Я лежала на кухонном диванчике, накрыв голову гобеленовой подушкой в подсолнухах и хотела быть медвежонком.
- Медвежонком? – хмыкнул муж.
Я услышала в этом «хмы» резонный намёк, что гораздо больше мне подошло бы звание старой медведицы, но нет. Сегодня - только медвежонком! Беззаботно спать в тёплой берложке под боком у большой и тёплой мамочки, которая позаботится о тебе во всех отношениях. А ты можешь только и знать, что посапывать носом и видеть сны про зелёные поляны с земляникой. И в голове – ничего, кроме этой поляны и земляники.
А вместо всей этой милоты я пытаюсь протянуть ноги хотя бы на десять минут, чтобы выстроить очерёдность оставшихся на сегодня дел. Маленьких, даже никчёмных в масштабе исторических проблем нашего времени, но так необходимых в масштабе дома и прилегающей территории. А всё потому, что я и на самом деле медведица. Невыспавшаяся даже зимой, всем должная и обязанная.
Время медведей истекло. На улице серо и пыльно. Измученные мартовскими бесснежными морозами, вдоль дорожки торчат обмороженные носы тюльпанов. Лежит, как подкошенная, цинерария. В прошлом году выжила под снежным одеялком, а теперь… Деревья, потерявшие в последнем ледяном апокалипсисе некоторые части тела, ёжатся и грустят по теплу.
Странный, тяжёлый, холодный март. А люди? Тюльпаны зацветут, деревья вырастят новые руки, а как выжить людям?
***
Если этот рассвет безнадёжен и хмур,
если день, как пристало ему, не начнётся
и в холодные трубы ночной дымокур
продолжает трубить темноту и уродство,
если даже у птиц заколочены рты
безысходной тоской и безвременьем, если
вместо жёлтых цветов вырастают кресты,
от молитвы никто никогда не воскресли,
что мне делать, всемилостный Отче, скажи!
Между смертных грехов мой смешон и ничтожен,
и толпятся года у известной межи,
за которой сначала начать невозможно…
Но устало молчал опечаленный Бог,
знал, бессмертна печаль, ведь печаль бестелесна,
он и сам от людской нелюбви занемог,
но ответил как мог, подкупающе честно:
- Коротка благодать, а недоля длинна,
но сложением сил, и земных, и небесных,
у зимы под полой созревает весна,
и в само́й тишине зарождаются песни.
