когда нам с Веркой было по восемь, что ли лет, маман наша работала в местной районке селькором. Проработала она года три, потом надоело, но тогда вот ходила на работу, ездила в командировки по району, писала статьи и фотографировала сельскую жизнь.
Однажды летом послали ее в село Карачино, километрах в сорока от Тобольска, выдали шофера и видавший виды уазик, и маман взяла нас с собой, типа прогуляться, воздухом подышать.
Само село я не очень помню, кроме посещения местной пасеки, где нас угощали медом прямо в сотах, мед был душистый, вкусный. А когда настала пора возвращаться, матушка наша вдруг решила, что нам будет полезно остаться в деревне на недельку, договорилась с какой-то местной бабулькой и оставила нас у нее, даже не выдав денег на кормежку. Импульсивная была дамочка.
Оставлю в стороне ее неизбывное доверие к миру, это в общем надо быть весьма решительной особой, чтобы бросить детей на старуху, которую она видела впервые в жизни. Бог ей судья.
С отъездом маман мы с Веркой загрустили, бабка сварила нам картошки, полила постным маслом, и велела есть, а потом заставила вымыть ноги в тазике холодной водой и уложила спать.
Нам было тревожно, тьма была в избушке непроглядная, бабка сонно дышала где-то за занавеской, тикали часы, все было чужое, мы тоже забылись тоскливым сиротским сном. Утром мы проснулись с рассветом, часов в пять, и вышли во двор дожидаться, пока проснется бабка и накормит нас завтраком. Во дворе мы совсем упали духом. Вчера было солнце и весело, но мама уехала, небо все заволокло низкими тяжелыми тучами, везде ощущалась зябкая сырость, и тоска... Тоска тоскливая, которая только в детстве и бывает.
Тут можно было бы написать, как мы с Веркой томились неделю, как ждали маму, какая радость была, когда она приехала за нами... Но нет. Ничего этого не было, тоска нас тогда накрыла такая, что представить было страшно, что нам жить в этом еще несколько дней, да никогда, да ни в жизнь, легче умереть.
Я уж не помню, кто из нас предложил, но мы решили бежать. Уйти тайком домой. Делать хоть что-то, но не сидеть и не ждать. Ожидание было хуже смерти.
Мы просто ушли в никуда, просто чтобы не оставаться там, где нам плохо. Посовещались, решили в какой стороне Тобольск, и ушли. Дорогу находили интуицией, как зверьки, попали в страшную грозу, в огромный страшный ливень, дорога размокла так, что грузовики встали, мы шли, сняв туфли, ставшие бесполезными, по колено утопая в грязи, встречные шоферы спрашивали нас "Девчонки, откуда вы? Там так же?" и мы радостно кричали им "Так же! Так же!"
Мы не боялись ничего, огромная радость свободы затопила наши маленькие души, было не страшно, не хотелось ни есть, ни пить, мы шли, шли и шли, целый день и за день прошли километров тридцать, от одного километрового столба к другому, и только считали, сколько еще осталось, осознавая каждый пройденный километр, как победу. Мы не просто не боялись, мы всю дорогу ликовали - так огромна была в нас свобода, только небо было равным ей.
...Нас подобрал автобус с доярками, ехавшими с фермы по домам. Тётки в автобусе, увидев двух маленьких девчонок на дороге, переполошились, расспросили нас, заохали, заругались и уговорили .водителя сделать крюк до переправы на Иртыше. Дали мелочи на переправу, на автобус до дому, и часов в восемь вечера мы ввалились домой, уставшие, довольные и счастливые.
Папахен, увидев нас сказал "О!" и просиял, тоже, наверное, соскучился, а маман побежала к соседям звонить в Карачинский сельсовет, чтобы успокоили там старуху. И, вернувшись, долго орала на нас, что нельзя быть такими эгоистками, бедная бабка с ума сошла, наверное, бегая по деревне и разыскивая нас.