Целый год с хвостиком беззаботной жизни, с редкими командировками по городам России, всегда по собственному желанию, всё остальное время я был предоставлен самому себе и Лене, и ни о чём я не жалел.
Я был доволен всем происходящим.
Я мог просто ничего не делать, чем и занимался.
Мог просто смотреть, как Лена рисовала, и любоваться. Она рисовала столько, сколько я её знал.
Мы с рисованием с ней были неразлучны, и всё, что у неё получается, получается прекрасным и получается всегда.
Будь то миниатюры на кулонах, наброски, акварели, картины на холстах и в рамах копии, да даже просто матрёшки.
И даже в этой простоте у неё не так уж много равных. Они особенные у неё.
Матрёшек существует столько же, наверное, как тех, кто их рисует, а может, даже меньше. И каждому они дают возможность заработать на себе.
От токаря до лакировщика, и от одного художника до вереницы продавцов — все умещаются в одной матрёшке, труд каждого есть в ней.
Мне позже доводилось жить недолго на их родине, в нашей стране, там, в Подмосковье, люди в 90-х городами выживали на матрёшках.
Лена рисовала первые, мастер-модели, придумывала сюжеты, которые потом копировали другие художники, как могли. Так появились матрёшки по сюжетам Казимира Малевича, Густава Климта, Сальвадора Дали, Марка Шагала.
Осознав однажды разницу между стоимостью её работы и оплатой за неё, я взял с собой Малевича с Шагалом, и мы поехали с ними к Спасу на канале Грибоедова, в сердце городского интуризма, укрытое в матрёшках прямо за храмом на Крови.
Я ходил со своими оригиналами по рядам с их копиями, продавцы чувствовали разницу, но ничего не решали, через них хозяйкам точек стало очевидно.
Чтоб им долго не объяснять, я говорил, что сам нарисовал.
Одна из хозяек торговой площадки пригласила меня посидеть с ней в её дорогой машине.
— Не, ну я такого не видела, конечно. Вы прекрасный художник, хотя на него не выглядите. Мне это нравится. Я хочу вам помочь.
А потом она сказала так:
— Я могу выставить на продажу всё, что ты привезёшь, условие одно: моя наценка +200%. Согласен — привози!
— А деньги, тётенька?! — хотел добавить я.
Сказал так:
— А оплата?
— После продажи.
Я застегнулся, молча собрался и вышел из её машины.
Уйти не мог, перед Малевичем с Шагалом было неудобно.
И я нашёл, где сразу и достойно, и за деньги.
И Ленины матрёшки встали в первых рядах, затем в частных коллекциях стояли, а я всё лето новых привозил.
Мы лето прожили за счёт Дали, Шагала, Климта и Мухи. (За счёт моих ювелиров тоже.)
Для меня одни эти имена звучали музыкой, до нашей с Леной встречи я никаких художников не знал, доступный мне мир искусств записан был на магнитных кассетах.
Я в Русском музее и Эрмитаже-то был только школьником по принуждению и больше «ни за что» не был, потом с Леной ходил много раз.
Есть у меня любимая картина в Русском музее.
Она совсем небольшая, издали смотрится как простой пейзаж, пастушок прилёг в траве, вокруг стадо разбрелось по лугу.
К ней подойти и рассмотреть поближе нужно.
Я перед ней сразу застыл вблизи на месте.
Сначала замечаешь след от самолёта в небе, потом неестественно лежит мальчишка, и чуть ближе — кровь.
Это картина Пластова «Фашист пролетел», написанная в 1942 году.
Картина с историей о том, что и она повлияла на открытие Второго фронта во время Великой Отечественной.
Сталин придумал ей своё название и повесил в комнате отдыха для Рузвельта и Черчилля во время Тегеранской конференции.
В курилке вешал, я так думаю.) (Художник назвал её «Немец пролетел», Сталин исправил.)
Всё это я прочитал потом, сначала я её увидел и замер перед ней и долго так стоял и слёзы свои сдерживал.
Вот так, прямо на живых примерах и оригиналах, вводила меня Лена в мир живописи.
Я там осматривался и начинал ориентироваться в залах музеев.
В тот год я пытался, помимо прочего, вернуть себе руку после операции. Потихоньку получалось.
Когда я смог пальцами вырвать верхнюю фольгу из открытой пачки сигарет, я понял, что на пути к успеху.
Путь был долгим. Это было через полгода после травмы, а ещё через полгода я ею ничего не чувствовал, но мог всё делать.
И я сделал своё первое украшение из медных проводов и разноцветных камней. Вернее, сразу два.
Перед этим я посмотрел, как выглядят работы у мастеров в интернете, попробовал сделать похоже, у меня ничего не получилось, и я всё сделал по-своему.
Через неделю оба продались. Я стал придумывать новые украшения и каждому давал своё имя и вкладывал в них свою душу, они находили себе хозяек и быстро уходили к ним по почте или на выставках.
Через пару месяцев нам с Леной пришло приглашение на участие в выставке.
Довольно престижной в то время и существующей до сих пор, но уже не в тех масштабах. Это был «Мир камня» в «Юбилейном».
Нашу «Мастерскую Юдифь», как мы с Леной назвались по Климту, нас включили в состав «Молодых художников» или как-то так и дали целый бокс почти даром.
Бокс — это 3х2 метра с белыми стенами, столом и светом, на 4 выставочных дня! Раскладывай и освещай!!!)
До этого я в «Юбилейный» лишь на концерты приходил, там по-другому было.
Особо запомнились кулачные бои на ножах с панками во время концертов «Алисы», когда Кинчев решил без «ментов» в зале обойтись, а «скорые» потом подъезжать не успевали.
И концерт раз 10 останавливать пришлось, чтобы тела мальчишьи вынести и всех успокоить как-то, сам он сидел на краю сцены с поникшей головой.
В этот раз всё было иначе, мы стояли на льду арены.
Лёд был спрятан под фанеру и укрыт ковровым покрытием, но холодил по ногам, досочки продавцам давали, чтобы ноги ставить на них.
Я не знал, чего ждать от выставки. Готовились заранее, было сделано много украшений, но на продажи я не рассчитывал, сказал так: «Пару раз хоть похвалят, и хорошо, для меня и этого слишком много будет».
Похвалили, купили почти всё. Необычными мои украшения оказались во всех отношениях.
Было немало посетителей, друзей среди них много пришло, многие прямо там стали друзьями.
Так как места было достаточно, мы с Леной придумали экспозицию, притягивающую внимание простотой подачи.
На стены мы повесили рамы с бархатными подушками вместо холстов.
На подушках прикалывались (и так, и так!) мои украшения, оттеняя своей аутентичностью академическую живопись Лены на камнях-кулонах.
Начиная с этой первой выставки и всегда потом, мои украшения пользовались интересом на выставках, в интернете — наоборот.
И вот что ещё, поклонники Лениного таланта очень скептически относились к тому, что делал я, за редким исключением.
Одним из них стал Александр Городницкий.
Да-да, тот самый, поэт, объездивший весь мир по многу раз, увидел и сказал: «Я такого нигде не видел!»
И он купил у меня кулон с аммонитом для своей спутницы, а мне подарил книгу своих стихов.
На титульном листе написано его рукой: «Алексею, художнику (!), от...». Художнику!!!! Мне!!!
Этот автограф для меня ценнее любых «корочек» Союзов всех художников России.
Я после этой встречи взял коньяк и ушёл на набережную смотреть на корабли и книжку с собой его взял со стихами, а украшения оставил на столе под присмотром соседки.
Они и без меня хорошо продавались.
Первая выставка окрылила тогда успехом. И нас тут же пригласили через месяц участвовать в «Хобби 21 века» в Манеже.
Выставка приходилась на начало июня и обещала быть ярким событием, участники съезжались со всей страны.
Нам было удобнее всех, с Васильевского рядом совсем добираться.)
Я отдал за участие в ней почти всё, что заработал на предыдущей, и мы уехали делать следующие украшения домой.
Июнь. Июнь для выставки в городе не лучший месяц, я тогда этого не знал.
Все остальные догадывались, но всё равно приехали с различных городов.
Среди прочих я узнал одну девушку с украшениями, узнал по её мастер-классам, которые смотрел за полгода до этого в интернете.
Она была прекрасным мастером wine-wrap, искусства проволокоплетения, как позже я его назвал в одном из своих интервью, и мне этот термин больше нравится!
Я познакомился с ней, пожелал удачи и ушёл к себе за столик ждать.
Ждали все, все вместе ждали покупателей все 4 дня.
А их не пришло, ведь было лето, все были за городом, на дачах. Погода была солнечной до духоты, в распахнутые настежь двери Манежа залетал лишь знойный воздух и изредка немногие люди скорее заходили просто в тень Манежа, гуляя вдоль собора и Петра.
После той выставки я сам планировал, не заезжая никуда, сразу на дачу.
И так я с ней 4 дня из лета пропускал. «Но не везти же всё с собой свои украшения из меди и камней?!», — подумал я.
К тому же искупаться хотел по дороге, ну не с камнями же.)
И на одну из выставочных стоек с кулонами я нарисовал табличку от руки: «Распродажа! Всё по 300!!!» (А цены у меня тогда были рублей 300–500 за кулон, ну потому что давно это было)).
И за четыре дня я продал почти всё немногочисленным посетителям выставки, периодически пополняя распродажную стойку кулонами со стола.
А дальше всё происходило как-то так: Проходят мимо туристы в паре, жена скользит по украшениям взглядом, немного задерживается на мне и идёт дальше.
Нет, не идёт она никуда, муж видит табличку «Всё по 300!!!»!!!)
— Постой, дорогая! Как тебе эти очаровательные штучки?!
— Ой, ну я не знаю.
— Примерь!
— Я не уверена...
— А мне они нравятся, примерь, тебе говорю, вот этот с красным камушком.
— Ручная работа, авторские украшения! — поддерживаю я его.
— Они у вас все тут по 300?!
— Только сегодня.
— Мы возьмём с красным и ещё три штуки разных. Дорогая, как же тебе очень идёт!!! Красный не снимай, в нём и пойдёшь!
И вот так четыре дня на фоне унывающих коллег, их можно понять, многие из них не оправдали для себя даже дорогу в Питер, не говоря уже об обратной.
Нельзя понять, почему в июне выставку устроили, но это было впервые, и больше такого не повторялось.
А Манеж вообще скоро на ремонт закрыли, надолго.
В конце последнего дня я подошёл к девушке, на украшениях которой я пытался учиться вначале.
Она почти ничего не продала. Я сочувственно подыскивать слова, мне было жаль, что так вышло.
Она была лучшей из всего, что я видел. На дачу я вернулся налегке и при деньгах.
Так началась моя долгая дорога от медных проводов с пассатижами и камушками на кухне до ювелирных салонов Петербурга и интервью телеканалам.
Я поначалу ещё вёл счёт, потом сбился, но по скромному, если, не менее 10 000 украшений, не повторяющихся, каждого по одному, было сделано мной. И каждое нашло отклик в чьей-то душе и стало жить своей жизнью, и украшать, и радовать своих хозяек. За что я им всем очень благодарен.
А вернувшись тогда на дачу, я придумал серию украшений с гравием от садовой дорожки.
— Что ты себе позволяешь?! — сказала Лена. — Это никто никогда не купит.
На ближайшей выставке их купили все.
Но я эту коллекцию не стал продолжать. Я тогда нашёл, гуляя по дну залива на мелководье, множество красивых бутылочных осколков и битых тарелок. Обточенные водой и временем, они смотрелись очень достойно и сами по себе, и в украшениях.
Продолжение по ссылке
Предыдущая глава
Оглавление.