начало! - сердито прошептала она.
- Может быть, ты устала? Давай я буду держать Леночку! - предложила бабушка.
- Давай, с радостью ответила Вера и отдала дочку в руки пожилой женщины.
Та бережно приняла правнучку, ласково глядя на ее румяные щёчки, светлые кудряшки.
- Ничего, потихоньку, полегоньку доедем. Хорошо, что багаж в кузове брезентом покрыли. Только бы машина не подвела, - бабушка Рада, посмотрела на водителя.
- А, ничего! Она привыкшая к такой дороге. Доедем, не переживайте! - весело ответил Жора.
В Андреевку приехали ближе к вечеру, два раза останавливаясь на перекус. В Чувашии дождя ещё не было, самые проблемные участки дороги удалось миновать благополучно, если не считать тряску. Встречать семью вышел Ледя, нарядный, как жених. В окошко выглянула и Неонила. Разгрузив вещи, Жора напился воды и отправился в обратный путь, отказавшись пообедать. У Неонилы Семеновны на столе, дожидаясь постояльцев, стоял закутанный в тряпку чугунок с горячей картошкой и соленые грузди в миске.
- Прошлогодние, - пояснила хозяйка, - но вкусные, спасу нет. В этом-то годе при такой суши грибов не видать.
- Может быть, ещё будут? Я такой любитель собирать грибы! - подцепливая вилкой кусок груздя вместе с зонтиком укропа, сказал Ледя, романтично закатив глаза.
Кроватку для Леночки поставили... Рядом с топчаном бабули. "У бабушки Рады сон чуткий, а мне перед работой нужно высыпаться" - рассудила Вера. Ей давно разонравилась сельская романтика, но три года по советским законам она должна была отработать, оставалось ещё полтора. В чувашском селе не было даже электричества. Тетради Вера проверяла, если не успевала в школе, при свете керосиновой лампы. Таким же образом писала планы, готовилась к урокам. Воду для купания Леночки грели на дровяной плите, там же готовила еду для семьи бабуля.
Вот и первое сентября. После торжественной линейки, после уроков учителя собрались отметить начало учебного года. Принесли кто что смог: пирожки, сало, яйца, немного самогонки. В местном магазине были пустые полки, на которых для декоративности стояли бутылки с каким-то подозрительным вином, банки с морской капустой, спички и соль в пачках.
Веселые и нарядные, работники школы, включая техперсонал, рассказывали друг другу о прошедшем отпуске. Звенели вилки и стаканы. Проголодавшиеся учителя уминали за обе щеки все, что лежало на столе. Вера с Ледей были тоже здесь. Нарядный Ледя улыбался во все тридцать два, а Вера, несмотря на то, что одета была богаче всех вместе взятых, куксилась. Не любила она, когда кто-то радуется, и с ревностью разглядывала коллег: "Математичка-то, как расфуфырилась и сало уминает: дома есть поди нечего. А у директорской жены платье застиранное, и не стыдно ей! А это кто глазки строит моему муженьку? Пионервожатая Катька? Посмотрите, что делается! Среди бела дня клеится к Леде! А он и рад, уставился на нее бесстыжими зенками, так и пожирает. Ещё бы! Пуговицу расстегнула, вывалила свои буфера напоказ. Жарко ей! Знаем мы, отчего ей жарко! И это называется пионервожатая! Чему она пионеров научит? Любовь крутить?" - злилась Вера, кусая себе пальцы.
Но вот, учитель музыки Сергей Александрович постелил себе на коленки плюшевый кусок, отрезанный от школьного занавеса, взял баян и заиграл вальс "Голубой Дунай". Учителя быстренько отодвинули стол, убрали стулья в сторону и принялись танцевать. Ледя потянул Верочку за рукав, приглашая. Она выдернула руку, прошипев: "Сиди уж!" Но Ледя сидеть не собирался, не для этого он наводил все утро марафет, пока Верочка была на занятиях. Волосы его подозрительно кудрявились, не иначе снова завивал их на кусочки газеты и тряпочки. Ледя, тряхнув шевелюрой, подошёл к пионервожатой и, как лихой гусар, щёлкнув каблуками, пригласил ее на танец. Вера, чуть не умерла от досады. А Ледя тем временем уже кружил Екатерину Михайловну, раскрасневшуюся, как пионерский галстук на ее пышной груди. Он что-то нашептывал ей на ушко. Пионервожатая смеялась, тряся кудрями. Любой жене было бы неприятно такое поведение мужа. А Вера кипела как вулкан. Досталось Леде и по дороге домой, и дома. Спать ему пришлось на полу.
Вера, как собака-ищейка, принялась следить за мужем. Все ей казалось подозрительным. Приходя домой кормить Леночку, она пробиралась домой на цыпочках, надеясь застать Ледю за чем-нибудь непотребным. Хотя, при наличии двух бабулек, что могло быть в избенке Неонилы Семеновны предосудительного? Но Вера была начеку. А ночью она, накинув пальтишко, ходила под окнами школы, заглядывая в темные глазницы, прислушиваясь к каждому шороху. Ревность разъедала ее. И вот одним поздним осенним вечером в полумраке Вера разглядела женский силуэт у школьной двери. Послышался осторожный стук, дверь тихонько открылась...