Глава 8.
Дверь открылась и в проеме показался муж Веры. Ледя держал в руках керосиновую лампу, осветившую и его, и женщину, в которой нетрудно было узнать Екатерину, славную пионервожатую Андреевской школы.
- Ты что так долго? Я чуть не уснул. Заходи, пока никто не увидел, - послышался сдавленный мужской голос.
- Да, мамка никак спать не ложилась. То это дай, то другое принеси. Измучилась я с ней, - пожаловалась Екатерина.
"Вот, сейчас дверь закроется и все! Они будут заниматься непотребством!" - у Веры потемнело в глазах. Она бросилась из своего укрытия на разлучницу и с воплями вцепилась ей в волосы. Ох, как это было и смешно, и страшно! Ледя остолбенел, трясущимися руками пытался закрыть тяжёлую дверь. Свидание, которого он так ждал, сорвалось. Вытолкав обеих, наш "герой-любовник" притаился, слушая, как проклинает его и Екатерину разгневанная жена. Кажется, Катька вырвалась и убежала. "Фух! Можно передохнуть! Все зло от баб!" - думал он.
Наконец, все стихло. Ледя вытянул ноги на старом диване в учительской и постарался забыться. С тоской поглядывал он на часы. Вот уже семь, смена закончилась. Как вор, Ледя прокрался к дому Неонилы и спрятался в козьем хлевочке, дожидаясь, когда уйдет на занятия жена. Коза косилась на непрошенного гостя хитрым жёлтым глазом, а Ледя радовался, что между ним и непредсказуемой белой козой перегородка.
Но вот, Вера вышла, сердито грохнув дверью, и направилась в школу. Затаив дыхание, Ледя выглянул во двор. Никого. "Все! Можно заходить!" Открыв дверь, он услышал надрывный детский плач. Леночка, вся зареванная, сидела на руках у бабушки Рады, которая прижимала безутешную правнучку к себе, раскачиваясь вместе с ней и приговаривая что-то. А другая бабушка, Неонила, колдовала у плиты над маленькой кастрюлькой, помешивая в ней деревянной ложкой с длинным череном.
- Вот, зятек! Догулялся! У Верочки молоко пропало! Чем дитя кормить будем? - накинулась на Ледю бабушка Веры.
- Не тужи, Радушка! Сейчас манную кашку на козьем молочке сварганим! Молочко у нашей Белянки сладкое, вкусное. Накормим нашего голодного птенчика! - подала голос Неонила.
С тех пор началось: Вера, переступив порог, сразу начинала воспитывать мужа, постепенно повышая градус скандала. Старушки переглядывались, боясь попасться ей под горячую руку. Но, не смотря на все препятствия, Ледя не оставил желания крутить романы на стороне. Пионервожатая после стычки с Верой обходила Ледю стороной, и он усиленно искал новую пассию. Но женщины не торопились отвечать ему взаимностью, прослышав про крутой нрав Веры. Тогда Ледя снова повел атаку на Катю. Ему повезло. В Андреевку провели электричество. Поставили столбы, протянули провода. Одной из первых электрофицировали школу. Ледя не растерялся, он вспомнил, что знаком с электричеством не понаслышке, и его оформили ещё и электриком. С важным видом Ледя расхаживал по школе в синем комбинезоне, выданном по разнарядке, ставил розетки, вкручивал лампочки. Встречая в школьном коридоре Екатерину, он подмигивал ей, а если никого рядом не было, мог и легонько ущипнуть. Катя млела. Женихов в Андреевке после войны осталось мало. Ровесников сожрала война, новые кавалеры ещё не подросли. По ночам в школе встречаться было опасно. Через два дома находилась свирепая жена. Екатерина пригласила любвеобильного сторожа-электрика к себе на сеновал ранним утром, пока все спят. Свиданья были бурными, но короткими. Любовники опасались, и не зря. Соседка Кати вышла "до ветру" и заметила, как по лесенке на сеновал лезет мужчина. Было уже довольно светло, и она узнала Ледю. Слух о шашнях Прохорова Леонарда Павловича с пионервожатой разнёсся по Андреевке и дошел до Веры. Она случайно подслушала разговор коллег в раздевалке. Они ее не видели.
- Ох, Анна Петровна, что творится у нас в коллективе! Муж англичанки на сеновал к нашей Екатерине повадился. Вот какой прощелыга, оказывается, её Ледя!
- Так ей и надо, этой Вере Константиновне! Не будет нос задирать. А то ходит гордячка, ни на кого не смотрит, здоровается сквозь зубы, - отвечала Анна Петровна той, которую Вера никак не могла узнать по голосу. Она тихонечко выглянула из-за чьего-то старенького пальто. "Ага, это математичка. Понятно. Ну, берегись, Ираида Яковлевна, поплачете вы у меня вместе с Анной Петровной!"
- А Катька девица сдобная, добрая, не то что эта зверина. Говорят, она своего Ледю бьёт, как шелудивого кота, - продолжала Ираида.
- Теперь, если узнает, совсем прибьет. Вот "повезло" мужику!
Послышался смех. Коллегам было весело. А по щекам затаившейся Веры текли слезы. Можно было дать по мозгам сплетницам, выдумали тоже - она мужа бьёт! Побьешь его! Он такой сдачи даст, что больше не встанешь. Может быть, и про сеновал врут?
Вера решила сама проверить, правду ли говорили те двое в раздевалке, затаив до поры до времени злобу и на них. Чуть дождавшись утра, когда ещё все село спало, а рассвет и не думал наступать, она оделась в бабушкино пальтецо, повязала ее платок, закрыв пол-лица, и отправилась караулить "голубков".
Екатерина жила на околице села с больной матерью в довольно справном доме, построенном ее отцом Семёном Егоровичем, погибшем под Курском. Но со временем дом ветшал, забор обвалился. Чувствовалось отсутствие хозяина. Мать так и не оправилась от горя, все болела. Вся работа по дому и на подворье легла на хрупкие плечи Кати. Девушка была уже в годах, 25 лет. В то время считалось, что она перестарок, засидевшаяся в девках. Вот и подвернулся на грех ей наш Ледя.
Вера тихонько зашла во двор, нашла укромный уголок, села на березовый пенек и привалилась к стене сарая, приготовившись ждать.