Ольга Николаевна была еще не совсем «того». Но с ней что-то случилось, какой-то сдвиг по фазе. Она целый вечер «слушала» соседей и записывала информацию в книжечку.
***
Лет десять назад она не относилась к людям, подглядывающим в замочную скважину. Хотя стены в хрущевке были настолько тонкими, что никакие разговоры, и, пардон, даже звуки в туалете, нельзя было скрыть. Хорошо, что все давным-давно знали друг друга, а потому с пониманием друг к другу относились. Иногда перешучивались.
- Чего тебе не спится? – говорил сосед со второго этажа соседу с третьего.
- Домашнее животное молочной породы? – отзывался «третьеэтажник».
- Корова, - отвечал сосед со второго.
- Мимо. Мало букв! – смеялся сосед с третьего
Сама Ольга считала себя абсолютно нормальным человеком. Взрослая дочь жила отдельно. Муж Слава давно умер. Был мужчина после мужа, да сплыл. Не серьезный, пьющий, ленивый, перебивался случайными заработками. Надоел. Унижаться ради того, чтобы просто штаны были? Нет.
Оля рассталась с сожителем. Противное слово. Сожитель. Возникает дурная ассоциация: тощий пропитоха в майке-алкоголичке и оттянутых на коленях трениках. Задрипанная кухня, бутылка водки на столе, какие-то огрызки, окурки в пепельнице… Нет, обойдется Оля и без сожителей. Но куда денешь одиночество?
Тогда, лет десять назад, она была очень даже ничего. И одевалась со вкусом. Не стыдно в люди выйти. А потом что-то сломалось внутри. Не хотелось наряжаться. Не хотелось менять прическу. Дочка поступила в институт, нужно было ее учить. Пришлось устроиться на вторую работу. Ольга мыла полы в конторе заводского управления. Сначала стеснялась, потом привыкла.
Какие уж тут обновки? На еду бы денег хватило – все остальное тратилось на дочку Настю. Потом, когда Настя получила диплом и устроилась на хорошую работу, необходимость в «пахоте» отпала. Можно было жить для себя. А не хотелось. Какой смысл?
А однажды вечером зазвонил телефон. Ольга взяла трубку. Приятный мужской голос. Ошибся номером. Разговорились. Мужик заочно наговорил Ольге кучу комплиментов. Пригласил на свидание. Ольга согласилась. Но не сразу.
- Я вас совсем не знаю, - сказала.
- А мне кажется, что я вас знаю всю жизнь. У вас голос особенный, - возразил незнакомец.
Они созванивались два месяца. Ольга будто проснулась от ледяного сна. Может, это ТО САМОЕ? Перед Новым Годом решили встретиться. Встретиться, погулять по городу, сходить в приличный ресторан.
Бог мой, как она волновалась! Совсем, совсем нечего надеть! Какие-то древние джинсы, кофты только что молью не проедены! Ольга тогда заметалась раненой птицей. На последние деньги приобрела себе симпатичный костюм, новые ботинки и приличное пальто. Галинка, знакомый парикмахер, безжалостно отрезала ей половину длинных волос, тронутых сединой.
- Не нервничать! – рявкнула Галинка, когда Ольга попробовала возмутиться, - мне не Бабка Яга нужна, а молодая и модная женщина!
Галинка была права. Задорная прическа Ольге была очень к лицу. «Гулять так гулять», - подумала тогда Оля и купила ко всему наряду и облику новую сумочку. Летящей походкой она спешила в парк – именно там и должен был ждать ее мужчина.
И он ждал! Высокий, в сером пальто, в остроносых ботинках, пахнувший морем и свежестью. Ольге очень нравился такой типаж. Он сразу ее узнал:
- Об одном жалею, - говорил потом Савелий (О, да! Его звали Савелием), - что ты не согласилась на свидание сразу! Мы столько времени потеряли!
Вечер, да и все последующие дни были чудо как хороши! Впервые в жизни Ольга не сравнивала нового мужчину с бывшим мужем Славой. Савелий не нуждался ни в каких сравнениях. Савелий был идеалом!
После новогодних праздников они стали жить вместе. Любовь может творить с женщиной настоящие чудеса. Ольга посвежела, помолодела, заулыбалась. На улице метель, холод собачий, а в Ольгиной душе – весна. Савелий заваривал прекрасный чай, покупал сладости и не считал копейки. К восьмому марта подарил Ольге цветы и колечко.
- Сколько времени нам еще отмеряно, Оля? Может, поженимся?
Это было восхитительно. Это было прекрасно.
- Савва, а где мы будем жить? У тебя? У меня? – вопрос был простой и резонный.
- Вместе. В новой квартире, Оля. В моей сын от прошлого брака живет. Женился недавно, жена беременная. Зачем их теснить? А у тебя, здесь, жить невозможно. Кто вообще проектировал такие тонкие стены? Это же издевательство!
Это был новый виток в жизни. Они штудировали объявления о продаже, искали подходящие варианты. И даже тут думали в унисон: И Савве, и Ольге понравилась одна и та же квартира. В зеленом, тихом районе, просторная и светлая! Окна квартиры выходили на старый парк. Цена высоковата – так ведь не нами придумано, что за все надо платить!
- У меня имеются накопления, - растерянно сказал Савелий, - но их не хватит.
- Если продать мою квартиру, то дочери будет негде жить, - ответила Оля, - молодые – народ ненадежный, вдруг разведутся. Да и выручим мы за эту конурку немного.
- Ты права! Ну что, будем искать варианты попроще?
Ольга не согласилась. Они с Савелием уже влюбились в эту чудесную квартиру. В глазах любимого стояла обреченная растерянность. И стыд. Да – стыд. Мужик, а денег не хватает.
- Ну чего ты? Я возьму кредит! – бухнула Ольга вдруг, - нормальный кредит. Под залог своей квартиры. Что мы теряем? Ничего!
- Но ведь это риск, Оля! – возмутился Савелий, - мы даже не женаты еще!
- Ерунда! – засмеялась Ольга, - где наша не пропадала!
А потом на ее счет упали огромные деньги. Договорились с продавцами о сделке. Назначили встречу. Соединили карточки. Как кольца. Очень спешили к нотариусу, ужасно волновались. Уже в фойе огромного офисного здания Савелий вдруг занервничал, даже руки у него задрожали. Ольга прыгала на месте, как ужаленная.
- Ты чего, Лелька? – поднял брови Савелий.
- За каким чертом мы с тобой кофе по литру с утра вылакали? – Ольга вручила жениху пальто, сумку и шапку, - я побежала искать туалет! Где тут он?
Она долго петляла по коридорам, пока не наткнулась на скромные двери с изображением характерных рисунков. Стало легче.
Решила глянуть время – обнаружила, что телефон остался в сумочке. Там и кошелек. И карта…
И карта…
Что-то щелкнуло в голове. Карта!
Бежала в фойе, уже понимая – все.
Савелия нигде не было. Ни сумочки, ни пальто, ни телефона, ни денег. Кредит, правда, был. И его предстояло выплачивать.
Она заикалась, плакала, когда писала заявление. В глазах полицейского читала: «Дура. Так тебе и надо!» Дочка позвонила. Ни грамма сочувствия:
- Я так и знала. Я даже не сомневалась. Что делать будешь?
- Платить, - ответила Ольга.
Дочь не предложила помощь. А ведь хорошо зарабатывает. Могла бы… Хотя она права. Зачем ей проблемы идиотки? Своих навалом. Эту кашу мамаша заварила – пусть сама и расхлебывает. Справедливо. Только отчего-то больно, больно, невыносимо, хоть волком вой.
Последующие несколько лет Ольга разгребала последствия собственной глупости. Каждый день – работа. Каждый день – подсчеты оставшихся после выплаты кредита копеек. Хватало на хлеб и соль. Можно было даже курицу себе позволить.
Настя звонила редко и редко приезжала. Красивая, благоухающая дорогими духами, дочь привозила продукты. Ольга была ей благодарна – лишние сэкономленные деньги, около четырех тысяч. Ей ли обижаться на Настю? Но что-то мешало любить дочь так же легко и спокойно, как раньше. Оля ругала себя, убеждала в том, что Настя ничего ей не должна! Не обязана! Но не очень-то действовало.
Ночами заедали странные мысли, замешанные с подозрительностью и обидой: вокруг одни враги. Все только и ждут, чтобы обмануть, ограбить, нажиться на чужом несчастье. Ольга прислушивалась к разговорам соседей за стенкой. Там смеялись, ругались, слушали музыку, смотрели телевизор… В обрывках фраз Оля иногда слышала свое имя. Обсуждают ее? Осуждают? Издеваются? Или замышляют что-то недоброе?
Навязчивые мысли не выходили из головы. Конечно, почему бы и нет? Удалось обмануть раз, почему бы и не попробовать? Сейчас ведь за копейку удавить могут, такие люди злые… Чтобы не путаться в показаниях, она решила записывать отдельные слова в записную книжку. Так спокойнее. Вот ограбят ее – она к следователю пойдет: р-раз, а доказательства все подробненько описаны. Бдительность и аккуратность – прежде всего.
Постепенно в ее сознании возникла стройная, практически идеальная картина множества преступлений. Головачевы украли новый коврик у Петровых. Сидоров постоянно выкручивает лампочки и часто стоит у Ольгиной двери – подслушивает. Ивановы воруют прессу из почтовых ящиков. Тресковы сдают квартиру проституткам: неспроста к ним ходят строем мужики. Баринова рассыпает в подъезде отраву. Прям под Ольгиными дверями рассыпает, чтобы Ольга померла.
Она перестала выходить из квартиры, а если и выходила, то только по ночам. Настя заметила у матери еще одну странность: все, что та находила у мусорных контейнеров – тащила к себе домой. Устроила в квартире помойку. Дочь не раз убирала завалы, ругалась и скандалила. Оля сменила замки. Теперь Насте в квартиру не попасть, да еще и в полицию пришлось на беседу сходить: Ольга написала заявление о покушение дочери на убийство матери.
***
Вчера Ольгу увезли в клинику. Психическое расстройство. Вот такая любовь. А где-то разгуливает удачливый аферист – обманывает других одиноких женщин. Бог ему судья, но хочется, чтобы возмездие настигло его чуть пораньше, чем запланировано у всевышнего.
---
Автор: Анна Лебедева
---
Фальшивое солнце
То лето выдалось жарким и сухим. Дождей не было вот уже третью неделю, и вся листва в городе пожухла, покрылась пылью. Где-то на западе каждый вечер клубились тучи, делая воздух тяжелым и влажным, как в парной. Там, далеко, сверкали молнии и проливался ливень на чьи-то счастливые головы. Мрачные, наполненные водой, тучи, как стадо огромных коров, разгуливали сами по себе и не хотели идти в город со своего приволья — так и уплывали дальше, в суровые карельские края, не оставляя людям никакой надежды.
***
Ленка чуть не плакала, глядя вслед ленивым предательницам.
— Ну что вы там забыли! Там и без вас слякоти хватает! — и обессилено падала на скамейку, с трудом переводя дух.
Она чувствовала себя абсолютно несчастной! Все плохо! Дождя нет, жара такая, муж — дурак, мама вечно на работе, а Ирку отправили отдыхать в лагерь. И что теперь? Умирать ей тут одной?
Да еще этот живот, коленок не видно! Ноги отекли, а лицо раздулось так, что глаза превратились в две щелки как у китайца. Лене было стыдно за свой вид: и куда подевалась тоненькая девочка с распахнутыми ланьими очами — по городу переваливалась огромная, толстая, беременная бочка!
Врачиха предупреждала: много пить категорически запрещено! Но Лена разве кого слушала? Ей постоянно, до дрожи хотелось томатного сока. Наверное, так алкоголики не хватали стакан с пойлом, как она — стакан с красной, прохладной жидкостью. Сок, соленый, пряный, с легкой остринкой, тек по горлу, оставляя после себя восхитительное послевкусие. Постояв с минуту около лотка, она опять просила продавца повторить. Баба в белой косынке, кокетливо повязанной, недовольно зыркала на Елену, кидала мелочь в жестяную коробку и открывала краник конусообразной емкости, наполовину заполненной соком, и через несколько секунд стакан снова оказывался в Ленкиных цепких ручках.
Здесь, в парке, она проводила все последнее время: поближе к воде, к деревьям, дающим хоть какую-то тень. Ленка бродила по дорожкам, усыпанным сосновой хвоей, слушала визги ребятни, катающейся на аттракционах, охи и ахи мамаш и бабулек, волновавшихся за своих дитять, видела, как парочки катаются на лодках и катамаранах и… ненавидела весь белый свет. Потому что ему, всему белому свету, было хорошо и весело, в отличие от несчастной Ленки Комаровой, жительницы маленького городка, любимой дочери, молодой жены, и будущей матери нового советского человека. Этот новенький пинал родительницу маленькими ножонками, не давал спать в любимой позе и заставлял свою юную маму с отвращением отворачиваться от всего, что она раньше так любила. Зачем ей это все, господи? За каким бесом она вышла замуж за дурака Витальку? И к чему ей, собственно, этот ребенок?
Наручные часики, свадебный подарок матери, показывали четыре. Пора ползти на автобус — к пяти явится Виталик и будет просить ужин. А ей не хотелось стоять у плиты и вдыхать эти отвратительные запахи супа с килькой и жареной картошки. Лена хотела спать. Спать долго и не просыпаться никогда. Но ведь нет: на кухню обязательно притащится соседка, бабка Паня, и начнет свою песню:
— Ленушка, доченька, у тебя живот огурчиком — парня Виташе родишь. Уж так и знай, у меня глаз наметанный!
Виталик будет смотреть на Ленку счастливыми глазами, еще и начудит: брякнет ложкой и бросится целовать жену. Бе-е-е! Целоваться совсем не хотелось, потому что от усов мужа сильно пахло табаком!
Она думала, что он — сильный. А он влюбился и сделался круглым дураком. Бегает следом и в глаза заглядывает, как пес цепной. Лена не любила слабаков.