Вместо эпиграфа:
«Кто в армии служил, тот в цирке не смеется».
Это вторая часть эпопеи.
В первой части она тут находится
я описал, как меня забрали в армию, и как началась моя служба в учебном подразделении, первый день.
Уже не помню, сколько дней нужно было прослужить до присяги. Может быть, недели две, может быть три недели. За это время нужно было изучить устав строевой службы, и другие разные уставы. Научиться ходить строевым шагом, делать повороты, развороты в колонне и одному. Отдавать честь. Изучить команды и ответы на них. Строевая муштра, одним словом.
До сих пор, если по телевизору смотрю какое-то кино про военных, мне режет глаз и слух, не соответствие действий и разговора некоторых героев фильмов. Сразу видно, что актер не служил в советской армии. Честь отдавать не умеет, строевым шагом ходить не умеет, отвечает не по уставу, путая фразы «Есть» и «Так точно».
Интересно показана солдатская жизнь в телесериале «Солдаты». Хотя и с иронией, но тема, как говориться раскрыта. Сразу видно, что режиссеры хорошо проинструктированы консультантами или, может быть, даже сами служили.
Но вернемся к событиям в учебке.
Помимо строевой и физ подготовки, нужно еще было изучить устройство автомата АКМ. Разбирать и собирать его. Пройти первые стрельбы из автомата по мишеням. На стрельбище первая мишень поднималась на дистанции 100 метров фигура человека, вторая мишень пулеметное гнездо, уже на 300 метров.
На стрельбу давалось 10 патронов (хотя может быть и больше, забыл), стрелять нужно короткими очередями по два-три патрона.
Я сбил обе мишени, и даже патроны еще остались в магазине. Сержанты забрали из магазина оставшиеся патроны. Мы, кто стрелял первыми, были удивлены, такими действиями сержантов. Последующие стрелки сделали выводы и начинали стрелять из автомата длинными очередями, чтоб сержантам патронов не досталось.
Оказывается сержанты, после того как мы отстрелялись, весело развлекались нашими патронами. Набив до отказа магазины, палили из автоматов от души. А мы стояли в строю и ждали их.
Знаменитой дедовщины, в учебном подразделении не было. Все курсанты с одного призыва. Если не считать взаимоотношения между курсантами и сержантами. Некоторые сержанты явно превышали свои полномочия и злоупотребляли властью.
Дедовщина – это не уставные отношения между солдатами разных годов призыва. Все солдаты делились на четыре категории. Я уже и забыл названия каждой категории, помню «молодой» и «дед». Были, какие-то прозвища для тех, кто служил уже вторую половину первого года, и кто служил уже первую половину второго года службы.
Перед присягой нам выдали всем парадную форму. Фуражка, пиджак с брюками, рубашка с галстуком, ботинки.
В армии в то время существовало несколько форм одежды. К сожалению, я их забыл. Наверное, форма одежды №0, это трусы и майка – спали так. Форма одежды №1 – это вроде бы в галифе, в сапогах и в майке, на зарядку утром выходили.
Была летняя форма одежды, пилотка, гимнастерка, застегнутая на все пуговицы и на крючок у горла. На воротник гимнастерки на шее с внутренней стороны должен был быть подшит подворотничок (полоска белой материи). Брюки должны быть со стрелками, стрелки делали расческой (волос то все равно ни у кого не было, наголо подстрижены). Сапоги кирзовые, с портянками. На брюках был брючный ремень. Сверху гимнастерки был кожаный ремень с латунной бляшкой со звездой. Ремень должен туго облегать талию солдата, чтобы сержант не мог два пальца просунуть, если два пальца запихнет под ремень, наряд вне очереди и ремень подтянуть. Курсанты в учебке носили вместо пилотки фуражку от парадной формы. Так же была суконная шинель у каждого солдата. Они обычно висели в казарме на общих вешалках.
Майка, трусы и портянки менялись каждую неделю после бани. Гимнастерки и брюки выдавались на пол года. Сапоги меняли раз в год. Шинель и парадную форму выдавали на два года.
Осенью приходил приказ министра обороны о переходе на зимнюю форму одежды. Шапка ушанка, теплое нательное белье (кальсоны и рубашка), теплые портянки.
Весной, соответственно, был приказ о переходе на летнюю форму одежды.
Одежда не по сезону и парадная форма хранилась в специальной кладовой, называлась, каптёрка. Заведовал каптёркой обычно старшина или прапорщик сверхсрочник (зав складом). Так же за каптеркой был закреплен еще и солдат (кладовщик), которого называли каптёр.
Всю одежду и обувь нас заставили пометить. Хлоркой в определенных местах был нанесен номер военного билета солдата. Кроме военного билета, у солдата на руках ни какого документа больше не было. У водителей автомобилей были еще водительские права. Военный билет всегда должен был быть с собой в левом нагрудном кармане гимнастерки.
Присягу принимали на плацу. Текст присяги мы выучили вместе с уставами. Присягу принимали одновременно все курсанты учебки. На трибуне присутствовало командование учебки. Все курсанты были в парадной форме, на груди висели автоматы. С каждого подразделения вызывался из строя один курсант, поворачивался лицом к строю, одной рукой держал автомат у груди, другой рукой держал лист с текстом присяги. Громко в слух зачитывал текст присяги. Потом вроде бы, но не точно, расписывался в каком-то листе. Командир командовал, встать в строй и вызывал из строя другого курсанта.
На плацу курсантов было примерно 600 человек. Присягу принимали (читали), одновременно человек 18, один человек от каждого взвода.
После присяги, парад.
У меня до сих пор вызывает улыбку это слово. Военные очень любят устраивать парады по любому поводу. Какая-то, я бы сказал, болезненная страсть у военачальников к подготовке и проведению парадов.
До службы в армии, я думал, что основная задача, это учится воевать. Каждый солдат должен уметь хорошо стрелять, знать теорию и практику ведения боевых действий. Но оказалось, что самое главное это изучение трудов Ленина, Маркса, Энгельса. Муштра. Беспрекословно выполнение команд старшего. Наряды на кухню и в караулы. Если командир сказал, что простыня черная, и хотя все видят, что она белая, но вынуждены согласиться с командиром, так точно, черная.
Еще некоторые офицеры говорили: «Где кончается Советская Власть, начинается Советская Армия». Хотя и советская власть не далеко ушла от военных, мнение первого секретаря было всегда единственно правильным.
Уже в учебке я понял, что служба в армии это не для меня. Не для моего характера. Если я видел, что это белое, а не черное, я тут же возражал и тут же получал взыскание.
Анекдот в тему:
Прапорщик перед строем объявляет задачу:
Сегодня пойдем грузить люминий
Молодой солдат в очках поправляет:
Товарищ прапорщик, не люминий, а алюминий.
Прапорщик:
Повторяю, сегодня пойдем грузить люминий, солдат Петров, пойдет грузить чугуний.
За каждым курсантом был закреплен автомат АКМ, его номер был записан в военный билет. Помимо автомата со штык - ножом и подсумком с двумя магазинами у каждого курсанта был еще выдан подсумок с противогазом. Все это хранилось под замком в специальной оружейной комнате. Автомат, с двумя пустыми магазинами, штык-нож к нему и подсумок с противогазом хранились в оружейной комнате. Патроны к автоматам хранились в больших железных ящиках с двумя ручками для переноски. Ключи от оружейной комнаты находились у дежурного по подразделению. В учебке в каждом подразделении на сутки назначался наряд из трех курсантов, один из них назначался дежурным и два курсанта дневальными.
Автоматы регулярно разбирали, чистили, смазывали, собирали. Проверяющие всегда проверяли состояние оружейной комнаты, порядок в ней. Проверяли насколько чистые автоматы. Белую тряпку в ствол автомата пихали и смотрели следы пороховой гари на тряпке. За грязное или без масла оружие сразу наряд в не очереди. А стреляли мы из автомата всего один раз в учебке, перед присягой.
Позднее, уже в части, я еще два раза стрелял из автомата. Всего получилось за службу выстрелить три раза. Первый раз в учебке, потом в части еще через пол года стреляли. В третий раз, тоже в части, я уже стрелял не из своего автомата, Что я молодой, что ли, потом каждый день нужно будет драить автомат, из него все лезет и лезет гарь пороха.
В учебке нас часто тренировали обращению с противогазами. Противогазы были подобраны по размерам. Размер противогаза так же был записан в военный билет. На подсумке противогаза была пришита фанерная бирка и на ней нанесен номер военного билета курсанта. Но самое неприятное, это кросс 3 км в противогазе и с автоматом. Готовили нас к забегу с полной выкладке на 20 км. Но из-за сильной жары, все-таки сжалились над нами и бежали всего один раз 10 км и только с автоматами и только часть дистанции в противогазах. Дышать не возможно.
Гоняли нас в учебке, как говориться и в «хвост и в гриву».
Утром разминочный круг бегом 800 метров, потом кросс 1 км или 3 км, чередовались. Потом перед обедом кросс, 800 метров. Самый неприятный кросс. Жара стояла на улице, +30 градусов. Разрешалось только ослабить ремень, расстегнуть крючок и верхнюю пуговицу на гимнастерке. После забега гимнастерки, да и брюки все мокрые от пота. Пить очень сильно хотелось и попить негде. В учебном здании умывальники были на ремонте, воды нигде не было. До летних умывальников далеко. Зато гимнастерки приходилось стирать в тазике каждую неделю, они моментально покрывались белыми пятнами соли. И через пару месяцев гимнастерки наши превратились из зеленых в песочные, почти белые.
Конечно, мы говорили командирам, что это же издевательство над нами, испытание жаждой. Командиры по-своему поняли наше замечание. Дали команду на время жары раздать курсантам фляги. Но тут новая засада. Флягу нужно всегда носить с собой сзади на ремне и чтобы она была по пробку наполнена водой, чтобы вода в ней не булькала. Отпил из фляги пару глотков, а сержант проверит, вода во фляге булькает, наряд в не очереди получи. Ну а если, что случится с курсантом, вроде и сам виноват, фляга с водой у него была.
В учебке все по уставу. Отдавать честь должен был даже курсант курсанту. Если идешь один, а на встречу идет сослуживец, то оба должны перейти на строевой шаг и отдать друг другу честь. Ну а уж сержантам, прапорщикам и офицерам то и подавно приходилось отдавать честь.
Кстати, в части, были уже другие порядки (не гласные), честь отдавали только офицерам начиная с майора. Ну, если капитан сделает замечание, типа, товарищ солдат вернитесь, пройдите, как положено по уставу и отдайте честь старшему по званию, то выполнишь его команду (от греха подальше).
Курьезный случай произошел с одним из курсантов. Турмаханов, такая была фамилия у курсанта, был из среднеазиатских республик, не помню уже из какой, может быть из Узбекистана. Подошла очередь их взводу нести службу в карауле. Поставили его на пост у штаба учебки. Стоит он у дверей, а в штабе работало несколько вольнонаемных женщин, ходили они в гражданской одежде. Женщины идут в штаб, а Турмаханов вытянется по стойке смирно и честь им отдает. Кто-то из сержантов заметил это и потом все начали над Турмахановым подсмеиваться. А он оправдывался, да я три месяца живых женщин не видел и не разобрался, машинально честь отдавал. Замуштровали солдата.
Интересный был персонаж Турмаханов. В следующий раз, он был поставлен на пост по охране складов. Время уже было вечернее. Но очередная комиссия проверяющих приехала. Зачем проверяющему понадобилось попасть в склад, я не помню, но они с прапорщиком, заведующим складом, направились к складам, а там Турмаханов. Он выполнил все команды по уставу и положил проверяющего вместе с завскладом на землю. Вызвал начальника караула. Случай дошел до руководства. Турмаханову объявили благодарность за добросовестное несение службы. На охраняемый объект часовой ни кого не мог пропустить без начальника караула.
В следующий раз Турмаханов попал в наряд на кухню. Поставили его мыть автоклавы из-под первого и каши. Автоклав – это огромный котел литров на 400 из нержавейки, с двойными стенками и между стенок проходит горячий водяной пар. Крышка автоклава закрывается плотно.
В зал, где стояли автоклавы, зашел повар, тоже солдат срочной службы. Слышит, откуда-то посвистывание раздается, понять не может, кто и где свистит. Потом все таки догадался, оказывается Турмаханов залез в автоклав вместе с сапогами и сидит в нем отскабливает прилипшие комочки каши. Разъяренный повар, вытащил его за шиворот из автоклава и чуть не избил Турмаханова, другие курсанты из наряда еле его оттащили от бедолаги. Турмаханова наказали, получил 3 наряда вне очереди. В следующие наряды по кухне, его допускали только до мытья посуды.
Как писал в первой части, я попал во взвод радиотелеграфистов. Но сначала мы, несколько человек, отобранных лейтенантом оборудовали класс для изучения азбуки Морзе, а также устанавливали учебные радиоприемники и радиостанций. Потом уже мы вместе со всеми изучали код Морзе.
Азбука Морзе это специальная таблица, в которой каждой букве, цифре, знаку препинания соответствует символ, состоящий из коротких и длинных сигналов, называемых точка и тире. Если длительность сигнала «Точка» принять за единицу, то длительность «тире» равна трем. Точка это как бы короткий звук "ТИ", тире это длинный звук "ТААА". Например, слово Саша будет звучать так ТИ (буква С) ТИ ТААА (буква А) ТААА ТААА ТААА ТААА (буква Ш) ТИ ТААА (буква А). Частота звукового сигнала "точек-тире" приблизительно 800-1000 Герц. Между Точками-Тире есть короткие промежутки, между словами промежутки более длинные. Знаменитое СОС звучит как: ТИ_ТИ_ТИ___ТААА_ТААА_ТААА___ТИ_ТИ_ТИ.
Для запоминания звучания символов из азбуки Морзе были придуманы специальные скороговорки, типа: «Идут связисты», «Дай Дай Закурить» и так далее.
Так же для сокращения фраз в армии применялись Щ-коды, это комбинации из трех букв начинающихся с буквы Щ. Забыл уже их почти все, помню, что «ЩЬЬ» – сменить радиста.
В армии, открытым текстом практически ни чего не передается. Радист принимает и передает кодированные сообщения, состоящие из групп по пять цифр. Сообщение радиограммы выглядит примерно так:
56237 85476 98523 32508 02875 36205 95687
И что там в этом коде зашифровано, только шифровальщик может разобрать.
Радисту главное правильно принять набор цифр, написав их на листок карандашом и отдать старшему.
Писали мы карандашами. Причем, карандаш нужно правильно держать, мышцы кисти и пальцев не должны быть напряжены, все должно быть расслабленно, иначе рука устанет, и человек не успеет записать принятые сигналы.
Особенно тяжело было заниматься после обеда. В классе жарко, в наушниках монотонно пищит морзянка, курсанты нет, нет, да и засыпают. Смотришь потом на свою писанину, что записал, а там, среди цифр появляются вертикальные линии, Заснул, и рука машинально карандашом линию вверх провела. Сержант, если сам не заснул, заметит, что народ уже клюет носом, остановит морзянку и на улицу, кросс разминочный. А потом снова, уже вспотевшие садимся за столы, надеваем наушники и продолжаем бесконечный прием.
Иногда, удавалось от занятий откосить. Лейтенант Устинов, наш командир, женился. Сам он был из Москвы. Свадьбу там праздновал, потом в военном городке, рядом с нашей учебкой и собирался еще отметить свадьбу на родине жены, у ее родителей в деревне неподалеку, километров за 30 от офицерского городка.
Он писал рапорт командиру учебки с просьбой выделить ему грузовик для хозяйственных нужд, обычно ГАЗ-66 и брал нас, двух – четырех курсантов с собой. Грязюка в деревне у тещи была знатная. Поросята, куры, сплошное месиво из черной земли сделали. На улице и во дворе. Вот наша задача и была немного благоустроить территорию. По дороге, по команде лейтенанта, мы все подбирали в грузовик, доски, палки бревна, гравий.
В тех местах строили автодорогу, вроде как на Минск. Много разного гравия и щебня было. Один раз кидаем лопатами в кузов гранитную крошку, вдруг подъезжает машина, женщина выходит из нее, вы что это тут делаете, куда крошку грузите. Лейтенант, шустрый мужичек, тут же нашелся. А нам вон ваш работник разрешил, у моста работают.
Километров 10 до этого места мы действительно проезжали строящийся мост и народ там копошился. Но, ни чего у них мы не спрашивали и даже не останавливались.
Иваныч, что ли разрешил? Спрашивает женщина. Да, Иваныч, отвечает лейтенант.
Ох, я ему сейчас задам. Вы только ни куда не уезжайте, сейчас разберемся. Сказала женщина, села в машину и уехала.
Лейтенант, говорит, все ребята, поехали, сматываемся. Я ему говорю, да давайте, еще хоть немного покидаем, пока она доедет до Иваныча, мало еще нагрузили крошки. Ну, давайте еще, кидаем. Согласился лейтенант. Еще минут пять покидали крошки и уехали. Найти нас, с какой части была машина, это не реально было. Огромное количество воинских частей в тех местах находилось. Машины все одинаковые, а солдаты вообще все на одно лицо.
Шикарно мы тогда у тещи все благоустроили. Гравием, а потом еще и гранитной крошкой все сверху засыпали. Установили в саду у них военную палатку на 50 человек. Лейтенант ее выпросил у какого то прапорщика зав складом, временно на неделю.
Ездили мы несколько раз к теще.
Теща с тестем нас кормили обедом очень вкусно. Тесть даже все норовил нас угостить самогонкой. Но лейтенант очень строго следил за этим и ругался на тестя. Все можно, только не спиртное. Хотя один раз мы успели грамм по 50 выпить. Только, что это за доза, тем более, что еще и сытный обед сверху, даже запаха не осталось.
Свадьбу лейтенант в деревне у тещи отгулял. Поехали мы снимать палатку. А местные старики все еще сидят в ней и самогонку попивают. Ребята, оставьте нам вашу палатку, уж больно хорошо в ней, тенёк. Лейтенант вспылил, сдавать мне нужно ее, и скомандовал нам, чтобы выносили столы и скамейки и собирали палатку. Еле избавились мы от стариков.
Одна из самых неприятных и удивительных по глупости работ в учебке была – это обновлять полы в казарме. Полы были из деревянного паркета, покрытые красным веществом, родамином, вроде бы называлось. Сверху пол натирали мастикой. Перед очередной проверкой нас заставили сдирать обломками стекол мастику и родамин до свежего дерева. А потом покрывали раствором родамина и свежей мастикой. Спать легли около трех часов ночи. Очень утомительная работа была. 200 человек на коленях скоблят деревянный пол. И эту процедуру за пол года службы делали не меньше двух раз. От второй, правда я откосил, был в наряде, но уж лучше в наряде, чем пол ночи скоблить пол.
Самодурства в армии хватало. Сержанты рассказывали, что прошлой осенью, перед проверкой заставили красить зеленой краской пожелтевшую траву на газонах. В наш призыв, только несколько человек покрасили бордюрные камни вдоль тротуаров чем-то белым.
Проверки очень часто были. То из Винницы, приедут из штаба армии, то аж из Москвы.
В одну из проверок было объявлено, о переходе на особое положение, забыл уже как оно называлось. Всем выдали автоматы, противогазы. И спать в эту ночь пришлось в одежде, автомат под подушку, можно снять ремень и сапоги и расстегнуть верхнюю пуговицу на гимнастерке и лежать поверх одеяла. Все ночь ждали «тревогу», почти не удалось поспать. Тревоги так и не было, но и не выспались.
Печальный случай произошел с одним курсантом. Фамилию уже забыл, может быть, Усанов. Мы с ним вместе были призваны с Архангельска, в одной команде прибыли и вместе попали в учебку радиотелеграфистами.
Усанов очень хотел служить. И служил со старанием. Как-то раз назначили нас в наряд по казарме. Он дежурный, я и еще один курсант – дневальные. Он что-то выдавал в оружейной комнате кому то из курсантов и вдруг упал и подняться не может. Отказали ноги. Еле его на табуретку усадили. Доложили командиру. Пришла машина, на носилках вынесли его и увезли в медсанбат. Потом сказали, что он отправлен в госпиталь военного округа во Львов. Примерно через месяц он зашел к нам попрощаться. Еле ходил с костылем. Сказал, что комиссовали.
Оказывается, у него было плоскостопие, но как он уговорил врачей допустить его до военной службы, я не помню. Его с таким заболеванием вообще не должны были в армию забирать. А у нас еще так сильно гоняли, сплошные нагрузки, кроссы. Так человек и стал инвалидом.
Кого винить, не знаю, наверное, все-таки врачи должны были забраковать его.
Еще один случай произошел с курсантом по фамилии Мюллер. Он был призван от куда то с севера, то ли из Сыктывкара, то ли из Воркуты. У него была закончена школа ДОСААФ по специальности радиотелеграфист. Нормативы в школе были ниже, чем в частях и его, как и еще несколько человек учили вместе с нами снова азбуке Морзе.
Забыл, как его звали по имени, Мюллер был очень упитанный, даже толстый. Сплошные кроссы и физ подготовка давались ему очень тяжело. Я, например, за всю службу ни разу не был уборщиком. Уборщики с утра не идут на зарядку, а в это время делают уборку в казарме. Когда подходила моя очередь быть уборщиком, я всегда предлагал Мюллеру сменяться, и он с радостью менялся со всеми, лишь бы не идти на зарядку и не бежать кроссы.
Мюллер спал на втором ярусе (кровати были двух ярусные). В одну ночь курсант, что спал на первом ярусе под Мюллером закричал, что его Мюллер обоссал. После этого случая Мюллер стал мочиться в кровать почти каждую ночь. Курсант с нижней койки даже с ним поменялся местами. Сержанты заставляли дневальных будить Мюллера каждые два часа и сопровождать в туалет, но ни чего не помогало. Почти каждую ночь он мочился в кровать.
Мюллера и в санчасть отправляли. Там у него ни чего не находили. Так и осталось неизвестно, то ли он заболел чем то, то ли закосил под больного. В конце концов его отчислили из учебки и отправили в часть. Больше мы ни чего о нем уже не узнали.
Курьезных случаев в учебке у нас было полно.
Как-то раз в ночь с воскресенья на понедельник, только заснули и вдруг поднимают нашу батарею по тревоге. Бегом к штабу. Прибежали, наша вторая батарея и еще третья батарея над нами жили, на третьем этаже. Примерно 400 человек. Несколько офицеров стоят. Майор говорит, что из офицерского городка пропали двое детей мальчик и девочка. Надо прочесать лес и найти детей. На Укpaине ночи очень темные, хоть глаз выколи, только светлячки блестят. Кто-то из солдат из строя спросил, сколько лет детям. Майор ответил, девочке 14 лет, мальчику 15, захихикали солдаты. Отставить смех, выдвигаемся к лесу, в цепочку по одному и ищем детей, скомандовал майор.
Пока мы бежали к лесу, я сержанту говорю, что ни в каком они не в лесу. Не далеко от части, и офицерского городка, рядом с лесом был летний бассейн. Там было помещение раздевалок и огорожен он забором. Давай сначала бассейн проверим. Не такие уж это и маленькие дети, чтобы по лесу ночью гулять. Побежали мы прямо к бассейну, двери закрыты, стучим, ни кто не отвечает. Перелезли через забор, нашли там потеряшек. Сержант говорит детям, пошли домой, нам из-за вас спать не дают. Паренек еще начал возникать, что он папе нажалуется, и папа нас накажет. Чуть не силой пришлось его под конвоем вести к папе-майору. А другие курсанты разбрелись по лесу, и пришлось еще целый час всех собирать, кричали, чтобы, курсанты на голос выходили.
Прошло полгода. Сдали мы экзамены, присвоили нам третий класс радиотелеграфистов. И распределили нас всех по разным частям. С одним пареньком из Архангельска, Виктором Танашевым, мы вместе прослужили уже полгода и были распределены в одну часть для дальнейшего прохождения службы. Забегая вперед скажу, что нас с ним и уволили в запас в один день, и до Вологды ехали мы вместе, на одном поезде.
Лейтенант оставил меня и еще двух солдат в учебке на неделю, до прихода нового призыва. Нужно было подготовить класс. Он уговаривал меня остаться сержантом в учебке. Один из двух сержантов нашего взвода увольнялся в запас. Но я не согласился, не мое это, уж больно издеваются над людьми в учебке. Надо молодых гонять, а это не в моем характере.
Вот так выглядел я в то время:
Опытные вояки наверное обратят внимание, на погонах нет букв СА. Да, вот так давно я служил. В части уже пришли нам новые погоды с буквами СА.
На этом вторая часть заканчивается.
Третья часть, о том как служил уже в части, оставшиеся полтора года, находится тут (с фотографиями сослуживцев):
Всем добра. Армии – мудрых командиров.