Предыдущая часть: https://dzen.ru/a/ZggrjRn4pB6FNZv-
Захожу как-то перед обедом в столовую личного состава. Слышу, как из низенького коридора, ведущего на камбуз, доносятся непонятная возня, кряхтение и сопение. Подхожу и вижу, что дежурный по камбузу плечистый мичман – весьма заслуженный в боевой части человек, а этого немалого стоит, сошёлся в схватке с крепким парнем с Кавказа.
Стоят в обнимку оба в белом наряде и, молча, ломают друг друга – борются, а камбузный наряд, как и я, в роли случайных зрителей. Никто никому не хочет уступать. Парень подсаживается под противника, крепко берёт его в захват, отрывает от палубы и начинает методично "втыкать" в обшивку подволока. К кряхтению добавляется грохот головы мичмана о пластик. Едва разнимаем борцов.
Беда с этими мужиками!
Труба зовёт
На корабле новый старший помощник командира корабля. «И в ту же минуту по улицам курьеры, курьеры, курьеры... можете представить себе, тридцать пять тысяч одних курьеров!» - как в «Ревизоре» Гоголя. Не успеет офицер до дома дойти, как следом за ним прибегает оповеститель с приказанием прибыть на корабль. «Ох, и быстрые они - эти оповестители!»
До этого оповещение офицеров и мичманов активно отрабатывалось только в Николаеве во время среднего ремонта корабля. В Североморске практики массового оповещения и экстренного вызова офицеров и мичманов на корабль не было: наверное, считалось, что и без того, офицеры и мичманы корабля рейдового базирования – редкие гости в семьях.
Как-то прихожу домой. Немного погодя, раздаётся звонок в дверь, после чего я возвращаюсь на корабль. «Наверное, что-то серьёзное случилось в боевой части?!» - напрягаюсь в неведении всю обратную дорогу из Авиагородка к причалу и в ожидании плавсредства.
И точно! СПК вызвал меня на корабль, так как я, оказывается, не доложил ему об устранении замечания по порядку в одном из многочисленных коридоров заведования моей боевой части. «Хоть вовсе не сходи на берег!» - в сердцах думал я, возвращаясь, зачем-то, домой поздно вечером и прикидывая, сколько ещё «контрольных» окурков можно найти в моих коридорах.
Прошло много лет. Никому я не нужен – незачем оповестителя отправлять к военному пенсионеру. Записывая дела давно минувших дней, вспомнил, что как-то вечером, ни с того ни с сего, на корабль со своего редкого схода - и часа не прошло, как сошёл, вернулся старший помощник и доложил командиру корабля, что прибыл по его приказанию. Командир в недоумении, так как никого на борт не вызывал, о чём и сообщил своему старшему помощнику. Тот чеканит: «Есть!», чётко разворачивается и вновь убывает на берег.
Оказалось, что накануне СПК инструктировал дежурно-вахтенную службу и оповестителей. Когда к старпому прибыл самый быстрый оповеститель, СПК уточнил, у какого причала находится барказ, и заспешил на корабль согласно собственным же указаниям, не обратив внимания на то обстоятельство, что карточка была контрольного оповещения, т.е. прибывать на борт не надо.
Наверное, после этого случая оповестители перестали нам докучать.
Туман
Полярная зима. Кольский парит. Это такая неожиданная, как первый снег, напасть, когда в морозную безветренную погоду над заливом простирается сплошная пелена белого клубящегося тумана. С берега не видно «Киева», стоящего на рейде Североморска, а с борта крейсера – берега и проходящих мимо судов. То и дело раздаётся протяжный гудок корабельного тифона: дескать, я здесь стою, проходи стороной – целее будешь.
Сходная смена офицеров и мичманов «Киева», собравшаяся утром в понедельник на морском вокзале, тщётно пытается попасть на корабль. Однако по погоде, как всегда в таких случаях, выход рейсового катера запрещён. Кто его знает – сколько часов или дней будут ещё остывать воды залива?!
Немного погодя, когда в очередной раз приходит понимание справедливости тезиса, что на Севере полярку даром не платят, и гордость от того, что служишь на корабле рейдового базирования, вытесняет досада, командир корабля принимает решение и вызывает командирский катер.
Катер на самом малом ходу, словно слепой, тыкаясь из стороны в сторону, по данным наведения радиометриста корабельной навигационной радиолокационной станции, переданным по радиосвязи радисту катера, наконец, находит третий причал.
Минут через двадцать, так как в тумане не разгонишься, в чистых после утренней приборки коридорах крейсера заметное оживление – сходная смена озябших, но довольных офицеров и мичманов расходится по своим тёплым каютам.
Сквозь палубы и переборки авианосца в тишине политических занятий едва слышен гудок тифона – жизнь продолжается!
Конфетка
Средний ремонт корабля почти завершён – через неделю выходим из Черноморского судостроительного завода. С утра вся группа в центральном посту системы. Если аналогичные системы кораблей представить буквально в виде симпатичных аллеек, то наша - целая роща раскидистых вязов. И мы - офицеры группы этой уникальностью гордимся. Намытый матросскими руками линолеум тёплого зелёного цвета сияет чистотой - неловко в обуви ходить по такой красоте.
В посту жарковато, несмотря на включенные постовую и приборную вентиляции, заставлящие прислушиваться и громко разговаривать. Работают обе вычислительные машины, настройщики в задумчивых позах у открытых стоек приборов, настройщицы корпят над техническими описаниями, схемы разложены тут и там, оба инженера группы о чем-то консультируются с гражданскими специалистами. Матросы рядом, а из-за дверей агрегатной слышен ровный уверенный шум преобразователей питания. «Люди здоровы, материальная часть в строю. К выходу готов!» - с удовлетворением думаю про себя, как командир группы.
Тут что-то как громыхнёт в агрегатной, словно бомба пробила все палубы над нами, но не взорвалась. И тишина! Система обесточена. Все, вмиг оставшиеся без дела, в недоумении. Иду в агрегатную и вижу, что перед раскрытым щитом питания, откуда производится ручное включение всех преобразователей питания, стоит закопченный мужик, я его сначала не узнал, с разведёнными, словно для объятий, руками. Хлопает большими глазами на чумазом лице, разворачивается, как робот, выходит в тамбур и начинает подниматься по трапу. Из щита клубами валит то ли пыль, то ли дым.
Всю оставшуюся до выхода неделю несчастный обгоревший щит поочередно шкрябали, чистили и отмывали наладчики системы. Они при этом что-то негромко говорили сквозь зубы про своего слегка травмированного товарища, нечаянно устроившего "дугу" при замере напряжения. Затем щит красили малярши судостроительного завода. Автоматы питания и проводка были заменены на новые, шины трёхфазного питания в щите были раскрашены сочными цветами краски и вызывали восхищение, а фрагмент намертво спаянных контактов был размещён на стенде по электробезопасности.
- Не щит, а конфетка!
Пупырышки
Недавно занесло меня в новый только-только открывшийся торговый центр. Брёл в людском, как в муравьином, потоке, озираясь на незнакомые причудливые интерьеры и перечитывая пёстрые названия магазинов. Нужен же мне был в этом торговом изобилии только фирменный магазинчик с фототоварами. Как в детстве, немного волновался, что вот приду, наконец, в магазин, а там уже нет того, что мне так необходимо.
Чтобы попусту не тратить время на поиски магазина в этом муравейнике, решил применить лучший способ определения места корабля в море – опрос местных жителей. Выбор пал на невысокого подтянутого, коротко стриженного, белобрысого парня в строгом чёрном костюме лет двадцати пяти с портативной радиостанцией в левой руке. Мне показалось, что он скучал.
«Подскажите, пожалуйста, как пройти к фотомагазину?» - обратился я к человеку. Тот, жёстко глядя на меня, неожиданно ответил встречным вопросом: «А почему, проходя мимо стола информации, вы там не узнали?!» Глядя в его строгие не по возрасту глаза, я смутился и, так как уважительной причины не было, молча лёг на прежний курс.
Долгим зимним вечером, перебирая память, я вспоминал, где уже испытывал на себе такой взгляд. Оказалось, что случилось это летом в начале восьмидесятых. Строевой смотр на «Киеве» проводился с размахом – на полётной палубе. Экипаж перестраивался для опроса жалоб и заявлений и осмотра внешнего вида. Ноги марширующих под барабанный бой то и дело наступали на пупырышки металлических шпилек, крепящих огнеупорные плитки к полётной палубе крейсера. Зелёного цвета она настраивала меня на лирический отпускной лад.
Командир корабля, обходя шеренгу командиров групп и инженеров, что-то спросил у меня и, получив неправильный ответ, строго посмотрел. И пшеничного цвета усы меня не одобряли. Добавить в своё оправдание было нечего. Дело было сделано. Рассматривая задержавшегося напротив меня подтянутого командира, я сделал потрясающее открытие, что пуговицы жёлтых рубашек старшего офицерского состава отличаются от пуговиц на рубашках младшего офицерского состава.
Живёшь и не знаешь, куда память забросит!
Продолжение: https://dzen.ru/a/ZghHlNZRXBM3iAVh