В творческой мастерской архитектора Леонида Левина в 1960-е проходили обсуждения проектов с участием Петра Машерова. Здесь создавался мемориальный комплекс «Хатынь». Корреспондент агентства «Минск-Новости» поговорила с дочерью мастера архитектором Галиной Левиной не только об этом месте памяти и скорби. В беседе переплетаются прошлое и настоящее, слова и звуки (да-да, мастерская постоянно напоминала о себе), архитектура и поэзия.
Поймать звук
— В мастерской отца сохранили все созданное им. В нашей семейной истории важны преемственность в творчестве, отношения родителей и детей. Профессия архитектора не эгоцентрична. Сейчас хочется быстро получить результат, но в архитектуре это невозможно по техническим и технологическим причинам. Поэтому терпение, испытание временем — очень хорошее качество. Выдержишь или нет?.. — начинает разговор дочь Леонида Менделевича.
Пол в мастерской деревянный. Немного, будто в такт, поскрипывает. Периодически доносятся другие звуки: приглушенный гул метро, шуршание колес и визг тормозов, воркование голубей. На входе в творческое пространство меня встретил рояль. Подхожу поближе, прикасаюсь к его лакированному корпусу.
— Вы играете? — спрашиваю.
— Училась в музыкальной школе. Рояль старый, еще из папиной семьи. Пока живет у нас… Можем сыграть в четыре руки, — предлагает Галина Леонидовна.
— А я не умею. Не музыкант.
Пальцы Галины коснулись пожелтевших клавиш, и на несколько секунд мастерская наполнилась глубокими и немного грустными звуками.
— Все еще помнится… Октаву берет рука… — звучат тонкие ноты, а на лице собеседницы легкая улыбка. — Рояль расстроенный, но с историей. По маминой линии все профессионально играли, а по папиной — женщины-самоучки. Его сестры играли, а он — нет.
— Мастерской более 50 лет. У каждого города, дома, места есть свои характерные черты. С чем она у вас ассоциируется?
— Я ее воспринимаю через запах. Утром, когда открываешь двери, мастерская окутывает ароматом дерева. Она все в себя впитала. Здесь — история, вся Беларусь. Ценю это место, оно жило преданностью искусству и культуре.
Шаг — и снова слышится скрип деревянных половиц.
— И звуков тоже очень много! Метро, проезжающие машины, голоса — они особенно интересны. Звуки города, — говорит Г. Левина.
Костюм для Ангела
На втором этаже я увидела графику — работы, показанные на персональной выставке Г. Левиной «Город, написанный шагами. Обратная перспектива» в 2019 году в музее «Пространство Хаима Сутина». Всматриваюсь в каждый набросок. Что любопытно: архитектурные проекты Г. Левиной тяжелые, масштабные, а вот в линиях легкость и утонченность!
— Я очень люблю окна, арки, резные аутентичные наличники. А у вас есть любимые архитектурные элементы?
— Мне нравятся взаимоотношение элементов, диалог окон, дверей, арок… — задумываясь на миг, отвечает собеседница и показывает эскизы, сделанные во время путешествий по Европе и белорусским городам. Раньше в поездки всегда брала тушь и перо, сейчас — только черную гелевую ручку.
На стене замечаю афишу спектакля о Марке Шагале «Полеты с Ангелом» по пьесе Зиновия Сагалова.
— Отец занимался сценографией этой постановки, — поясняет Галина. — А я в 2000 году рисовала эскизы костюмов для театра белорусской драматургии к спектаклю Валерия Анисенко. Но шили их в Русском театре. На мою просьбу сделать френч Луначарского никаких вопросов никто из швейного цеха не задал! Для меня это был высший уровень профессионализма.
Хрупкость судеб
Поднимаемся по деревянной лестнице на второй этаж. На стенах — графика Галины, мы еще вернемся к ней. А сейчас рассматриваем стенды с проектами.
— Когда создаем объект, окунаемся в историю. Поэтому каждая работа — создание новой жизни и возможность получить знания, — поясняет Галина.
— Какой проект оказался для вас самым сложным, показал свой характер?
— Характер есть в каждом. Непростой, начатый еще моим отцом, — «Благовщина» в Тростенце. Сложность в теме и работе с историческими документами.
В мемориализации военной истории много деталей. Архитекторы видят в этом образы, которые помогают найти художественное решение. Многие монументальные проекты показывают хрупкость человека. И если мы можем рассказать о ней с помощью архитектуры, художественным языком, то должны это делать. Своего рода это исторический рассказ. Можно говорить о войне, используя только факты, но в каждом есть драматизм и даже литература — прописанный сюжет судеб людей.
— Ваш профессиональный путь связан с историей, исторической памятью. Над чем вам хотелось бы поработать еще?
— Работать с историей — значит путешествовать и искать взаимосвязь с современностью. Я попробовала бы себя в скульптуре. Думаю, рано или поздно это произойдет. Волнительно, конечно. Но это большое счастье, когда создаешь что-то для себя.
Открыться миру
— У вас изданы несколько поэтических сборников, оформленных авторской графикой. Думаю, ваша поэзия — импрессионизм в литературе…
— Фиксируются наблюдения, состояния. Не всегда увиденное дает сложиться словам в нужном порядке и звучать поэтически. Любовь к литературе привили родители, а учительница русского языка и литературы дала возможность развиваться, не теряя самобытности, — отмечает Галина Леонидовна.
Рассматриваю стеллаж. На полке — модель из шамота скульптора Эльзы Поллок. Серый, шершавый образ лежащего худощавого человека — отсылка к мемориалу «Яма», памятнику жертвам Холокоста, в создании которого собеседница принимала участие.
В ряд выставлено несколько колокольчиков — Л. Левин коллекционировал их. На одном — портрет Моцарта, на другом — белорусская деревенька, на третьем — два танцующих мышонка…
— Ваш отец коллекционировал звуки.
— Да. В этой мастерской все с историей. Я провожу здесь встречи для школьников. Рассказываю о процессе создания архитектурных объектов, показываю презентации, делюсь знаниями. Почему работы отца трогают? Он не побоялся открыть миру личную историю. Когда человек не боится открыть себя, это как раз и делает искусство великим.
Фото Марии Журавель
