Предыдущий фрагмент здесь.
Глава 2
ЭТО УБИЙСТВО!
Ну, что ж? — убит!
А. С. Пушкин. «Евгений Онегин»,
глава VI, строфа XXXV
Аркадий вернулся затемно. Вечером, когда все собрались за
ужином, Саша спросил отца:
— Папенька, скажите, пожалуйста, как доктор: при каких болезнях человек перед смертью испытывает кратковременные телесные страдания?
Вопрос был неожиданный, и Аркадий удивленно посмотрел на сына.
— Саша, прости, что отвечаю вопросом на вопрос. Почему ты об
этом спрашиваешь? Мне нужно это понять, чтобы мой ответ тебя
не разочаровал.
— Вчера в газете было сообщено о смерти моего тезки Александра
Пушкина— маменькиного любимого поэта. Некролог этот некоторым
образом странный: в нем указано недостоверное время смерти и то,
что смерть произошла «по кратковременных страданиях телесных».
Вот я и хочу узнать, какая причина может вызвать такие страдания.
Аркадий ненадолго задумался.
— Знаешь, Саша, большинство смертельных болезней проявляются задолго до кончины, и зачастую врач, понимая, что недуг уже не победить, ищет способ просто облегчить состояние пациента. А заболеваний, которые могут вызвать смерть в течение нескольких суток или даже часов, много меньше, например, сердечный удар. И тут уже вряд ли можно человека спасти. Ты такое объяснение хотел услышать?
— Постойте, — вмешалась Лидия, — если бы Пушкин умер от болезни, то в некрологе бы так и написали: «в результате скоротечной болезни» или «непродолжительной болезни». Это обычный стиль, принятый для такого рода сообщений. Но там ничего подобного нет, говорится только о телесных страданиях.
— Тогда страдания могли быть результатом ранения или отравления, — предположил Аркадий.
— Иначе говоря, речь идет о насильственной смерти? — дрогнувшим голосом произнесла Лидия.
Повисла пауза. И вдруг Саша сказал:
— Я понял! Поэта Александра Пушкина убили! И случилось это
не 29 января, а раньше. 29-го в «Пчеле» уже знали, что он мертв,
когда сочиняли некролог.
Родители с удивлением смотрели на сына. Наконец Лидия сказала:
— Сашенька, это все очень похоже на правду. Но зачем нужно было написать в газете, что смерть произошла позднее, чем на самом деле?
— Пока не знаю, но для этого точно есть причина.
— Ты прав, причина есть у всего на свете, — задумчиво проговорил
Аркадий.
* * *
Аркадий Лаврентьевич Пушкин родился в Ярославле, он был
сыном губернского стряпчего по казенным делам*. Однако судопроизводство и юриспруденция его ни в коей мере не интересовали. Наблюдая, как болезни преследуют и правых, и виноватых, он мечтал научиться противостоять их натиску, лечить людей не вслепую и по наитию, а со знанием и пониманием.
*Стряпчий по казенным делам — в Российской империи XVIII — XIX веков чиновник, являвшийся советником прокурора и выступавший истцом по нарушающим общий порядок делам, не попадающим под регулирование уголовным правом.
Получив приличествующее для губернского города домашнее образование, Аркадий сообщил родителям, что хочет продолжить учиться в Петербурге, в медико-хирургической академии*. Отец был рад, что сын выбрал самостоятельное поприще, потому что кроме Аркадия у него было еще четверо детей, и отпустил его с легким сердцем.
*Санкт-Петербургская медико-хирургическая академия — высшее специальное учебное заведение Российской империи для подготовки врачей преимущественно для военного и морского ведомств. Ныне Военно-медицинская академия имени С. М. Кирова.
В Петербурге, еще будучи слушателем академии, Аркадий страстно влюбился в Ирину Малыгину — дочь чиновника из Министерства коммерции. Он долго ухаживал за кокетливой красавицей и наконец добился ее руки. Сам Аркадий не был красив в классическом понимании: он был среднего роста, имел немного вытянутое лицо с большим прямым носом и тонко очерченными губами. Его карие глаза из-под ниспадающих на лоб каштановых кудрей смотрели вопрошающе внимательно — это были глаза настоящего врача. Аркадию совершенно не хотелось думать, что благосклонность Ирины вызвана не столько ответным чувством, сколько увещеваниями ее родителей, считавшими, что если молодой доктор, пусть и провинциал, получил место в военном госпитале лейб-гвардии Семеновского полка* то это отличная партия.
*Госпиталь лейб-гвардии Семеновского полка, или Семеновско-Александровский госпиталь, — одно из лучших лечебных учреждений XIX века в Санкт-Петербурге. Ныне в сохранившемся здании госпиталя на территории Семеновской слободы развернута экспозиция Военно-медицинского музея Министерства обороны Российской Федерации.
Женившись на любимой женщине и приступив к работе, Аркадий чувствовал себя удачливым и счастливым. Однако продолжалось это недолго: через два года после свадьбы Ирина заболела чахоткой. Ее страдания явились для Аркадия невероятно тяжелым испытанием. Он был врачом и одновременно влюбленным мужчиной, и потому перевернувшая весь жизненный уклад тяжелая болезнь жены, вызывавшая в нем липкое чувство неотвратимой и, главное, близкой смерти, обессмысливала, как ему казалось, и его работу, и саму жизнь. Аркадий старался гнать от себя эти мысли и сохранять самообладание и делал все возможное, чтобы жене стало легче. Сам он специализировался на хирургии, но с помощью коллег узнавал о новейших лекарствах и методах лечения внутренних болезней. Он даже нашел возможность отправить Ирину вместе со знакомой супружеской парой, где жена также страдала от чахотки, на два месяца в Крым, в Феодосию.
Целебный крымский воздух сделал свое дело — страшный недуг отступил. В Петербург Ирина вернулась посвежевшей, но какой-то отчужденной. Она для себя решила, что в компенсацию за болезнь заслуживает большего, чем хотя и любящий, но постоянно занятый муж, стала часто выезжать, увлеклась покупками. Аркадий не возражал. Он хотел радоваться, что Ирине стало легче, но почему-то не выходило. А вскоре получил анонимное послание, где говорилось, что жена изменяет ему с красавцем-приказчиком из магазина готового платья.
Аркадий письмо сжег, ничего не сказав Ирине. Для себя он понял, что люди, которые ему завидуют и способны радоваться его бедам, существуют в реальности. Аркадий очень беспокоился об Ирине, просил ее беречь себя, не посещать многолюдные мероприятия, не пить вино, больше гулять на свежем воздухе. Она улыбалась ему в ответ и качала головой.
Вскоре болезнь возобновилась. Ирина слегла. Она снова изменилась: стала тихой и смиренной, старалась не отпускать от себя Аркадия, расспрашивала его о прошлой жизни в Ярославле, о работе в госпитале и просто обо всем, что приходило в голову. Казалось, она стремилась в оставшееся ей время восполнить недостаток обычного человеческого общения. Или просто таким образом цеплялась за жизнь, а рядом не было никого, кроме мужа. Аркадий хотел верить в лучшее, но мысли были переменчивы и мучили его, когда он оставался наедине с собой или лежал по ночам без сна.
Но Ирина не должна была ничего этого замечать. В общении с ней
Аркадий старался не выходить за рамки текущего момента, быть
рядом здесь и сейчас, стараться помогать при приступах мучительного кашля, рассказывать что-нибудь интересное и даже забавное,
когда приступ заканчивался.
Однажды утром Ирина не проснулась. После ее смерти Аркадий, несмотря на свои успехи как хирурга, чувствовал себя неприкаянным, ненужным. Привычка постоянно заботиться о ком-то, выработавшаяся за время болезни жены, оказалась невостребованной. Но он был честным и добросовестным врачом, которому иногда удавалось помогать людям в достаточно тяжелых случаях, и это не осталось незамеченным. У него, помимо работы в госпитале, появилась частная клиентура. Аркадий пробовал писать для медицинского журнала, и ему было приятно видеть свои статьи напечатанными. Но вместе с успехом явились завистники. На него писали доносы руководству. А однажды он нашел свои вещи и инструменты разбросанными по полу в кабинете и залитыми нечистотами. С тех пор Аркадий стал запирать кабинет на ключ. О скорой медицинской карьере, которую ему пытались перекрыть с помощью кляуз, он и не мечтал, и потому недоброжелатели впоследствии стали досаждать ему не так активно.
Аркадий просто работал, делая, что от него требовалось, но более ничего не предпринимал, жил, как будто бы плывя по течению.
Так прошло около двух лет. Однажды августовским утром к нему в дверь постучался невысокий крепко сложенный человек примерно такого же возраста, как сам Аркадий. На его простоватом круглом лице читались волнение и озабоченность. Он представился как помещик Илларион Данилович Верейский.
— Я чрезвычайно рад, что застал вас дома, — говорил посетитель, переминаясь с ноги на ногу и вертя в руках свою шляпу. — Сначала я обратился к своему знакомому врачу Пустовойтову, но он уезжал в госпиталь и дал ваш адрес, сказав, что у вас сегодня вроде как неприсутственный день. Помогите нам, пожалуйста.
Пустовойтов был одним из немногих врачей, с которыми Аркадий поддерживал дружеские отношения.
— Что у вас случилось? — спросил Аркадий.
— Моя теща уже несколько дней страдает от огромной гноящейся опухоли на руке. Конечно, старается терпеть с достоинством, ведь она вдова погибшего в войну майора. Но мы-то знаем, что и по ночам не спит, и плачет от боли… А это ужасно: видеть, как человек мучается, и не иметь возможности ничего сделать. Поедемте, пожалуйста: я вас отвезу, привезу и заплачу, сколько требуется.
Это не очень далеко, верст тридцать в сторону Петергофа…
Аркадий переоделся, собрал инструменты и другие необходимые вещи, попросил служанку упаковать немного холодной говядины, хлеба и овощей и вышел на улицу вслед за гостем. Возле парадной стояла бричка, запряженная парой лошадей, на козлах дремал молодой кучер.
— Садитесь, пожалуйста, Аркадий Лаврентьевич, куда вам удобно. Сейчас Федор сумки ваши разместит и верх поднимет, а то солнце уже высоко, жарко будет.
— Илларион Данилович, а может быть, без отчества? — предложил с улыбкой Аркадий. Ему был симпатичен этот немного суетливый, но искренний в своих проявлениях человек.
— Хорошо, — улыбнулся в ответ Илларион. — По правде говоря, господин Пустовойтов вас отрекомендовал как очень опытного врача. Я опасался, что вы в почтенном возрасте и вам непросто придется, ведь нужно будет проехать более двух часов по жаре.
— После поездки из Ярославля в Петербург меня никакие дороги не страшат, — ответил Аркадий.
— Ух ты, так вы из Ярославля! Это же страсть как далеко! А я вот из Петербурга, дальше ста верст никуда не ездил.
Все неловкости были сняты, и по дороге новые знакомые уже непринужденно беседовали. Аркадий угостил Иллариона и возницу своими припасами, чему те весьма обрадовались, потому что выехали из дома в седьмом часу утра и так волновались об успехе своей миссии, что не взяли с собой ничего съестного.
Илларион рассказал, что поместье свое он получил в наследство от дальней родственницы в очень запущенном состоянии и сначала собирался его продать. Но вскоре встретил замечательную барышню и женился. Тогда и возникла идея всей семьей попытать счастья в деревенской жизни. Вместе с молодой женой Анастасией Илларион привез в поместье ее мать Марию Степановну, сестру Лидию и маленького брата Алешу.
Поначалу, продолжал Илларион, им пришлось очень непросто. Урожай был собран плохой, а в доме дымили печки, протекала крыша, проваливались полы и не закрывались окна и двери. Когда наступила осень, жена стала проситься обратно в город. Илларион колебался: он хотел для своих близких лучшей участи, но никак не мог переступить через себя и признать свое фиаско как помещика, потому что перспектива возвращения на нелюбимую службу совсем не радовала. Выручила Мария Степановна. Она сказала, что при всех неудобствах польза от деревенской жизни очевидна: у Насти прекратились давно мучившие ее мигрени, а Алеша здесь вообще ни разу не болел, хотя в Петербурге постоянно простужался. Мария Степановна выделила из своих сбережений некоторую сумму на ремонт дома, и дело пошло скорее.
Соседи, приезжавшие познакомиться с вновь прибывшими помещиками, сочувствовали их непростому положению, но Иллариону казалось, что все они втайне радуются, что у них самих все не так плохо. И только один из соседей, Иван Федорович Мелентьев, не стал сокрушаться по поводу ситуации, в которой оказался Илларион с семьей, а предложил помощь. Свое нынешнее поместье Иван Федорович поднял практически из руин и хорошо понимал, каково приходится молодому соседу. Он уступил ему на время своего управляющего, очень опытного по части ремонта и стройки человека, и порекомендовал хороших плотников и резчиков по дереву. Также дал ценный совет: в первую очередь следует восстанавливать не то, что более всего разрушено, а то, что более востребовано.
Заботясь о будущих урожаях, Илларион решил применить научный подход, почерпнутый им из выписанных из Москвы сельскохозяйственных журналов. Он велел крестьянам засеять земли, которые должны были быть оставлены под паром*, смесью из кормовых трав.
*Пар в земледелии — вспаханное поле, оставляемое на одно лето незасеянным с целью подготовки к будущим посевам.
Крестьяне ворчали, но ослушаться барина не смели. Соседи сочли это глупостью городского человека, ставшего помещиком без году неделя. Однако результаты не заставили себя ожидать. Когда появилось больше кормов, стало больше скота и навоза, и дела с удобрением и обработкой полей пошли лучше. На третий год у Иллариона получился очень приличный урожай. Тогда же, к его огромной радости, родилась дочь Сонечка.
— И знаете, Аркадий, мне все это так интересно, так нравится наблюдать, как вспаханная земля превращается в колосистое поле, как коровы пасутся, как яблоки созревают, как амбары наполняются. Видимо, я хоть и петербуржец, а по натуре деревенский житель. Жаль только, что маменька с папенькой не дожили, они бы за меня порадовались, я у них единственный сын, — рассказывал помещик.
Аркадий вдруг подумал, что он, оправдывая себя занятостью и непростыми жизненными обстоятельствами, фактически перестал общаться со своими родственниками. Маменька в письмах горько сетовала на его редкие и короткие письма, но он все равно почему-то не находил для нее ни времени, ни слов. А ведь настанет день, когда писем от маменьки больше не будет… От этой мысли Аркадий поморщился и съежился. Он тут же дал себе слово по возвращении домой обязательно написать в Ярославль. Илларион же, увлеченный рассказом, не заметил внутренних метаний своего слушателя и продолжал:
— Вот когда урожай удается, то мысли такие приходят приятные, теплые, мол, не зря я на белом свете живу. Но мне нельзя останавливаться, здесь земля такая, что ничего просто так не дает. В моем деле невозможно, сделав однократное усилие, получать доход долгое время, надо постоянно поворачиваться. Вот костной муки сейчас закупили побольше, очень хорошее удобрение. Правда, многие в агрономию не верят, считают меня просто чудаком, которому повезло. Пусть считают, их дело. А я скоро хочу новый севооборот попробовать. Чувствую, что непросто будет: это же от многолетних привычек надо будет отказаться, от традиций. Я и сам боюсь, но понимаю, что нужно. В журналах пишут, что результаты очень хорошие получаются и рано или поздно многие к этому придут.
Слушая рассказ Иллариона про сельскохозяйственные премудрости, Аркадий задремал и проснулся только на подъезде к усадьбе.
— Простите, Илларион, я, кажется, заснул.
— Так и славно, в дороге не утомились! Федор, иди пообедай, сегодня ты еще понадобишься, — сказал Илларион вознице, остановившему бричку у крыльца большой выкрашенной в серый цвет усадьбы с белыми колоннами и наличниками.
Из дверей дома вышла барышня лет восемнадцати — двадцати.
Илларион представил ее Аркадию как свояченицу Лидию.
— Вы хотите отдохнуть с дороги или сразу к маменьке пойдем? — спросила она, умоляюще глядя на приезжего врача.
— Я выспался, пока мы ехали, — ответил Аркадий.
— Ну да, — засмеялся Илларион, — я так заболтал доктора, что он полдороги провел в объятиях Морфея.
— Ты молодец! — сказала Лидия и повела Аркадия в дом. Поднявшись на второй этаж, она постучалась в одну из комнат:
— Маменька, к вам гость из Петербурга!
— Из Петербурга? Замечательно! Заходите! — раздался из-за двери делано бодрый голос.
Мария Степановна в чепце и халате сидела в кресле возле окна. Ее правая рука от кисти до локтя была перевязана белой тряпицей. На лице присутствовало выражение, которое Аркадий часто видел у людей, долгое время терпящих боль: напряженно застывшие мимические мышцы и ввалившиеся глаза с темными кругами. Но с приходом молодого доктора у Марии Степановны появилась надежда на скорое избавление от страданий, и потому она старалась улыбаться и быть приветливой.
— Я осмотрю вас? — спросил Аркадий Марию Степановну и в ответ на ее молчаливое согласие размотал повязку. — Что это вы приложили к больному месту?
— Это корень лопуха, наш местный травознай посоветовал.
— Да, это в некоторых случаях помогает: если часто менять такие компрессы, то через какое-то время гнойник прорвется.
— А через какое время? — спросила Мария Степановна, сразу погрустнев.
— Не могу сказать. Но я предлагаю вам прямо сейчас вскрыть опухоль и выпустить гной. После этого вам сразу должно стать легче, и заживление пойдет быстрее. Вы согласны?
— Конечно, согласна.
— Тогда нужно распорядиться приготовить теплой кипяченой воды, чтобы помыть руки, а еще принести что-нибудь чистое, но не очень нужное, чтобы застелить вот этот столик.
— Сейчас все будет! — сказала Лидия, заглянув в комнату. Она стояла за дверью, чтобы никого не смущать, но удалиться совсем и ничего не услышать было выше ее сил.
Вскоре принесли кувшин с водой и чистую наволочку.
— Вам придется немного потерпеть, — предупредил Аркадий, раскладывая на столике необходимые инструменты и материалы. Их вид навел Марию Степановну на мысль, что испытание ей предстоит нешуточное.
А вот и не буду терпеть, — заявила Мария Степановна, но в ответ на удивленно-вопросительный взгляд Аркадия она сделала жест, поощряющий его продолжать начатое, и произнесла театральным голосом: — Вы мне сейчас будете рассказывать обо всех-всех петербургских новостях. Что там сейчас на слуху?
Аркадий, поняв, что Мария Степановна хочет с помощью занимательного разговора отвлечься от боли, старался как мог ее в этом поддержать:
— Эээ… М-да. А, Каменный театр* открылся после пожара. Раньше там внутри все было в полосатом шелке, а теперь в малиновом бархате, а императорская ложа отделана золотом.
*Каменный театр (Большой театр) — петербургский театр, существовавший в 1784–1886 годах. Первое постоянное в Санкт-Петербурге, крупнейшее в России и одно из крупнейших театральных зданий в Европе XVIII — первой половины XIX века. Находился на Театральной площади.
По поводу петербургских новостей Аркадий оказался абсолютно несведущ, так как не интересовался ничем, кроме своей работы. В театре он, конечно, не был и рассказывал о нем со слов одной своей пациентки.
— А что там сейчас дают? — спросила Мария Степановна.
— Дают? Балет, все больше балет. Вы любите балет?
— Н-не очень.
— А что вы любите?
— Я? Книги люблю. Басни Крылова люблю, читаю с сыном.
— И я Крылова люблю. «Слон и Моська», «Квартет», «Мартышка и очки»…
— Да, «Мартышка и очки», — Мария Степановна откашлялась и начала декламировать:
Мартышка к старости слаба глазами стала;
А у людей она слыхала, (Ой!)
Что это зло еще не так большой руки:
Лишь стоит завести Очки.
Очков с полдюжины себе она достала; (Ой, сил нет, больно!)
Вертит Очками так и сяк:
То к темю их прижмет, то их на хвост нанижет,
То их понюхает, то их полижет;
Очки не действуют никак…
(Уф, спасибо! Кажется, легче стало…)
Аркадий завершил операцию и наложил на разрез тампон, смоченный в водке. Мария Степановна сидела в кресле без сил, ее лоб был покрыт испариной, но улыбалась она уже не вымученно, а абсолютно искренне.
— Позвольте поцеловать вашу руку. Я много раз делал подобные операции, но никогда с помощью мартышки. Это было великолепно.
— А вам какую: обыкновенную или результат вашей работы? — спросила Мария Степановна, протягивая Аркадию обе руки. Доктор и пациентка засмеялись, а Мария Степановна добавила:
— Как хорошо, что Илларион вас привез…
В тот день Мария Степановна впервые после начала болезни вышла к обеду, была она уже не в халате, а в домашнем платье и выглядела хотя и уставшей, но счастливой. Увидев разительную перемену, произошедшую с маменькой, Лидия хотела высказать доктору свое восхищение, но нужные слова почему-то не находились. Вниманием гостя, как ей казалось, полностью завладели словоохотливый Илларион, соскучившаяся по общению Настя и маленькая Сонечка, которая протопала вдоль стола на своих еще нетвердых ножках и с милой детской улыбкой ухватила доктора
за полу сюртука. Но Лидия ошиблась: ее восторженный взгляд не скрылся от Аркадия.
Через несколько месяцев Аркадий и Лидия поженились.
Здесь можно прочесть ознакомительный фрагмент и купить электронную версию. В подборке - все опубликованные на дзен части.
Если вам понравился этот материал, подписывайтесь на канал Смотри в Корень. Здесь публикуются материалы из первоисточников о Пушкине и других значительных личностях и событиях.