Долг платежом красен, а прелюдия - основным действием. Браться за произведения некоторых авторов опаснее, чем говорить о политике: многослосйность их произведений и острота их высказываний никого не оставляют равнодушными. Но каждого толкают на его собственные выводы и суждения. Искусство в таких случаях - это семя, из которого в каждом из нас произрастает что-то свое, в меру индивидуальных развития, опыта и симпатий. Когда же речь идет об авторах, без преувеличения, склонных к мистицизму - ситуация становится заведомо проигрышной: что бы и кто бы не сказал о произведениях Булгакова и др. “мастеров” не от мира сего, критики не избежать - причем со всех сторон. Даже, в случае с вещами сравнительно безобидными, как “Собачье Сердце”. Ну что же, я готов.
Переехал из Германии в Россию
Привет, Россия! Рассказываю о том, как жизнь в стране отличается от жизни в Баварии, Германии и Европе в целом. Делюсь немецким мышлением:) Филипп ПОДПИСЫВАЙТЕСЬ!
Ожившее полотно
Готовясь к статье, я (п)ознакомился и с книгой, и с одноименным фильмом. И хотя я, в принципе, убежденный сторонник того, чтобы великие тексты даже не пробовать экранизировать - уж слишком выразителен язык письменного повествования для перевода его в картинку - в этом случае я сделаю исключение. И сосредоточусь, прежде всего, именно на фильме, который с моей точки зрения не только предельно удачен, но и очень близок к полотну, представляющемуся читателю самой повести. Если говорить о взгляде немецком, то экранизация удивительно доступна и понятно, так как передает и уходящую дореволюционную реальность России во всей ее “европейскости”, и весь сумбур наступившей “разрухи” реалистично, без модных в последние годы гипербол и экспериментальных выразительных средств. Просто и лаконично, не скупясь на настоящие “персидские ковры”, но и не растрачивая себя на спецэффекты или “современное прочтение”.
Профессор Преображенский
Господин и доктор наук. Все, как у самых выразительных представителей современной академической элиты Германии: холеный, респектабельно-статусный, искушенный и утонченный, предельно развитой и способный на полет мысли, и, вместе с тем, не чуждый “натуральному” для его прослойки высокомерию. Снобизму, в котором неизвестно чего больше - крамольной гордыни или же детской беспомощности перед лицом окружающего его “плебса” во всей его “грубости” и “бесцеремонности”. Пожалуй, второго все же чуть больше: как изнеженный в материнской любви долгожданный младенец, боящийся соприкоснуться своей пухлой ножкой, затянутой в насквозь пропитанную первосортным коллагеном атласную кожу, с ранней травкой, кажущейся ему буквально угрожающим острым лезвием, Филипп Филиппович вынужден скрывать свою тонкую, в чем-то барскую, аристократическую натуру за “фортификационными сооружениями” из заносчивости, пышных усов и швейцарских нагрудных часов. Нерусский взглянет без любви. Да и русский тоже. Если только он сам не “из этих”.
Борменталь, Дарья Петровна, Зина и прочие старорежимные элементы
Неизменный напарник - в трудах и жизни - профессора, молодой и энергичный доктор Борменталь (бонус: оказывается, немцы отлично занимали достойное место в Царской России!) вызывает чувства, неразрывно связанные с теми, что испытываешь к Филиппу Филипповичу: “может я это, только моложе…”(с) В каком-то смысле, верного ученика и преданного друга главного героя можно считать его более свежей и сильной реинкарнацией. В то время, как прочие домашние в лице прислуги явственно и открытым текстом транслируют мысль: “глядите, кем бы Вы были, товарищи, если бы не соблазнились покуситься на устоявшийся порядок, из челяди сделавшись основным классом!”
Пролетарии без “разрухи в клозетах и голове”, простолюдины на своем, отведенным им веками месте. Картина вещей драматичная, потому как остро откликающаяся тихой болью в сердцах, ищущих земной справедливости. Болью, которая прекрасно понятна будет многочисленным немецким интеллектуалам с “левыми” симпатиями и глубоко неинтересная 99% современного немецкого общества, которое еще с первых кадров картины поймет, что привычных “хлеба и зрелищ” в этом глубокой социальной драме ожидать не приходится. Где “Игры” - “Престолов” или “в Кальмара”? Где власто- и сластолюбие? Где похоть и копоть? Где сильный антигерой и обреченные злодеи? И даже если антигероем считать Филиппа Филипповича - то “сила” его не от мира сего, не голливудская, в протеинах и “качалке” не нуждающаяся, “старорежимная”. А значит “в топку его”, с Энгельсом и Каутским.
Швондер и прочие товарищи
“Towarischtsch” - слово плотно вошедшее в лексикон каждого немца, считающего, что он имеет представление о “Советах”. Пожалуй, более красочного изображения пролетария в соответствии с избитыми клише и заношенными до дыр стереотипами, чем то, что оживили на экране создатели картины, и представить себе нельзя. Пестрая, разношерстная, полная перепадов в росте или длине компания, регулярно врывающаяся в роскошные хоромы Преображенского, красноречиво описывает все самые не комплементарные стороны ново нарождающегося правящего класса: от недостатка компетенции и дисциплины до дефицита образования и вкуса. Старшее поколение бывших ГДРовцев, вряд ли, останется довольно. Да и “левая” интеллектуальная элита - хоть и будет ехидно и вынужденно смеяться - безошибочно срисуют латентную социальную критику в адрес “героев рабочего класса”. И даже такая запретная в немецком обществе тема, как шутки над феминизмом, сыграет здесь злую шутку. “Женщина, переодетая мужчиной” - словно зловеще ухмыляющийся привет из прошлого - заставит многих посмеяться над апофеозом борьбы за равенство полов. А также, над его неловкими истоками в мутных временах Клары Цеткин и Розы Люксембург.
Шариков aka Клим Чугункин
Удивлен буду, если еще не один русский рэпер не взял себе подобный псевдоним. Удивительно, непостижимо и легендарно: вот какими эпитетами я бы наградил не укладывающийся в моей голове, кажущийся мне совершенно нереальным выбор актера на роль этого человекоподобного существа, как скажут многие. На мой же взгляд, что Булгаков, что создатели экранизации ближе к тому, чтобы Шарикова подавать самой что ни на есть реинкарнацией Клима Чугункина. Персонажа, которого мы только думаем, что не видим, когда его тело под белой простыней доставляют в профессорскую квартиру-практику для пересадки собачьего сердца. “Гипофиз”, как подводит итог Филипп Филиппович, или “душа”, как сказал бы я, и в новом, более волосатом виде, дают нам полное представление о том, что это был за член общества: “выкидыш русской изнанки”(с), дитя подворотни и представители “массы”, которая нуждалась в твердой руке, направляющей, кормящей, а иногда и гладящей. И без которой она пустилась “во все тяжкие”. Страшный вердикт, который автор(ы) выноси/ят плодам революции, вряд ли придется по вкусу большинству зрителей. Ведь те, кто эту картину досмотрит до конца, наверняка достаточно развиты, чтобы понять: “нет, это не о русских. Это - вообще о попытке упразднить устоявшиеся порядки, будь то Британская или иная монархия, или установление либеральной демократии везде и во всем.” Точнее сказать, тоталитарного диктата демократии, ее же мать - анархия, а “папа - стакан портвейна”(с).
Итог: Жестко, жестче и жестче некуда и все таки еще жестче
Увлекательно, глубоко и крайне выразительно. Художественно до нельзя. Но очень больно для каждого, кто далек от симпатий в адрес самодержавия и традиционной, сильной монархии с четкими контурами различных социальных прослоек, транзит между которыми лишь ограниченно возможен - в случаях исключительных. Однако, традиционализм, а тем более крайний - в наше время явление не только не модное, но и порицаемое. В Германии, в частности, оно вступает в жёсткий клинч с господствующей квази-религией толерантности и либерализма. Не оставляя даже немногочисленным своим сторонникам иного выхода, как прятаться в катакомбы. Остальные же скажут: “Нееет, “Собачье Сердце” - это не о собаках, а о людях. О людях, которых автор сравнивает с собаками, да при том собаками дворовыми, бесхозяйными и ошпаренными. С “Бешеными псами” и “Безславными ублюдками” - как у великого и страшного Тарантино. Нееет, Булгаков нам не друг. Не друг он и Кесарю (Ин. 19:12).” Отойдя же от первых впечатлений, диктуемых простой и понятной человеческой предвзятостью, зритель понимает: это - набат! Предупреждение. Грозное и мощное. Против розни и любой междоусобицы. “Всякое царство, разделившееся само в себе, опустеет” (Мф. 12:25) В современном мире это стоило бы повторять как можно чаще.
И еще: Музыка и Слова
Саундтрек этой картины я считаю просто выдающимся произведением искусства, которое не только поддерживает основную канву фильма, но и делает его самим собой. Полным ядовитой иронии и желчного сарказма. Кто-то скажет, что обращено это ехидство на “порицаемый” пролетариат. Мне же видится, что создатели себя из числа потомков этого пролетариата не исключают, и стёб их обращен, в первую очередь, против самих же себя. Слишком много в нем неподдельной боли. Слишком искренен он и по- роковому надрывен - несмотря на формальную принадлежность к совсем иным музыкальным жанрам. Великолепно и неповторимо.
"Чу, чу, чу!
Стучат,стучат копыта,
Чу, чу, чу!-
Ударил пулемёт."(с)
_______________________________________
Не стесняйтесь подписываться на канал, чтобы не пропустить новые байки:)
Канал существует пока только на ваши донаты -
ГОЛОДАЮЩИМ ДЕТЯМ ГЕРМАНИИ🙏🏻
Карта Сбер: 2202 2080 0716 5872 Любовь Ю.