Леший проснулся от боли в ухе, стряхнул с себя лесную подстилку и свирепо осмотрелся. Рядом никого не было. Где-то справа трещали кусты, пропуская крупного зверя.
– Меня будить? – пророкотал леший. Поднялся и уже почти припустил в погоню, чтобы пообломать рога неаккуратному лосю или медведю, но тут в него врезался заяц. Леший схватил косого за уши и поднял над землёй.
– Ты чего, дурень, ослеп? – грозно спросил леший.
– Сам ты дурень! – пытаясь вырваться, проверещал заяц. – Пусти, пень трухлявый, некогда мне с тобой тут! Пусти, говорю, пока я тебя в опилки не изгрыз.
Леший удивлённо цокнул. А ушастый извернулся и попытался цапнуть узловатую руку. Такого лютого зайца леший видел в первый раз. Глаза красные, морда злющая, лапами сучит, верещит, слюной во все стороны брызжет.
– И чего у тебя за дела?
– Важные дела! Сыроежка ты ядовитая! Волка на ремни пускать иду!
– Волка?
– Волка!
– На ремни?
– На ремни!
– Ну иди.
Леший разжал пальцы. Заяц брякнулся на землю, подскочил и опрометью бросился в гущу леса. Бешеный что ли? Леший решил, что волка нужно бы предупредить. Хозяину леса найти зверя в своих владениях – задача плёвая, чует он их. Пока шёл к волку, заметил леший, что не ладно в лесу. Повсюду звуки странные: вой, гогот, стоны. Неужто заяц таких дел натворил? А потом нашёл волка. И медведя за одно.
Серый и косолапый кружились в поединке. Волк поджимал заднюю левую лапу, медведь припадал на правую переднюю. Волк прыгнул, вцепился медведю в плечо. Косолапый отмахнулся, и серая тушка, отлетев, гулко ударила в сухой еловый ствол. Леший гикнул, осаживая разъярённого зверя. Но медведь гиканье проигнорировал, намереваясь добить поверженного врага. Пришлось хватать его за глотку и бить морду. С третьего удара дурь из бурого вышла, он заскулил и сел на мохнатую задницу.
– Чего вы устроили тут?
– А чего он? – плачущим рёвом ответил медведь. – Ну съел я его лося пятого дня, ну и что? А как всей стаей у меня добычу отнимать? Так можно, что ли, было?
– Так это ж, как его? Круг жизни, Миша, – леший озадаченно почесал ветвистую голову. – Вы ж так от века живёте, чего теперь глотки друг другу рвать?
– Накатило что-то, – пожал плечами медведь. – Прости, хозяин, за оказию.
– У морды! Сиди теперь, охраняй этого, – леший ткнул пальцем в тушку волка. – А то на зайца тоже накатило. Жрёте что попало, а потом лес на ушах стоит.
– А ты?
– А меня зовёт кто-то.
Кто-то действительно звал. Леший слышал далёкий болезненный стон. Страдальцем оказалась лиса. Она валялась метрах в двадцати от места стычки в лесной подстилке без сил и стонала.
– Ты чего, Патрикевна? Зайцы подрали?
– Нет, – лиса слабо шевельнулась. – Горю я, хозяин.
Леший подошёл ближе, осмотрел зверя, понюхал воздух.
– Нет, не горишь. Ран вроде нет. Простудилась?
– Если бы. Изнутри жрёт-пожрёт меня огонь злой.
– Ела чего?
– Как обычно всё, – вяло отмахнулась хвостом лиса. – Ну, может, колобков ещё.
– Кого?
– Колобков. Круглый хлеб такой. Хитрющие гады. Песни поют, а в рот не даются. Ну да я хитрее.
– И сколько ты их съела?
– Четыре, – созналась лиса и вдруг застонала, – уйди, уйди, проклятый!
– Ты чего, кума? – удивился леший.
– Да? Чего ты? Хочешь, песенку спою? – пискляво спросил кто-то третий.
Леший опустил глаза, у его ноги примостился грязный хлебный колобок с кулак размером.
– Ну, спой, – разрешил хозяин леса.
– Я колобок, колобок,
По амбару метён,
По сусечкам скребён,
На сметане мешён,
В печку сажён,
На окошке стужён.
Я от дедушки ушёл,
Я от бабушки ушёл,
Заяйц меня пнул,
Волк меня куснул,
Медведь меня царапал,
И тебе, лешак, меня не сцапать.
Леший хмыкнул. Мгновенно сцапал наглый хлеб и тщательно обнюхал. Колобок пах грибами, получается, дело дрянь.
– Ну веди к бабушке с дедушкой, – приказал леший.
– А ты меня есть не будешь, что ли? – удивился колобок.
– А я праноед, энергией солнца питаюсь, – отрезал леший, бросил хлеб на землю и приказал: – Веди.
Ещё за десяток метров от избы послышалась ругань и гулкие удары. Леший надбавил шагу и без раздумий ворвался в сени. На лавку сбоку взвизгнула и начала креститься старуха. Кроме неё в сенях не было никого. Дверь в горницу была заперта на засов и забаррикадирована столом с сепаратором. Периодически её сотрясали сильные удары, а из горницы слышалась отборная брань.
– Тихо! – приказал леший. – Твоя работа? — он указал бабке на колобок.
– Моя, – созналась бабка. – Старый дурак мой заладил: испеки да испеки. А я что? Мы ж с ним тридцать лет и три года вместе. Жалко, плохой совсем стал уже.
Леший с сомнением покосился на вздрагивающую дверь. Сил у плохого совсем старика было преизрядно.
– Дальше что?
– А что дальше, батюшка? – старуха ещё раз перекрестилась. – Пошла скрести-мести, набрала по сусекам муки да испекла колобок. Только пока он на окне остывал, попятили его. Старый мой в тоску впал. Пуще прежнего жалко стало его, ну и пошла я до соседей. У кого горсть муки выпросила, у кого полгорсти. А тут барские дети услышали, с окраины барского поля насобирали, да и одарили меня, старую, цельным фунтом зерна.
– А зерно-то рогатое было…
– Ну не всё же, – возмутилась бабка. – Часть то десятая – чистое золото. Перемолола я на ручной мельнице его, да и напекла колобков. Много напекла – осемь штук аж! Стали студить да приглядывать, чтобы вдругорядь их не попятили. И всё ж не углядели. Три токма осталось. Но старый мой и тому рад, слопал всё за раз. А теперь ить взбесился, – бабка сокрушённо вздохнула, а потом вдруг закричала зло в дверь горницы. – Цыть, дурень старый! По твою душу вона, чёрт лесной, пожаловали.
Старик ответил новым потоком брани и стал ломиться в дверь энергичнее. Леший хмыкнул. Прихлопнул ногой колобка. Одной рукой смахнул бабкины баррикады, другой подхватил вывалившегося в сени деда. Дунул ему в лицо, и сморил старика сон.
– Так, старая, дурня своего два дня не трожь. Как проспится, полегчает ему. К рассвету натащит вам зверьё зерна по сусекам да амбарам. Но ежели ещё раз вздумаете мне в лес колобков спорыньёй травленных выпускать, я вас кабанам скормлю, избу по брёвнам раскатаю, и будут тут сосны расти.
Побледнела старуха. Перекрестилась. И закивала меленько, гостя страшного умасливая да словами добрыми называя. Плюнул леший и во владения свои убрался.
Созвал на поляне всё зверьё, от мала до велика и суровый наказ дал: более колобков не есть. Мышам лесным и белкам велел зерна старикам натащить на зиму. А зверей хворых да в ярость впавших, велел водой целебной отпаивать. Справив дела, ушёл в гущу леса. Взбил подстилку лесную по удобнее и спать наладился. Только рявкнул напоследок:
– Кто разбудит, тому рога пообломаю!
Автор: Сергей Макаров
Больше рассказов в группе БОЛЬШОЙ ПРОИГРЫВАТЕЛЬ