(первая редактура)
Начало здесь
Василий Леонидович стоял на балконе и курил «Приму». Он невидяще смотрел на проезжающие внизу машины и думал о Павле. Далеко, пожалуй, пойдёт сын. Гораздо дальше, чем в своё время мечталось ему самому. Он, Василий Обельдыкин, в двадцать четыре только-только учился жить. Раньше как-то незачем было утруждаться: все проблемы решались без его участия. Отец – партийный работник, мать – заведующая в продмаге. О том, что таких, как он, зовут «маменькиными сынками», узнал ещё в школе. Ну и что? Ему нравилось. От зависти всё это! Вот каким было его мнение.
Жену подобрали – вернее, мать подобрала – с учётом внешних данных и других характеристик: морально-нравственных, физических, слегка – материальных, но главное – угодливо-исполнительских. Жена должна была заменить естественное отсутствие материнской заботы в будущем и привнести дополнительные удовольствия в настоящем. Но случилось непредвиденное, – всегда непредвиденное! – под новый год неожиданно умер отец. Василий тогда «приятно работал» диск-жокеем в местном клубе. Марина, «удобная жена», сидела дома и воспитывала детей: девочку Вику и мальчика Пашу. Она ждала третьего, точнее, третью, как потом оказалось. Веру.
Через месяц после похорон отца сократили на службе мать. Вскрылись какие-то махинации. Василий продолжал «приятно работать», мать устроиться больше не смогла – не брали. Жена родила третьего ребёнка, денег стало не хватать. Все повисли на его ненадёжной шее. Пришлось поднапрячься. Это было неприятно, к тому же, неприбыльно. Василий Леонидович начал уставать. Он не привык так… функционировать: заводское производство не музыкальный клуб, там сила нужна физическая. Его стали увольнять на году три раза. В раздражении приказал трудоустроиться жене. Та робко возразила: «Я на третьем месяце, Васенька». И он взорвался.
– Я не лошадь тебе ломовая! Плодишься, как кошка! Что, уследить не могла?! На аборт и – хватит! Мать старая, денег нет.
Марина послушно отправилась к врачу, но вернулась быстро и ни с чем: уже поздно. Василий Леонидович схватился за голову. Родилась Лидуха, болезненная и крикливая. Ему исполнилось двадцать шесть. Он сменил пять мест работы, соседи прозвали его Абалдыкиным, и он почти опустил руки. Но детей своих, как ни странно, Василий Леонидович любил. Вероятно, за то, что не будь их, давно бы уже не было и его: слаб он по натуре, по прошествии стольких лет хоть себе-то признаться! Поэтому болью отдавалось во всём его организме полное отдаление выросших чад. Пожалуй, Павла он любил больше других: пацан, наследник. А вот тот его не жаловал – ни в детстве, ни сейчас. Царьком стал! Всё фамилия устраивала, и на тебе – в двадцать девять надумал сменить. Знает ли – на чью?
Василий Леонидович давно уже выкурил сигарету. Машины по-прежнему сновали по узкой дороге, сигналили и тормозили, сжигая резину. Проводив взглядом бордовую иномарку, Василий Леонидович подумал: «У сына «Жигули» и «Ауди», а мать на дачу на электричке ездит. Да! Наверно, есть за что. Понять бы! Да теперь уж некогда».
На днях он получил заключение врача: участившиеся и всё усиливающиеся головные боли есть не что иное, как опухоль мозга.
*
Вера жевала сухарики и смотрела «Плохую компанию». Фильм показался странным: не скучным, но каким-то занудно-жестоким. Причём, жестокость была не субъективной (применительно к героям), а – рабочей, по долгу службы, так сказать. Как будто в Штатах работа такая есть – убивать. Но всё равно понравилось. И, кажется, даже тем, что так легко и бездумно всех укокошили. Ну, не совсем бездумно, конечно, и не слишком-то легко, но… Впечатляюще. Девочка вот молодец – при деньгах и честная осталась! Судью, естес-сно, жалко: что поделать – се ля ви! Вера смяла пакетики и слезла с дивана.
– И правда, чёйт я? Кино-то уже кончилось! – пошутила с собой. И мрачновато добавила: – Пора убивать.
Мужик с лысиной неотступно преследовал её воображение вот уже две недели. Жутко хотелось, чтобы он исчез. Навсегда. Вчера перед сном Вера приняла решение: найти его... или похожего, и… А что, рассуждала она, в жизни надо всё попробовать. И кто виноват, если хочется ужасного? Может, у неё прирождённая тяга к убийствам? Как болезнь. Иные болезни лечат тем, что вводят возбудитель, ну, или что-то в этом роде.
Потом ей пришло в голову, что возможно, надо с кем-нибудь поделиться своим ненормальным желанием, даже сходить в клинику. Живо представилась картина «изгоняния бесов» из одержимой, то есть из неё. Вера содрогнулась и изгнала из себя саму мысль о психиатрах. Взамен этого она попыталась понять, откуда к ней подкралось столь дикое стремление. Она же не дура, сознаёт, что это – дикость. Убивать. В деталях видеть весь процесс! Брр, конечно! Тем не менее, в ней зрело желание – неуёмное, бешеное. Вера заснула, неуверенно оправдывая свою неожиданную кровожадность.
Утро не принесло облегчения. «Плохая компания» и впрямь оказалась никудышней: неотвязная мысль ещё более укрепилась в смятенном мозгу. Вера сходила в душ. Долго стояла под горячей водой. Резко перекрыла её. И едва смогла выдохнуть от ледяной, обрушившейся на голову, плечи, спину. Хотелось убивать. Страшно, непереносимо… Она выскочила из ванной, голая пробежала на кухню. С грохотом выдвинула ящик стола, лихорадочно зашарила в нём цепенеющими пальцами, изо всех сил избегая прикасаться к наборной ручке острого, для мяса, ножа. Но не тот, так этот! Под руки попался туповатый, с отбитой рукояткой, хлебный нож. Вера с ужасом всмотрелась в его закруглённое на конце лезвие, представив, как, должно быть, тяжело ему будет входить в человеческое тело.
– Гос-споди… О Господи!
Она разжала руку, нож со стуком упал на пол. Рядом с ногами. В натёкшую с её мокрого тела лужу. Била дрожь.
– Надо одеться. С ума сошла. У меня крыша съехала! – прокричала она в потолок.
Торопливо прошла в комнату, накинула халат на необсохшее тело. Отжала волосы. Взяла расчёску. Подошла к зеркалу и увидела себя со стороны. Посиневшая кожа, воспалённые глаза, беспокойно бегающий взгляд. Она прячет глаза сама от себя! Идиотство. Бояться смотреть в глаза самой себе! Не выдерживать собственного взгляда. Мыслимо ли это? Что происходит? Откуда всё?!
– Ты! Откуда ты взялась, сволочь?!
У зеркальной сволочи затряслись губы. Вера отшвырнула расчёску и бросилась на кровать.
– А-а-а!!!
На протяжении двух часов она остервенело и почти бессознательно избивала постель. Вконец обессилев, сползла на пол, совершенно не ощутив ледяного прикосновения линолеума. Постепенно успокаиваясь, приходила в чувство. По комнате всё ещё воздушно плавали пушинки: подушки как таковые больше не существовали. Вера измученно подумала, что хорошо бы и мужик, все мужики, с лысинами, больше… не существовали. Она не заметила, как уснула. Прямо на полу.
Очнулась от телефонного звонка. Поднялась. Машинально накинула халат и пошла к входной двери. Пошатывало. «Как после хорошей попойки», – подумала равнодушно и поняла, что звонит телефон. Вернулась в комнату, сняла трубу с базы. Определитель высветил номер. Незнакомый. «К чёрту», – решила, и бросила трубку на кровать. Пусть звонит. Надоест – перестанет.
Сходила на кухню. Раскрыла холодильник, долго вглядывалась в тёмное нутро, наконец, достала банку недоеденной тушёнки и два яйца. Яйца на сковороду, мясо туда же, пусть жарится. Прислушалась. Телефон смолк. Вот и хорошо. Шипение жира успокаивало, даже какой-то уют в квартире создавало. Вера только откинулась на спинку стула, как снова раздался звонок.
– Да пропади ты! – чертыхнулась вслух, но встала и пошла в комнату: – Да!
В трубке что-то булькнуло.
– Ну? – грубо рявкнула Вера.
– Стас умер, – раздалось в ответ. Голос был глухой, задушенный слезами.
– Какой Стас? Вы куда звоните?
– Я – Лена. Жена.
– Как-кая Лена? Вы... ошиблись, – выдавила, лихорадочно нащупывая кнопку сброса.
Не может быть. Лена. Жена Стаса. Стас умер. Откуда она знает про них?! Где взяла её номер? Стас умер. У него в телефоне?.. Они виделись три дня назад, он подарил ей кулон из серебра. Из марказитного серебра. Вера ещё переспросила: «Из какого?» А он засмеялся и пояснил: «Из капельного». Стас умер. А кулон в шкатулке. Она знает про них… Ещё ни разу не надела. Цепочки нет. Откуда она знает про неё?! Потому что он обещал ещё и цепочку подходящую. Её номер… – теперь что, самой покупать?.. – в его телефоне. Стас умер. Стас умер. Стас. Умер. Ста-а-ас!
Вера плюхнулась на диван. Отбросила телефон подальше. Только бы не зазвонил снова. Она совершила ошибку, скинув звонок? У неё был только сотовый Стаса, домашний она не знала. Как выяснить, не злая ли это шутка? Что вообще делают в таких случаях?! И как поступить ей?
Продолжение следует...