Предыдущий фрагмент здесь.
Часть 2
ДЕТЕКТИВ ПРОДОЛЖАЕТСЯ
Глава 5
ЧЕСТНОЕ ИМЯ
Мужайся ж, презирай обман,
Стезею правды бодро следуй…
А. С. Пушкин. «Подражания Корану».
1824 год
Через два дня ближе к вечеру на пороге у Пушкиных появился Алексей вместе с невысоким полноватым человеком с седыми бакенбардами и также седыми, коротко стриженными волосами.
— Симонов Владимир Евграфович, — отрекомендовался гость Лидии, с нескрываемым интересом рассматривая хозяйку дома и окружающую обстановку сквозь круглые очки в тонкой оправе.
— Очень приятно, проходите, сейчас будем пить чай.
За столом Алексей завел разговор о погоде, видимо, не зная, как перейти к непосредственной цели визита. Владимир Евграфович перехватил недоумевающие взгляды Лидии и Саши и, откашлявшись, сказал:
— Лидия Васильевна, Алексей говорил мне, что вас и других членов вашей семьи интересуют необычные жизненные истории с элементом тайны, для разгадки которой требуется деятельность ума.
— Да, это так, — утвердительно кивнула Лидия.
— Судя по всему, интерес этот не праздный, — продолжал гость. — Я могу рассказать вам историю, которую упомянул Алексей, передавая мне ваше приглашение, а вы потом, если, конечно, захотите, откроете мне, что же на самом деле побудило вас позвать меня на чай. Только вот уместно ли будет говорить в отсутствие Аркадия Лаврентьевича?
Лидия была приятно удивлена, что гость знал имя ее мужа, хотя во время визита оно не прозвучало ни разу. Поняв это по ее лицу, Владимир Евграфович улыбнулся.
— Видите ли, Аркадий работает не просто с людьми, а с больными, и поэтому точное время его возвращения домой мы знать не можем. К тому же основной интерес к вашей истории имеется у нас троих, а Аркадий здесь выступает в роли помощника и советчика. Поэтому вы можете говорить, не опасаясь никаких неловкостей. При необходимости мы все перескажем Аркадию и зададим нужные вопросы, — сказала Лидия.
Гость кивнул и начал свой рассказ.
— Было это в начале осени 1831 года. Тогда пришли ко мне мои племянники, Гриша и Леночка, дети моего покойного брата Николая. Гриша офицер, он в турецкой войне* участвовал.
*Русско-турецкая война 1828–1829 годов — военный конфликт между Российской и Османской империями, возникший как результат борьбы между двумя великими державами вследствие греческой войны за независимость от Османской империи. Поводом к началу военных действий стало закрытие пролива Босфор для российских судов.
А Леночка у нас красавица, умница, бойкая такая, но в тот день слезами заливалась и говорила с трудом. Письмо она получила, весьма странное, что ее жених, отставной штабс-капитан Сергей Иванович Маслов, убил на дуэли своего соседа — помещика Прокопия Белевича, а потом, не выдержав мук совести, застрелился. Письмо было от денщика его, Осипа, не особо грамотное, и вопросов из него следовало больше, чем ответов. И вообще все выглядело очень странно. Гриша рассказал, что с Сергеем Масловым они вместе служили, пока тот не вышел в отставку после тяжелого ранения.
Приехав в Петербург, Сергей познакомился с Леной. Они друг другу понравились, собирались пожениться. Но тут случилось несчастье: родители Лены и Гриши умерли один за другим от холеры, и свадьбу пришлось отложить на время траура. Сергей жил у себя в поместье и занимался приготовлениями к будущей семейной жизни. Однако из письма Осипа следовало, что Белевич вызвал Сергея на дуэль из-за домогательств к его, Белевича, жене. А Гриша уверял, что товарищ был порядочным человеком и храбрым офицером, не допускавшим даже мысли о возможности дуэли не то что со штатским, но даже с военным. В общем, история, рассказанная в письме, совершенно не соответствовала образу того Сергея Маслова, которого знали мои племянники. Они просили меня разобраться, что же там на самом деле случилось. Да и сам я почувствовал, что все это очень странно.
— Скажите, пожалуйста, а денщик этот, Осип, давно был знаком со штабс-капитаном Масловым? — спросил Саша.
— Да, он всю его военную карьеру с ним был.
— А может, это письмо было вовсе не от Осипа, а кто-то его именем подписался?
Владимир Евграфович покачал головой.
— Письмо было, как я впоследствии узнал, настоящее. Но когда мы его читали, чего только в голову не приходило. Надо было ехать и разбираться на месте. Я выправил для себя документы с полномочиями на проведение расследования обстоятельств дуэли Белевича и Маслова (благо начальник мой был понимающим человеком) и испросил недельный отпуск. Нанял кучера Ипполита, который на деле не просто кучер, а многое видящий, многое слышащий и потому хорошо помогающий полиции человек, и направились мы в сторону Ямбурга*, в нескольких верстах от которого находится поместье Сергея.
*Ямбург — ныне г. Кингисепп Ленинградской об
За день доехали, заночевали в городе, а наутро явился я к местному капитан-исправнику* и затребовал материалы дела о дуэли.
*Капитан-исправник — высшая полицейская должность в уезде
Предписание из Петербурга возымело эффект — мне все быстро предоставили. Дело, естественно, было закрыто в связи со смертью обвиняемых и кроме соответствующих постановлений содержало всего два документа: показания жены Белевича и предсмертную записку Сергея Маслова. Мне удалось переговорить с полицейским чиновником, который по этому делу выезжал. Я стал его расспрашивать, не показалось ли ему что-либо подозрительным, в частности, что записка Маслова написана почти печатными буквами, а не так, как обычно пишут люди. Он мне признался, что подошел к делу формально, так как в этой ситуации ни Белевичу, ни Маслову помочь уже было нельзя, раз они такие ненормальные, что стрелять друг в друга затеяли. А у них, полицейских, сейчас совсем другие заботы: лихие люди на дорогах неподалеку от Ямбурга грабежи устраивают, одного купца, который, видимо, не хотел со своим добром расставаться, вообще убили, а пресечь эти безобразия пока не получается.
— Тому, кто мертв, не поможешь… — задумчиво произнес Саша.
— Того, кто мертв, не оживишь, — отозвалась Лидия. — А помочь, я думаю, можно, если до правды дознаться, когда человека не просто убили, но и оклеветали, честное имя украли.
— Быть может, тот полицейский не так уж и не прав. Он, наверное, думал, что поймать разбойников важнее, чем разбираться с дуэлью и самоубийством, потому что в первом случае никто больше не пострадает, а от лихих людей много бед еще может произойти, — сказал Алексей.
—У каждого свой приоритет: у одного — это правда, а у другого — собственная правота, — вмешался Владимир Евграфович. — Вы хотите знать, что произошло дальше?
Ответом было молчаливое согласие. Владимир Евграфович отпил из чашки и продолжил рассказ.
— Из Ямбурга приехали мы в поместье, разыскали Осипа. Это был человек лет сорока с лишком, сухонький такой, благообразный, с усами на солдатский манер. Узнав, кто мы такие, он заметно воодушевился. Я попросил его подробно и, главное, на месте рассказать, что же здесь произошло и почему он написал невесте Сергея такое странное письмо. Осип сказал, что после смерти барина живет во флигеле, а не в комнате для прислуги, но дом может открыть и показать все, что нужно.
Рассказал же он следующее. В ту злосчастную субботу Сергей встал очень рано и отправился, как сказал, на охоту. Поехал верхом, взяв с собой только ружье и сумку. А сам Осип к девяти часам утра ушел в местную церковь петь на клиросе*.
*Клирос — специальное место в церкви, где во время богослужения находятся
певчие
Вернулся он около полудня и увидел своего барина мертвым на полу в кабинете с кровавым пятном на груди. Рядом лежал пистолет. На столе Осип нашел записку:
«Дуэль с Белевичем — моя вина, был не сдержан во всех отношениях. Простите, жить дальше не могу».
Поручив тело заботам крестьян, кто в этом понимает, Осип сел на лошадь Сергея,которая была привязана около крыльца, и поскакал к Белевичам. Там застал он тяжелую картину: вдова Зинаида рыдала над телом убитого Прокопия. Увидев Осипа, она стала кричать что-то непотребное: убирайся, мол, вон отсюда, барин твой — развратник и убийца, и видеть я ни тебя, ни его не желаю, гореть вам всем в аду. Он уехал, озадаченный, решив, что это просто истерика, все потом выяснится. А на следующий день приехала полиция с намерением арестовать отставного штабс-капитана Сергея Маслова.
Осип показал тело и записку. Увидев такое положение дел, полицейский чиновник как будто бы даже обрадовался. Он изъял вещественное доказательство и дал своим сопровождающим команду на отъезд. Осип с трудом удержал его, пытаясь расспросить, что же все-таки случилось. Тот ответил, что Маслов продолжительное время непочтительно себя вел по отношению к Зинаиде Белевич. Муж ее, когда об этом узнал, пришел в ярость и вызвал обидчика на дуэль, на которой Маслов его и убил, но арестовывать убийцу не пришлось, потому что тот сам себя осудил. Осип стал говорить, что это все очень неправдоподобно, уговаривал полицейского задержаться и во всем подробно разобраться, но тот был неумолим.
Похоронили Сергея Маслова за церковной оградой как самоубийцу. Осип очень горевал. Он чувствовал, что произошло что-то ужасно несправедливое, и от того, что в этом своем понимании был одинок, ему было еще тяжелее. Осип долго думал, как же написать невесте Сергея, Лене, и в конце концов просто решил рассказать ей то, что известно всем, оставив свои сомнения и переживания при себе. Он рассудил, что если Лена поверит во всю эту историю, то переживет смерть жениха и через какое-то время успокоится, а если не поверит, то ему будет с кем разделить свое горе. Приезд полицейского пристава из Петербурга подарил преданному слуге надежду на то, что правда все же будет найдена. Я был очень этому рад, потому что невозможно было представить лучшего помощника в расследовании, чем Осип.
Я попросил его рассказать, что за человек Сергей Маслов. Он ответил, что Сергей был честным русским офицером. В армию поступил под впечатлением от рассказов о победах и героях 1812 года. Часто случается, что люди, столкнувшись с суровыми реалиями жизни, утрачивают восторженное отношение к своему делу, начинают брюзжать и ныть. С Сергеем было иначе. Он прекрасно видел, что в армии присутствуют казнокрадство, кумовство, тупоумие, жестокое обращение с солдатами и другие отвратительные явления, переживал по этому поводу и называл все своими именами с использованием крепких выражений. Однако никогда не жалел о своем выборе и не помышлял уходить из армии, хотя она была совсем не такой прекрасной, как ему хотелось бы. «Побеждают не казнокрады и держиморды, а настоящие русские солдаты и офицеры, среди них и надо быть», — говорил он своим товарищам, оказавшимся из-за перипетий службы на грани отчаяния. С денщиком своим Сергей обращался хорошо, за проявленную нерадивость просто делал замечания, никогда не бил и не наказывал. Но, будучи человеком закрытым, не откровенничал, о личных переживаниях не рассказывал. Осип очень дорожил своим офицером, а некоторые денщики ему даже завидовали.
После тяжелого ранения в ногу Сергей мечтал вернуться в строй, но осталась хромота — быстро ходить и бегать уже не получалось. О действующей армии пришлось забыть, а служить в гарнизоне Сергей не хотел. Он вышел в отставку и намеревался поселиться в имении, уже больше года пустовавшем после смерти отца. Знакомство с Леной помогло ему справиться с непростым переходом к жизни вне армии. Поместье свое он нашел почти в порядке, кустарное производство бочек работало исправно. Ему только пришлось уволить управляющего, который, оставшись без присмотра хозяина, начал подворовывать. Готовясь к свадьбе, Сергей подремонтировал усадьбу, заказал новую мебель. С соседями, со многими из которых был знаком с детства, он поддерживал добрые отношения: и сам в гости ездил, и у себя гостей принимал, в том числе и убитого Белевича.
Рассказ денщика еще более укрепил меня во мнении, что такой человек, как Сергей Маслов, не мог покончить жизнь самоубийством. Я попросил показать мне комнату, где обнаружили тело.
Осип привел меня в небольшой кабинет. Обстановка там была простая: стол, стул, диван, небольшое бюро и пара полок с книгами и разными вещами. Единственным украшением служил узорчатый ковер на стене, на котором висели ружье, два пистолета, шашка, фляжка и подсумок. Я спросил Осипа, делали ли здесь уборку после смерти Сергея. Он замотал головой: «Нет, барин, еще 40 дней не прошло. Вот когда его душенька отсюда совсем переместится, тогда и уберемся». Я подошел к столу. На нем посередине угадывалось место, где лежала записка. В карандашнице рядом с чернильницей я увидел два очиненных пера, и они оба были чистыми, не запачканными чернилами. На углу стола стояла большая серебряная пепельница в виде разинувшего рот кита.
«Это фамильная, от старого барина осталась», — пояснил Осип.
Пепельница была пуста. «Барин много курил?» — спросил я. Осип кивнул и указал на стоявшую на полке большую стопку коробок с сигарами. «Так зачем же ты сказал, — говорю ему, — что в комнате ничего не убирали, а сам пепельницу почистил?» — «Так я утром, — отвечает, — окурки выкинул, прежде чем в церковь пойти, а потом ничего больше не делал, только пистолет и ружье на место повесил».
— Получается, заядлый курильщик перед смертью не выкурил ни одной сигары? Это странно, — обратил внимание Алексей.
— Я тоже так подумал, — сказал Владимир Евграфович, — но этот факт, равно как и чистые перья в карандашнице, давал только основу для подозрений, но не являлся неопровержимым доказательством, что Сергей Маслов не застрелился, а был убит. Я стал искать другие улики. Осип открыл бюро и показал мне, что бумаги и письма находились в сильном беспорядке, то же самое творилось и в ящиках стола, а Сергей, по словам денщика, был человеком привычным к аккуратности. «Только вы не подумайте, барин, —говорил он, — что я по хозяйским шкафам шарю. Я это все увидел, когда адрес невесты искал». Это было грустно и трогательно. На вопрос, что´ искали незваные визитеры в шкафах у Сергея, Осип ответил, что, скорее всего, не деньги, их барин хранил в особом тайнике, а в содержимое бумаг денщик посвящен не был.
Я осмотрел пистолеты, висевшие на стене. Один из них был абсолютно чистый, а из другого недавно стреляли. Я спросил у Осипа, сохранилась ли верхняя одежда, которая была на Сергее в момент смерти.
Он принес охотничью куртку и рубашку с пятнами запекшейся крови. Пятна были не очень большие, видимо, смерть произошла мгновенно.
— Значит, Сергей был в куртке, не разделся, придя домой. Это тоже странно, — отметил Саша.
Владимир Евграфович удивленно покачал головой.
— Вы очень наблюдательны, я тогда на эту странность не обратил внимания.
— Спасибо, — ответил Саша.
Лидия вдруг заулыбалась и покраснела, как будто похвала прозвучала в ее адрес. Старый полицейский посмотрел на нее с умилением и продолжил свой рассказ:
— Я искал любые улики, которые могли бы мне помочь понять, что´ же здесь в действительности произошло. Разглядывая пулевое отверстие на куртке, находившееся в области сердца, я не увидел вокруг него ни копоти, ни несгоревших частичек пороха, которые бы были там обязательно, если бы Сергей стрелял в себя сам. Это была первая удача, верное доказательство, что штабс-капитан Маслов не был самоубийцей.
И вдруг я заметил, что Осип что-то деловито ищет на полу кабинета. В ответ на мой вопрос он пояснил, что пистолет висит на стене, пуля в теле барина, а пыжа нигде нет, он куда-то делся. Мы вместе осмотрели весь пол, отодвинули диван, предполагая, что пыж мог закатиться под него, но так ничего и не нашли, кроме нескольких сухих травинок. На вопрос, как они могли сюда попасть, Осип только пожал плечами. Потом я спросил: «Какая была погода в день смерти Сергея?» Осип сказал, что было ясно и достаточно тепло. А в день, когда мы осматривали кабинет,
было уже прохладно, прошел небольшой дождь. Я подошел к окну и открыл его. «Сергей обычно держал окна закрытыми?» — спросил я. «Что вы, барин, нет, — ответил Осип, — здесь всегда было открыто, если не окно, то форточка. Это я после его смерти закрыл все окна и запер все двери».
Я попросил Осипа выполнить одну могущую показаться странной просьбу: сходить в деревню и привести сюда нескольких детей, желательно посмышленее. Осип ушел, а я продолжил осматривать кабинет. Ни в бюро, ни в столе я не нашел ничего примечательного: там лежали грамоты на собственность, письма, в основном от Лены, старые счета и еще какие-то хозяйственные записи. Было невозможно понять, удалось ли человеку, который устроил беспорядок в ящиках, унести то, что его интересовало. И вдруг как будто какая-то сила заставила меня повернуть голову и посмотреть на полку. Там стояла вещь, которая мне показалась знакомой. Это
была резная шкатулка для бумаг. Похожую мой брат Николай привез из заграничного похода*.
* Заграничный поход русской армии (1813–1814) — боевые действия в составе коалиции европейских держав против Франции и ее союзников, завершившиеся взятием Парижа и низложением Наполеона Бонапарта.
Я взял шкатулку. Она оказалась той самой, видимо, Лена подарила ее своему жениху. Внутри лежали эполеты, наградные документы и медаль «За турецкую войну», портсигар с гравировкой «Командиру от благодарных подчиненных» и еще какие-то вещи, которыми Сергей, наверное, особо дорожил. Когда я их рассматривал, у меня ком к горлу подкатил.
Я знал, что шкатулка эта с секретом: брат мне показывал ее именно как диковинную вещицу. Если одновременно нажать на левую переднюю и правую заднюю ножки, то срабатывает поворотный механизм, и открывается потайное отделение, спрятанное в толстом дне шкатулки. Проделав это, я увидел, что тайник не пустой. Там лежало завещание Сергея на имя Лены и долговые расписки в общей сложности на очень крупную сумму от некоего Захара Сулимова.
Тут за окном послышались голоса. Я оставил свои находки и вышел на улицу. Вместе с Осипом к дому подошли четверо мальчишек лет десяти — двенадцати и одна девочка помладше, видимо, сестренка кого-то из них. Я представился им как полицейский из Петербурга и сообщил, что приехал сюда, чтобы поймать злодея. Дети смотрели на меня недоверчиво, но с интересом. Я сказал, что злодей мог оставить след на лужайке напротив окна кабинета, и эту лужайку нужно осмотреть и принести мне все подозрительное, что там будет найдено. А тому, кто найдет этот важный след, я обещал двугривенный.
Дети принялись обыскивать лужайку. Для них это была увлекательная игра. В течение короткого времени я получил гвоздь, обрывок веревки, оловянную пуговицу, зубец от граблей и бутылочную пробку. «Ищите еще, это все не то», — говорил я. И вдруг девочка, которая, в отличие от мальчишек, не ползала на корточках по мокрой траве, а медленно ходила, опустив глаза в землю, нагнулась и что-то подняла. Это был комок из газетной бумаги, мокрый и обгорелый. Я поблагодарил девочку и дал ей монетку.
«Натке двугривенный ни за что!» — негодовал веснушчатый мальчишка, бегавший по лужайке быстрее прочих. «Понимал бы чего,Егорка, — одернул его другой мальчик, постарше. — Это же пыж, здесь стреляли».
Я поблагодарил детей и раздал тем, кто был менее удачлив в поиске, чем Натка, по гривеннику. Дети ушли в деревню, а мы с Осипом вернулись в дом. Найденную бумажку я разложил на столе. По характерному фрагменту объявлений о вызове кредиторов, должников и наследников я понял, что передо мною обрывок приложения к газете «Санкт-Петербургские ведомости». На вопрос, выписывал ли Сергей газеты или журналы, Осип лишь отрицательно покачал головой. А в охотничьей сумке, которая лежала на диване в кабинете, я нашел десятка полтора пыжей из мягкого войлока и пороховницу.
— Получается, Сергея Маслова убили не в его кабинете, а где-то в другом месте, а потом привезли тело в усадьбу и, чтобы сымитировать самоубийство, зарядили пистолет своим порохом и пыжом и выстрелили в окно, — догадался Саша.
— По виду пыжа, наверное, можно понять, кто это сделал, — предположил Алексей.
— Но там ведь еще один убитый человек был, помещик Белевич. И непонятно, каким образом его смерть связана со смертью Сергея Маслова, — сказала Лидия.
Старый полицейский внимательно оглядел всех своих слушателей и покачал головой.
— Занятно, что вы сейчас повторили те же самые мысли, которые приходили ко мне тогда в кабинете Сергея. Они все в принципе правильные, но до развязки этой истории тогда было еще далеко. Я стал расспрашивать Осипа о Захаре Сулимове. Он ответил, что это ближайший сосед, примерно одних лет с Сергеем, иногда приезжал играть в карты или просто в гости. О том, что Захар должен Сергею какие-то деньги, Осип знал, но ему было неизвестно, насколько большая эта сумма. Я стал рассматривать долговые расписки и увидел, что часть из них выписана еще на имя отца Сергея — Ивана Сергеевича Маслова. А последняя, фактически удваивающая долг, была выдана около месяца назад уже самому Сергею.
— Наверное, этот Сулимов пытался отыграть свой долг в карты и проиграл, — предположил Алексей.
— Я тоже так подумал, — сказал Владимир Евграфович, — но
мне показалось странным, что Сергей согласился играть на таких
условиях. Ведь в случае проигрыша Сулимова его огромный долг
мог оказаться необеспеченным. На это Осип сказал, что Сулимов
последнее время вел разговор о продаже своего имения. К нему даже приехал покупатель, некий Кирилл Желтовский, они вместе приходили играть в карты. Наверное, на решение Сергея по поводу ставки повлиял этот факт, а также то, что они были знакомы с детства. Но Сергей, похоже, все-таки чувствовал неладное и потому спрятал расписки Сулимова в надежное место. Беспорядок в бумагах наводил на мысль, что злоумышленник искал именно долговые обязательства, но не нашел. Таким образом, у меня появился подозреваемый. Но предъявить ему пока было нечего, и потому я решил для начала поехать к жене второго дуэлянта и попытаться выяснить, каким образом смерть ее мужа может быть связана со смертью Сергея в свете вновь открывшихся фактов.
Здесь можно прочесть ознакомительный фрагмент и купить электронную версию.
Если вам понравился этот материал, подписывайтесь на канал Смотри в Корень. Здесь публикуются материалы из первоисточников о Пушкине и других значительных личностях и событиях.