Предыдущая часть: https://dzen.ru/a/Zgg1UeZrOUGZaPEa
Прихожу как-то домой уставший после дежурства по кораблю и чем-то раздосадованный. В кругу семьи, как всегда, замечательно: тепло, чисто и нарядно. Дети ухожены и от матери не отходят. Уютно, одним словом. Только чувствую, что молодая супруга в разговоре как-то напрягается. Кажется, вот-вот и заплачет.
Странно и больно мне всё это наблюдать. "Что-то не так в Датском королевстве!" Расспрашиваю. С её слов сквозь слёзы выходит, что я в последнее время очень громко, резко и грубо разговариваю. По сути – командую. И от этого она теряется и нервничает.
«Приехали!» - озадачиваюсь я. «Наталья почти боится меня! На корабле подчиненные, дома – близкие. Тоже люди!» Стыдно признавать свою неправоту. Получается, что службе отдаю все свои силы и внимание, а семью оставляю на втором плане.
Не сразу после памятного разговора нахожу правильный тон и какое-то время по инерции продолжаю дома «командовать», как у себя в боевой части. Но с тех пор понимаю, что служба службой, а семья - семьёй!
«Верно, Зайка?!»
В ночи
Кольский залив парит в морозной ночи. "Киев", стоящий на бочке на рейде Североморска, окутан густой пеленой тумана - только надстройка выпирает на фоне звёздного неба.
В боевом информационном центре авианесущего крейсера сумрачно, тепло и тихо - только постовая и приборная вентиляция, да редкие непонятные переговоры в дежурной радиосети наполняют просторное помещение. Вахтенные заняты своим делом, но, всё равно, то и дело, борются с наползающей дремотой. Вахтенный офицер в сотый раз - из-за пульта видна только его пилотка, привстаёт с кресла и окидывает взглядом моряков: не спит ли кто.
Когда на командном пункте наступает особенно продолжительная тишина, вдруг, из до того скупого на членораздельные слова громкоговорителя, раздаётся неожиданный, чистый, бодрый и необычайно громкий - на всю спящую базу вопрос неизвестного радиста: "Ну, что притихли, хохлы?!"
Владимир
Корабль на рейде Североморска. Летний вечер. Тепло, пасмурно и тихо-тихо, только крики бакланов слышны. Отлив: кажется, что пахнет слизью обнажившихся камней. Офицеры и мичманы на проставке правого борта терпеливо ждут катер.
Вдоль проставки с задумчивым видом ходит неспешно туда и обратно военный дирижер старший лейтенант Карнацкий. Дипломат Володи открыт и в профиль напоминает наглядное пособие по прямому углу.
Долго ходит Володя. Старшина – командир вахтенного поста на трапе не выдерживает и, обращаясь к нему, говорит: «Товарищ старший лейтенант, у вас дипломат открылся». Володя останавливается. Выдерживает паузу, достаточную для переключения внимания окружающих на него, и без всяких эмоций на лице вежливо отвечает: «Спасибо. Я знаю!» - и продолжает дефилировать, пока присутствующие не начинают громко смеяться. В финале довольная улыбка Володи.
Володя, светлая тебе память!
Гречка
Середина восьмидесятых. Полярная ночь. Североморск. За окном что-то воет и метёт.
В гастрономе Авиагородка ажиотаж: продают гречку. По килограмму на ребенка. В кассу огромная, по местным меркам, очередь – в основном жены авиаторов и моряков из ближайших девятиэтажек.
Дети устали стоять. Дочка пяти лет, увидев, что стоящая впереди соседка – многодетная мать показала какую-то корочку и ушла с несколькими пакетами гречки, вдруг выдаёт: «Мама, давай родим второго братика и нам дадут еще пакет гречки».
Перед выходом на лестницу прилавок, на котором ярким карнавалом на фоне казенной стены красуются конусовидные стеклянные колбы с соками: великолепным томатным, роскошным гранатовым и экзотическим ткемалевым – о северянах заботились!
«Вы ткемалевый не пробовали? Я только один раз – в том самом магазине около четверти века назад. Наверное, уже и не попробую?!»
P.S. Спросил жену из чего готовится ткемалевый сок. Ответ потряс и разочаровал до глубины души. Оказывается из слив. А я-то себе навыдумывал! Выходит, что не все еще потеряно?!
Лето
Лето. Черноморский судостроительный завод. Разгар среднего ремонта нашего крейсера: рабочие на верхней палубе корабля и на стенке снуют, как муравьи, портальные краны неутомимо в музыкальном сопровождении звонка перемещаются вдоль борта, система высокого давления для пневматического инструмента нещадно свистит, подавляя другие звуки. Отовсюду металлический грохот и свечение сварки.
На улице жарища. Внутри корабля пекло. Всё время хочется пить. Как варёный, дохожу до цеха с автоматом газировки, пью холодную живительную влагу и отправляюсь снова в обратный путь в чрево корабля. Ещё на трапе ловлю себя на мысли, что водички снова, ой как, хочется. Пресный, изо дня в день, обеденный консервированный суп угнетает и подрывает на корню политико-моральное состояние команды. Тошно, одним словом.
Однако, оказывается, не всё так плохо! Помню, что с утра еду со старшими товарищами на командирском уазике по улицам славного Николаева. Судя по всему, мы приезжаем в цех местного пивзавода. Откуда у нас две фляги – понятия не имею, так как меня - молодого лейтенанта, наверное, взяли в качестве подсобного рабочего. С интересом озираемся по сторонам прохладного затененного цеха, женщины – работницы в белых халатах и косынках - на нас.
Вот две фляги наполнены. Пора загружаться. Оказывается, ещё не всё! Оглянуться не успеваю, как высокая и стройная работница, наверное, технолог, захватывает щедрую пригоршню чего-то влажного и ловко бузует эту смесь во флягу. Через секунду такая же участь постигает и вторую флягу. «Наверное, так надо!» - думаю я, загружая с товарищем фляги в корму уазика. А сам вспоминаю далёкое детство, когда бабушка Анна Максимовна таким же знакомым движением подбрасывала комбикорм в варево поросятам.
За обедом в кают-компании офицеров приподнятая тишина: вестовые подают окрошку! Праздник похлеще Нового года! До сих пор помню светлые и довольные лица товарищей! Только с того дня гадаю, что же нам в квас подбросили напоследок?!
Проветривание
Середина восьмидесятых. Корабль на переходе: только-только отошли от родной бочки. Позади - суматоха приготовления к дальнему походу, прощание с близкими, впереди - тёплое море, долгие месяцы разлуки и решение задач боевой службы.
Время проветривания. Это такая последняя за день мини-приборка перед тем, как задёрганный тревогами экипаж отобьётся. После команды: "Палубы проветрить и прибрать!" у моряков в будни, наверное, самое благостное душевное состояние - предвкушение близкого и заслуженного сна. Это угадывается по размеренным движениям матросов, деловитости старшин, сдержанности офицеров и мичманов.
Но нынче переполох: в коридоре командиров боевых частей и начальников служб одному из бдительных политработников, назначенных на переход, показалось подозрительным, что изнутри заперта дверь вентиляторного отделения и на стук не открывается.
Хорошо освещённый и выхоженный заботливыми руками коридор. Вентиляшка расположена в его кормовой части. Из-за спины присевшего на корточки старшего офицера, непрерывно дергающего дверь, видно, что та не поддаётся. Он её так и эдак, а она - никак!
-Наверное, написала, что ждать не будет?!-
Беспокойство начальника передаётся окружающим - приказано вызвать заведующих помещением. По изменившемуся гулу машин и вибрации корпуса кажется, что и сам корабль прислушивается к происходящему.
Через несколько минут в конце коридорчика не протолкнуться. Командиры закрывшегося в вентиляшке молодого матроса склонились за спиной политработника, пытаясь помочь открыть дверь. Тщётно! Прошло ещё несколько томительных тревожных минут, когда кто-то, недавно подошедший, робко попросил разрешения открыть дверь.
Матрос - приборщик злосчастной вентиляшки, которого только что, как кота, по-разному уговаривали открыть дверь, почему-то, оказался не внутри, протиснулся к двери, и, к изумлению собравшихся, пару раз хитрО дёрнул ручку задрайки. Словно в ответ на правильный пароль, послышался шум с готовностью слетающей цепи, и - дверь открылась. В вентиляторном отделении никого не было!
-Обошлось!
Ориоша
Начало восьмидесятых прошлого века. Крейсер на боевой службе в Северной Атлантике. Я по своим лейтенантским делам командира группы визуальной разведки нахожусь в ходовой рубке за одним из двух оптических визиров.
Нравится мне, контролируя обстановку через мощную оптику, воображать себя, если не командиром подводной лодки, то, хотя бы, просто морским волком. Однако не все так просто: визир не только мне требуется, но и вахтенному офицеру корабля. Иной раз старпом или командир "прильнут к окошку" - поэтому, погружаясь в созерцание дальней обстановки, приходится всякий раз возвращаться к печке и оценивать ситуацию непосредственно в нескольких шагах от себя. Нервная служба рядом с командованием!
Вот и сейчас командир ракетно-артиллерийской боевой части, заступив вахтенным офицером, подозрительно поглядывает в мою сторону - наверное хочет выставить на сигнальный мостик. Я же весь при исполнении вида не подаю, что мне это мешает. Под самый финал вахты он, наконец, подходит ко мне и в максимально доброжелательной форме спрашивает, не я ли каждый раз расстраиваю визиры. Будучи очкариком, честно признаюсь, что это злодейство моих рук.
На партийном собрании корабля, проводившемся на этой же боевой службе, один из офицеров боевой части управления был подвергнут жесткой критике представителем Политуправления Северного флота. Со слов уважаемого политработника, этот коммунист, глядя в визир на самолет базовой патрульной авиации ВМС США "Орион", облетавший ордер, проявил свою политическую незрелость, ласково назвав противника, готового сбросить бомбы на наши корабли, Ориошей.
Да, плохо быть близоруким!
Продолжение следует
Продолжение: