Юрий Алексеевич то и дело поглядывал на часы, словно опаздывал или, напротив, хотел подогнать время. Он говорил машинально, не вдумываясь в слова и совершенно не интересуясь, слушает ли его Аннушка, успевшая поменять несколько насквозь промокших платков:
- Представляешь, Анютка? Военком оказался очень порядочным и компетентным человеком. В документах ни слова не будет о том, что сыну довелось побывать в плену… У Пашки будет незапятнанное личное дело. И комиссован он по ранению… Представляешь, Нюра? Наш Павлик был ранен в бою!.. Надо чуть попозже, как-то отблагодарить полковника. Я уже голову сломал…. Может, часы ему подарить?.. - Юрий Алексеевич, запнувшись на мгновение, хотел было продолжить мысль, но в этот момент объявили о прибытии рейса из Ташкента.
***
Они стояли втроём, крепко обнявшись, не обращая внимания на проходящих мимо пассажиров. У них не было слов. Но разве нужны слова близким людям, встретившимся после долгой разлуки?
***
Несколько минут никто не решался заговорить первым. То ли стеснялись постороннего, то ли не знали, с чего начать разговор. Коробову-старшему почему-то стало неудобно перед водителем. Всю дорогу в Домодедово он, не в силах справиться с чувствами, в подробностях рассказывал малознакомому мужику предысторию сегодняшнего события, и вот теперь, вместо живого общения с сыном, вынужден бороться с несвойственной ему нерешительностью. Понимая, что Аннушка с Пашкой оставили инициативу за ним, Юрий Алексеевич развернулся и задумчивым голосом произнёс избитую, но вполне подходящую на его взгляд, фразу:
- Ты сильно изменился, сынок. Возмужал.
Павел отреагировал моментально, словно заранее знал, с чего начнёт отец. Крепче прижав к себе растроганно-счастливую Аннушку, ответил коротко, с явно потаённым смыслом:
- Ты тоже, батя.
Отец заметно смутился. Он сам хотел рассказать Пашке о произошедших в нём переменах, но только не сию минуту. Ведь нельзя же обсуждать серьёзные вещи на бегу, да ещё в присутствии водителя? Впрочем, любопытство взяло вверх. Иронично улыбнувшись, спросил вроде бы даже не из интереса, а для поддержания разговора:
- И как я, по-твоему, изменился? Постарел-поседел? Так это процесс естественный, сынок. Как говорится, мои года – моё богатство.
Павел ответил со всей серьёзностью:
- Не в этом дело, отец. Давай не сейчас? Нам с тобой хотя бы дня три к друг другу присмотреться надо. Заново привыкнуть. – Видимо, посчитав беседу оконченной, тут же повернулся к Аннушке. – Твой крестик мне очень помог, мама Аня. Можно я насовсем оставлю у себя?
***
Юрий Алексеевич не видел реакции домохозяйки. Отвернувшись к лобовому стеклу, он смотрел невидящим взором на серое полотно Каширского шоссе и думал о том, что не знает, как реагировать на откровенный призыв сына разговаривать на равных. Да что там разговаривать? Ведь, по сути, Пашка только что предложил отцу отказаться от роли непререкаемого лидера в их отношениях. Вот это поворот! Что делать-то? Коробов-старший, окончательно запутавшись в мыслях, непроизвольно вздохнул и покосился на водителя. Мужчина, словно почувствовав состояние начальника, заговорил, стараясь не отвлекаться от дороги:
- Не переживайте, Юрий Алексеевич. Мы, мужики, часто замечаем своих детей, когда они уже выросли. Всё работа, работа и работа. Думаем, что работа — это главное. Понятное дело. Нам так жить проще. И тут оказывается, что дитё уже вовсе и не дитё, а вполне себе самостоятельный человек. Со своим характером, мыслями и, что самое важное, со своей жизнью. Удивляемся, спохватываемся и начинаем дружбы с ними искать. Чтобы упущенное если не наверстать, так хотя бы за хвостик ухватиться. Далеко не у каждого получается. Стенка-то годами возводилась, а мы хотим за пару часов её разрушить. Так что ваш Павел - молодец. Настоящим человеком вырос. Можно сказать, опорой. Такие, как он, предавать не умеют.
- Вы так думаете? – Юрий Алексеевич, спохватившись, виновато пожал плечами. – Простите. Имя-отчество ваше запамятовал.
- Мы с вами полные тёзки, товарищ Коробов. Мне уже за пятьдесят, а начальство всё по имени зовёт. Как будто я отчества не заслужил. Иной раз крепко задевает.
Водитель выжидательно посмотрел на высокопоставленного пассажира, но тот, передумав участвовать в диспуте, снова упёрся взглядом в лобовое стекло.
***
«Я сам виноват, - думал Юрий Алексеевич, стараясь не оглядываться на шофёра, - болтал без умолку всю дорогу о Павле и ещё невесть о чём. Даже вспоминать стыдно. Вот и нарвался на психолога от баранки. А тот и рад стараться. Вроде бы толково начал, а закончил не по теме. Причём здесь предательство? Здесь абсолютно другая история. Ладно. Век живи, век учись. В одном тёзка прав: мне бесконечно повезло с сыном. Ведь он всегда был таким. Упёртым, неразговорчивым и … правильным. Интересно, как Аннушка, простая фабричная девка, смогла воспитать такого … хмм, стойкого и крепкого, что ли, парня? Я-то вообще в стороне стоял. Карьера, карьера и карьера… Лена занималась образованием. Литература, языки и прочее… Даже спорт - её заслуга. Но ведь хорошее образование не делает человека человеком? Вернее, настоящим человеком? По идее, сын должен был вырасти в этакого отпрыска ответственного партаппаратчика. У которого родителями на сто шагов вперёд всё расписано. Почему не вырос? Ведь всё к этому шло? Если быть до конца откровенным, то все его выходки в прошлом - прямое следствие нашей с Еленой линии жизни. Правда, наше поколение было более идейным и дисциплинированным. Война, разруха и прочие дела. В то время особо не забалуешь. Комсомол был другим. Настоящим. По всей строгости спрашивали, невзирая на, так сказать, происхождение. А сейчас? Комсомол стал обязательной ступенькой служебного роста. Все всё понимают, но делают вид, что ничего не происходит… Мы сами виноваты уверовав, что карьера всего лишь путь к личному благосостоянию. Не более того. Думали, что достаточно обеспечить наследников материальными благами, а всё остальное приложится. Проморгали подрастающее поколение. А молодёжь, почувствовав вседозволенность и безнаказанность, плюёт свысока на идеалы. Почему нет? Папаши-мамаши и прикроют в случае чего, и от армии отмажут. Ведь Пашка тоже едва не стал прожигателем жизни. Если бы не та авария и служба в армии… И всё-таки Пашка молодец. Варианты были. Елена предлагала ему в больнице отлежаться. А он службу в армии выбрал. Да ещё и в самое пекло попал. Командиры его ценили и товарищи хорошо отзывались. Постой! Получается, это всё Аннушкина заслуга? Её, малограмотной бабы воспитание? Всё. Хватит! Что-то меня уж совсем занесло. Достоевщина какая-то…».
Юрий Алексеевич хотел было спросить у тёзки, сколько ещё ехать до дома, но, вспомнив нечто важное, повернулся к сыну:
- Давай ко мне на работу заедем?
Пашка недоумённо взглянул на отца:
- Давай. Только зачем? У тебя там дела?
Тот широко и немного загадочно улыбнулся:
- Надо Верочке твоей в Исламабад телеграмму дать, что ты уже дома. На обычной почте вопросы могут возникнуть. Весьма вероятно, что телеграмма будет идти неизвестно сколько. Да и не знаю я, можно ли заграницу просто так телеграммы отправлять? Не доводилось как-то. Лучше через наш узел спецсвязи отправим. В принципе, оттуда и позвонить можно. Ну что, заскочим? Бедная девочка места себе не находила, когда узнала про плен. Каково ей там, в неведении?
По лицу парня пробежала лёгкая тень, но он быстро сумел взять себя в руки:
- Потом, батя! Очень хочется маму увидеть. Если бы ты знал, как я соскучился!
Продолжение следует.
Повести и рассказы «афганского» цикла Николая Шамрина, а также обе книги романа «Баловень» опубликованы на портале «Литрес.ру» https://www.litres.ru/