В 1977 году, помимо В. Крапивина, я, шестнадцатилетний провинциал, был очарован Владимиром Солоухиным. Под этим очарованием лежат прочные и понятные основания: пару лет до того я надолго покинул лесостепное Оренбуржье, свое село Шубино, отмеченное малыми речушками, озерами, мигающими кому-то вверх светом лилий, украшенное перелесками, «садами» кварцевых валунов (хотя мы не называли их так, говорили проще: камни со светом)… Я уехал из детства, в рабочий поселок. И когда под руку попали (или, скорее – были подсунуты кем-то из «моих» заботливых библиотекарей – то ли Светланой К., то ли Любовью Александровой М. – книжки Солоухина, я ринулся в них – как на велосипеде, в щавелевый Обишевский лес детства.
(В скобках замечу, Владимир Алексеевич Солоухин с таким же восторгом, как я – к владимирской, обернулся лицом к нашей «аксаковской» природе. Это он, взяв командировку в «Литературной газете», примчался в 1975 году в Бугурусланский район, в бывшее «Багрово», основанное дедом Сергея Тимофеевича Аксакова. Сам юный уфимец Сережа провел в этом селе детские и юношеские годы, наезжал и потом. В 1960-х знаменитую на весь мир усадьбу, «засветившуюся» в трилогии «Семейная хроника», снесли. Председатель колхоза объяснился просто: дом был «в бедственном положении»… Солоухин и расследовал это преступление против культуры. А еще узнавал, что там можно спасти «аксаковского», пока местные равнодушно взирают на «бедственное положение»… Оставались надгробья членов его семьи. Оставался парк и «Озеро любви».
Потом я прочитал небольшой рассказик Солоухина «Закон набата». Он про то, как даже в антицерковные, антиобщинные времена, когда сбросили с колоколен колокола, все равно сохранили хоть небольшие колокольчики у пожарных команд: собирать людей при пожаре.
Вот как писал Солоухин об этой традиции российского коллективизма:
«Велик и непреложен закон набата: старый ли ты, усталый ли, занятой ли ты человек – бросай всё и беги на зовущий голос.
Этот голос всегда означал только одно: другим людям нужна твоя немедленная, безотлагательная помощь. И бегут с топорами, с лопатами, с ведрами. Кое-кто с вилами – на всякий случай. Неизвестно, что за беда. Не ровён час, пригодятся и вилы.
И поднимается в тебе, несмотря на беду, некое восторженное чувство, что ты не один, что, случись у тебя беда, и для тебя точно так же побегут люди, потому что непреложен и велик закон набата».
Всё это я вспомнил, восстанавливая наши самые ранние встречи с Владиславом Крапивиным. На всякий случай, начал не с 1978 года, когда мы впервые пожали друг другу руку, а годом раньше… И наткнулся на такую запись от 11 октября 1978 года:
«А Крапивин не померк после «Владимирских проселков» и «Закона набата». Наоборот, его романтика показалась еще значительнее и лиричнее».
Раньше это «читательское впечатление» казалось мне поверхностным. Сейчас я вижу, что «дикая» юношеская интуиция цепко схватила главное в двух писателях, уцепившись за «Закон набата». В детстве я видел, как в ночи горит дом и сам стоял в длинной шеренге сельчан, по цепочке передавая от колодца вёдра с водой, пока ехала «пожарка». А через несколько лет, когда в Екатеринбурге, на улице Добролюбова возник отряд «Всадники» и какое-то время мы с мальчишками занимались бок о бок с «Каравеллой», перенимая у них все лучшее, я видел, как «Закон набата» понимают правильно воспитанные мальчишки. Когда у железного моста через Исеть ограбили нашего «всадника» и он примчался в отряд, кто-то, чтобы не тратить лишних слов, созывая ребят из разных помещений, взял барабан и сыграл сигнал тревоги. Уже умел. А ребята уже знали, как на него откликаться.
Кому-то все это покажется мелкой игрой. Вёдрами пожар не зальешь, когда при степном урагане горит сухой сруб дома. И местных гопников на ул. Добролюбова не исправишь за пять минут, хоть какой сигнал выбивай на барабане, хоть сколькими живыми кольцами окружай хулиганов.
Но Солоухин выразил то, что не раз испытывали с мальчишками мы: «И поднимается в тебе, несмотря на беду, некое восторженное чувство, что ты не один, что, случись у тебя беда, и для тебя точно так же побегут люди, потому что непреложен и велик закон набата».
Крапивин писал по-своему про этот закон. В 1973 году журнал «Пионер» опубликовал крапивинскую повесть «Всадники со станции Роса» (в 1975 – отдельная книжка). Это как раз о «восторженном чувстве, что ты не один». А в 1977 году у него появилось стихотворение «Помиритесь, кто ссорился…». Там – про барабанщиков, про готовность к атаке, про ярость, про сигнал тревоги и про сопутствующее знание «о пуле в висок» …
«Раскатилось и грохнуло
Над лесами горящими,
Только это, товарищи,
Не стрельба и не гром —
Над высокими травами
Встали в рост барабанщики,
Это, значит — не всё ещё,
Это значит — пройдём...»
Перечитайте это стихотворение. Оживите в себе «Закон набата».
На фото автора: уголок родины – «дали дымом завешаны»; барабанная стойка в отряде «Каравелла». 2023 г.