Есть такое базовое понятие в психологии: социальная роль.
Каждый раз, вступая в контакт с окружающими людьми, мы начинаем играть одну из социальных ролей.
В общении с супругом противоположного пола играем роль мужа или жены. В общении с собственными родителями – играем роль ребёнка (да, это всего лишь роль, причём по большей части, комедийная, нечто вроде пингвинов Мадагаскара: а вы что, до сих пор всерьёз этим занимаетесь?..) Приходя на работу, играем социальные роли сослуживцев: начальников, подчинённых… У этой служебной игры тоже есть масса разновидностей: «Ты начальник – я дурак, я начальник – ты дурак», «Итальянская забастовка», «Шеф, всё пропало!..» и так далее. Но об этом мы в другой раз поговорим.
А сейчас поговорим об игре в родителей.
В родителей мы играем, само собой, общаясь с собственными детьми. И это, конечно, одна из самых милых и приятных игр, доступных человеку.
Но человек, как было сказано в известной советской кинокомедии, как никто другой любит создавать себе трудности. И он их себе создаёт, в том числе, и в процессе этой замечательной игры. Не только он, конечно, создаёт - в смысле, не только папа, – но и она тоже их себе создаёт: в смысле, мама…
Мама, кстати, особенно.
Одна из самых известных психологам ролей называется «тревожная мама», например. Обычно свою собственную тревожность человек однозначно идентифицирует как невроз. Человек не хочет быть тревожным. Человек осознаёт, что его тревожность – это проблема, что с этой проблемой надо бороться и победить её. Но вот игра в «тревожную маму», наоборот, предполагает культивирование собственной тревожности, она предполагает, что чем больше ты тревожишься, – тем больше у тебя оснований называться «хорошей мамой»…
Ну, в самом деле, какая же ты мама, если не тревожишься?.. Не мама, а чудо какое-то, правда?.. Прямо-таки моральная уродина, без стыда и совести… Раз я мама, значит – должна беспокоиться. Точка.
Такая вот игра.
А есть ещё игра «мировая мама».
Игра в мировую маму опирается на известную специфику женской психики, на которую в своё время указал австрийский психолог Отто Вейнингер. Его взгляды многим представляются спорными, а кое-кому даже обидными, но он, в числе прочего, предложил своеобразную описательную модель, согласно которой женская психика балансирует между двумя полярными состояниями: «мать» и «любовница».
Поскольку в конце XIX века политкорректность ещё не приобрела столь безусловного размаха, как в начале XXI-го, грубиян Вейнингер использовал вместо термина «любовница» другой, куда менее политкорректный… Но мы оставим так, а то побьют.
Согласно этой объяснительной/описательной модели (второй раз подчеркиваю словосочетание «объяснительная модель», дабы избавить читателя, и особенно читательницу, от прямых аналогий), из роли «матери» женщина транслирует безусловную, инстинктивную заботу, терпение и принятие: поскольку адресована сия роль, разумеется, её ребёнку (или кому-то-другому, кого она воспринимает в качестве своего ребёнка). Грубо говоря, «мать» - это наседка, которая кормит, поит, и начинает тревожно кудахтать, как только её цыплёнок отходит на метр от гнезда.
Из роли же «любовницы» женщина транслирует свободомыслие, раскованность, непоследовательность, демонстративную безответственность, и ничем не ограниченную сексуальность… В общем, классическая Клеопатра при исполнении служебных обязанностей.
Но в начале XXI века многие современные мамы очень не хотят быть «мамами»: в смысле, вот этими наседками… Для них свободомыслие, раскованность, непоследовательность, демонстративная безответственность, и ничем не ограниченная сексуальность представляются куда более привлекательным сценарием поведения, нежели забота, терпение и принятие. Иными словами, Клеопатра прямо-таки напрочь побивает эту вашу курицу на гнезде… Нокаутирует её.
Почему так происходит?
Происходит так потому, что «любовница» - оптимальный сценарий, оптимальная роль для взаимодействия с сексуальным партнёром. Иными словами, со своим мужчиной. Или со своим МЧ, как сегодня предпочитают говорить даже дамы за 45… Но вот как раз на месте этого самого партнёра у очень многих дам с детьми, скажем так, выявлена недостача. Пустота на месте партнёра. То есть мужа нет, и МЧ тоже нет. То ли они все объелись груш на каком-то этапе семейной жизни, то ли их выгнали, то ли они сами выгнались, то ли с ними развелись, то ли они развелись, но факт остаётся фактом: психологически играть в «любовницу» маме временно не с кем… В «маму» ей есть с кем поиграть: вот он, ребёнок. А в «любовницу» - не с кем.
И тогда она, конечно, начинает играть в это с собственным ребёнком: это и есть социальная роль «мировая мама»…
«Мировая мама» свободна в мыслях и рассуждениях, она раскована, непоследовательна, демонстративно безответственна, сексуальна… Она легко шпарит на молодёжном сленге (который иногда не понимает даже сам её ребёнок), она носит рваные джинсы, она посещает рок-концерты и торчит от рэпа, она затрагивает эротические темы, от которых краснеет даже её отпрыск, воспитанный на общедоступном сетевом порно, она путешествует по миру (или мечтает, что путешествует), короче говоря, «мировой маме» не 35, и не 45: она примерно одного возраста с собственным ребёнком, и настойчиво позиционирует себя, как друга/подругу, а не как родительницу…
Дочь «мировой мамы», как правило, наблюдает за маминой игрой со смесью удивления и восхищения, иногда, правда, переходящей в раздражение, но в целом в эту игру всерьёз не впрягается: как раз по причине собственной половой идентичности… Если же при всём этом присутствует сын, то ситуация с «мировой мамой» приобретает особенно щекотливый характер… Пацан не может не чувствовать, что ему мамой навязывается некая роль, весьма отличная от роли ребёнка, но в чём конкретно сия роль состоит, он, разумеется, признаться сам себе не готов: инцестуозное табу Зигмунда Фрейда не даёт, чтоб его… Вот он и начинает балансировать на тонкой грани между Эдиповым комплексом и ролью маминого психиатра: а на интимный вопрос мамы «А у тебя есть девушка?..» отвечает безмолвным завороженным взглядом в мамино лицо…
Зачем мне девушка, мама?.. У меня есть ты…
Девушек у этих пацанов, действительно, как правило, нет. Как нет их, впрочем, и у тех, чьи мамы не в состоянии выбраться из роли «наседки», кудахчущей по поводу и без… Девушки есть у пацанов, у которых есть отцы: такая вот странная связь, почти уже не очевидная современным пациентам психологов, а зачастую, к сожалению, неуловимая даже для самих современных психологов… У этих пацанов есть девушки потому, что наличие отцовской фигуры перед глазами в сложный период пубертата, и межполовые взаимоотношения между отцом и матерью, раз и навсегда закрепляют в мышлении и поведении юноши разницу между «матерью» и «любовницей». И по достижении им семнадцати-восемнадцати лет он осознаёт, что человек, ранее воспринимаемый им исключительно как «мама», на самом деле, представляет собою – прежде всего, и главным образом – любовницу отца, его половую партнёршу.
Вейнингер, говорю, выражался ещё конкретнее: немец, чего с него взять…
В общем, социальные роли – штука занимательная, и способны принести и девочкам, и мальчикам множество и счастливых радостных минут. При одном условии: если актёр не попутал декорации и не ошибся в выборе жанра… И если актрисе доступны все необходимые для исполнения роли партнёры: так, чтобы несчастному подростку Гамлету не приходилось изображать из себя Тень собственного отца, убитого короля…
«Я дух родного твоего отца…О, слушай, слушай, слушай! Если толькоТы впрямь любил когда-нибудь отца,Отмсти за подлое его убийство…Но глянь на мать, — она изумлена,Не дай ей стать заложницей души:Излишне впечатляться вредно слабым.Поговори же с ней!..»
Шекспир – он ведь тоже психолог…
Вернее, это мы все «тоже психологи», по сравнению с Шекспиром.
Вот и с матерью поговорили: всё, как он просил… Чтобы мировая мама, так сказать, не стала заложницей души…
Автор: Олег Герт
Психолог, Скайп-консультации
Получить консультацию автора на сайте психологов b17.ru