Антонина Олеговна сегодня бежала на работу пораньше, чем обычно - вчера забирали из роддома её старшую дочь, Полину, родившую своего первенца, Ярослава, и она очень хотела поделиться подробностями с девчонками из отдела.
Весь день делилась впечатлениями и принимала поздравления, а к вечеру накрыла праздничный стол.
В конце рабочего дня на столах в комнате для перекусов источали аппетитный аромат жареная курочка в фольге, два салата, смородиново-вишнёвый компот и румяные пышки с яблочным повидлом, заботливо испечённые самой Антониной.
–Ну, что, девочки, - обратилась Антонина к коллегам, –Угощайтесь!
–Тоня, ты, как всегда, хлебосольная хозяюшка! И как ты всё успеваешь? - откусывая от зажаристого окорочка кусочек мяса, спрашивала Нина, бухгалтер.
–Ой, и не спрашивай! - махнула рукой Тоня. –Как белка в колесе вчера крутилась, спать ближе к часу легла.
–Дочке помогала?
–С чего бы это? - Антонина нахмурилась. –Сами родили, пусть сами и растят.
–И что, даже не посидела с внуком? - Нина закусила салатом.
–Ещё чего! Не для того я её растила и воспитывала, чтобы ещё ей с внуком помогать!
–В смысле? А кто ей поможет, если не ты?
–Сами справятся. Ничего сложного. Если надо подсказать что, пожалуйста. А сидеть с малявкой - не моё дело! - Антонина отломила от воздушной булочки кусочек и положила в рот. На неё, не скрывая удивления, смотрели пять пар глаз. Коллеги были удивлены и не скрывали этого.
–Самое трудное время - первые три месяца, по себе знаю. - сказала главный бухгалтер, Татьяна Тимофеевна. –Я тогда чуть не на стенку лезла - Сашка у меня не спал и мне не давал, с рук не слезал. А к вечеру у меня спина отваливалась просто. И помочь было некому, мы ж с мужем военные, он служил на Севере, а родители и мои, и его, остались в Ставрополье. Тяжко было, очень, даже вспоминать страшно.
–Ой, а мой первый месяц всё время спал! - взяла слово Ольга, из отдела снабжения. –Свекровь всё головой качала и приговаривала: Таких, говорит, как твой Димка, пятерых вырастить можно!
–Нет, девочки, - Антонина легонько стукнула по столу ладонью, –Я считаю, что сами решили жениться и родить, пусть сами и отвечают! А я своих уже вырастила, с меня хватит!
–Что, совсем не будешь помогать? - Татьяна Тимофеевна наколола салат на вилку.
–Нет, и не собираюсь! - Тоня гордо вздёрнула нос и торжествующе оглядела женщин.
–Ну, ты - кремень просто! - Нина засмеялась. –Я бы не удержалась, каждый день бегала бы поглазеть на малявочку. Они такие хорошенькие, ух, так бы и затискала! - она сложила кулаки и потрясла ими.
–Я своим принципам не изменяю. - Антонина убрала пустой салатник в мойку. –Сказала - не буду помогать, значит, не буду, нечего и просить.
–А просили?
–Постоянно! Мама, денег дай, мама, приди помоги.
–А сейчас, думаешь, не будут просить?
–Будут, к гадалке не ходи. Но я свои убеждения менять не собираюсь. Пусть сами, как хотят. - Антонина смахивала остатки еды в мусорный пакет.
–Ну, может, и правильно, - сказала Нина, помогая убрать посуду со стола. –Всё ж таки, не дети, сами вон уже родители.
Антонина гордилась своим правилом - не помогать взрослым детям. Никогда, ни под каким предлогом, она не позволяла себе снизойти до помощи дочери, которая порой чуть ли не со слезами на глазах просила мать выручить в трудные времена. Не изменила она своей натуре и после того, как дочь родила. Напротив, мать учила дочь по телефону, что теперь у них своя жизнь, и они, и только они сами, за неё в ответе.
Разумное зерно в словах умудрённой жизненным опытом матери, безусловно, было. Но именно её твёрдая уверенность, что дочь с мужем должны справляться сами, сыграла с ней злую шутку.
Спустя сорок дней после рождения Ярика дочь позвонила Антонине и рыдая взахлёб, истерично кричала:
–Мама, ну, пожалуйста! Прошу тебя! Приди, помоги с ним! Я уже не могу, забыла, когда отдыхала нормально! Он совсем не спит, от груди отказывается, от смеси его рвёт постоянно! Мам, прошу тебя, умоляю, приди хотя бы погулять с ним часик!
–Я вас двоих подняла и ничего, не переломилась! - Антонина решила, что если она раз даст слабину, то дочь потом сядет ей на шею и будет звать при любом удобном случае. –Учись делать всё сама. Сама родила, теперь не жалуйся.
Дочь бросила трубку, а Антонина удовлетворённо провела по волосам. Младший брат Полины, Матвей, совсем недавно стал совершеннолетним и дома почти не бывал, только приходил ночевать. Муж работал пять дней в неделю, возвращался поздно, и виделись они, по сути, только в выходные, а будни Антонина почти все вечера до прихода мужа была одна.
Ей бы сходить к дочке, проведать, да как же она против себя пойдёт? Не бывать этому!
Как хотят, - думала она, –Пусть сами живут своим умом. Чем меньше вмешиваешься, тем крепче семья.
Через неделю ей позвонил Егор:
–Антонина Олеговна, простите, что спрашиваю. Вы не могли бы с Яриком посидеть недельку?
–Что?! Егор, я предупреждала, что сидеть с вашим ребёнком не буду!
–Понимаете, Полину сегодня увезли на скорой.
Антонина прикусила губу, сдержавшись выдать очередную гневную тираду.
–Что с ней?
–Нервный срыв.
–Что за девки пошли нежные! Даже детей вырастить спокойно не могут! - она собралась было продолжить, но Егор её перебил:
–Вы сможете или нет?
–Нет, Егор, я работаю. Если только на выходных.
–Спасибо, на выходных бабушка, может, приедет. Но это не точно. Да и с памятью у неё не очень, страшно сына на неё оставлять.
Антонина Олеговна задумалась:
–Я посмотрю, что смогу сделать. Может, отпустят.
–Вы нас здорово бы выручили. - зять вздохнул и попрощался: –До свидания, буду ждать от вас ответа.
Антонина написала заявление на административный отпуск, на пять дней. Приехала к молодым с сумкой и недовольным лицом. С порога выпалила:
–Мне только пять суток дали, так что, пусть твоя мама тоже приедет со своего Новгорода. Как надолго Полину положили?
–Дней на десять, наверное. - Егор взбалтывал смесь в бутылочке. –Покормите? Мне на работу надо, иначе меня уволят, а мне никак сейчас нельзя, вы же знаете - у нас ипотека.
–Давай. - со вздохом ответила тёща.
К конце третьего дня, когда Ярик заходился в плаче, а новоявленная бабушка не обращала на крики никакого внимания, в квартиру залетел вернувшийся с работы Егор:
–Антонина Тимофеевна, вы не слышите, он плачет?! - кинувшись в ванную, вымыл руки и побежал к сыну.
Женщина сидела перед телевизором и спокойно вязала.
Егор вошёл к ней и спросил:
–Почему вы его не взяли на руки и не успокоили?
–Поорёт, перестанет. Не буду же я после каждого чиха его из кроватки доставать?
–Он же не просто так кричит, ему, наверное, что-то нужно. Может, мокрый, может, голодный?
–Он ел три с половиной часа назад. Ещё рано. И не приучайте его, а-то так и вырастет ручной, потом руки и спина отнимутся, с ним таскаться.
Егор вздёрнул брови и ушёл на кухню, делать смесь. Потом куда-то позвонил.
–Вы можете ехать домой. Полина сегодня вернётся, - сказал он, вернувшись в комнату.
–Как сегодня? - Антонина встала. –Ты же сказал, дней десять? А сегодня только третий день.
–Её отпустили под расписку.
–Она ничего мне не сказала, когда я звонила. Странно. - закидывая одежду в сумку, задумчиво ответила тёща, но уехала.
Когда минуло три месяца после родов, в один из дней Полина как-то резко перестала звонить. Антонина поначалу улыбалась, что, наконец, старшая повзрослела, но когда и к вечеру телефон не издал ни звука, женщина забеспокоилась и набрала сама. На том конце были слышны только длинные гудки, Полина не отвечала.
Что-то шевельнулось в сердце матери, неосознанное беспокойство встревожило душу. Она набрала зятю. Он тоже не сразу взял трубку, а когда ответил, из динамика мать услышала истошные крики внука и вой.
Это кричал зять, он хрипло дышал в перерывах между криками и Антонина даже растерялась.
–Егор, Егор, это я. У вас всё хорошо?
Он всхлипнул и замолчал. Потом сдавленно зарыдал в микрофон.
–Егор! Ты слышишь меня? Егор! Что случилось? С Яриком что? - тёща нервно забегала по комнате.
–П-полина-а-а... - он снова взвыл так, что у Антонины заложило уши.
Она набросила куртку и помчалась на остановку. Потом, не дождавшись автобуса, выбежала на дорогу и начала руками останавливать проезжающие автомобили. Наконец, один водитель затормозил. Женщина выкрикнула адрес, он кивнул и машина с визгом рванула вперёд.
Дверь в квартиру Егора и Полины была открыта. В прихожей она увидела бригаду медиков и полицейских. Кровь отлила у неё от лица, и Антонина схватилась одной рукой за сердце, другой за стену.
Возле двери в ванной неподвижно висела Полина, свесив голову на грудь. Она была мертва. На её шее была затянута верёвка, накинутая на трубу.
Антонина Олеговна закатила глаза и упала в обморок.
На следующий день она приехала на работу и написала заявление на увольнение. Коллеги, видя её состояние, даже не стали расспрашивать ни о чём, только молча проводили сочувствующими взглядами и переглянулись.
После смерти дочери мать полностью взяла на себя заботы о внуке.
Егор два месяца приходил в себя, потом смирился, но взгляд его потух, и только растущий сын немного помогает отцу восстановить веру в жизнь.
А Антонина Олеговна поняла, что любые, даже самые твёрдые принципы, можно и нужно нарушать. Во имя близких.
