Юрий Воякин по многочисленным требованиям читателей принял волевое решение и рассекретил тайну перемещения из Средней Азии на Кубань:
«Ничего не предвещало крутых перемен в моём детстве. Размеренный и понятный ритм жизни в начале семидесятых был резко нарушен, и так случилось, что после распада семьи нам пришлось сменить место жительства. Я, и младший брат Алёшка предпочли остаться с отцом, так получилось...
Путь наш лежал в далёкие сибирские края. В этих местах ещё со времён раскулачивания и репрессий жили наши родственники по отцовской линии, дети и внуки выселенных с Кубани казаков.
О тех непростых временах и великом переселении народов случайно довелось узнать мне, когда взрослые вполголоса беседовали на кухне. И не совсем еще понимая что это такое, вклинился с расспросами в беседу. Отец, погладив по голове, отчего-то грустно вздохнул и ответил:
- Не время ещё сынок об этом вслух говорить. Подрастёшь, и сам всё поймёшь...
Первый раз ехал я в такую дальнюю даль. За окном, словно на огромном экране мелькали кадры из телепрограммы «География страны», такой передачи наверное не существовало, но мне хотелось думать что она есть. Поочередная смена декораций: каракумские барханы, казахские степи, реки и горы оттеснили сибирские леса.
Прильнув к стеклу я с жадностью впитывал увиденное. Как-то раньше не задумывался о том, что страна у нас такая огромная. Детским умом тяжело было осознать, что и далеко за горизонтом простираются леса, поля, озёра, и всё это наша земля. Её размеры - поражали... хотелось ехать так долго-долго, чтобы увидеть всё на свете но, как пустеет банка с вкуснейшим вареньем, так и долгий путь когда-то заканчивается.
Приехали в зиму. Февраль. Из Средней Азии с её теплым климатом, попали в лютые минус тридцать. Зима царствовала в Сибири ослепительным фарфором закоченевших окрестностей. Казалось, что царство мороза и льда основалось здесь навечно. Вокруг искрятся на солнце сосны и ели, на ослепительно белой обледеневшей поверхности широкой реки, виднелись одинокие фигурки рыбаков.
Ощущение сказки и какой-то беспечной свободы не покидало до тех пор, пока не понял, что щек и ушей уже не ощущаю... Пришлось растирать их, приспосабливаясь к новым реалиям окружающей действительности. А действительность продолжала поражать и восхищать. Снег слепит и искрился над утопающими в этом великолепии домиками, сараями, баньками и заборами.
Над сугробистыми крышами ровно вверх поднимаются столбики дыма из труб - новогодняя открытка, да и только! Из-за снежных перин едва выглядывают резные наличники, такого убранства прежде я не видывал. К калиткам от дороги в снегу, как меленькие овраги пробиты тропки коричневые от печной золы. А вдоль дороги, в белых шапках багровели скукоженные гроздья рябины.
Теперь эта красота будет окружать меня всегда, подумалось мне, и на душе стало светло и радостно. Отец восторгов не разделял. Заботы о нас не оставляли ему времени на созерцание красот. И закрутилась кутерьма новой жизни.
Купили небольшой домик. Бревенчатые стены, огромная печь. Непривычный уху говор местных жителей, незнакомая обстановка, всё вокруг казалось не взаправдашним, а словно из другой жизни.
Как если бы это был сон, красивый необычный такой сон, а вот утром выгляну в окно и всё будет по прежнему. Но, наступало утро и, вздыхая, топал я в школу по колени утопая в снегу... Впрочем, адаптировались мы к местным реалиям быстро. Тем более, что родичи оказывали нам и моральную и физическую поддержку в бытовых вопросах.
И началась у нас новая, совершенно иная жизнь. Отец устроился работать в дормех базу на огромный бульдозер. Бабуля моя, Варвара Фёдоровна, будучи уже пенсионеркой занималась домашним хозяйством. А мы с братом быстро перезнакомились с «аборигенами», и начали постигать интересную жизнь сибирской деревни и тайгу, стоящую вокруг высокими елями и кедрами.
Село стояло на берегу реки. Высокие берега много лет подмываемые водой обнажили почву. И было интересно видеть в разрезе то, что у нас находилось под ногами. Буквально в метре под верхним слоем земли проступали черные залежи угля, наковыряв которого в ведро запросто можно было топить печь.
Отвесные берега были изрыты норками, где летом в огромных количествах гнездились стрижи. От огородов спуститься к реке можно было по специально вырубленным в земле ступеням, или по дну овражка, которые здесь называли лОгами. Многочисленные эти овраги местами разрезали берег, плавно спускаясь к воде.
Оказалось, что жизнь здесь была отнюдь не скучной. Новые друзья быстро научили нас ставить силки и капканы, разделывать и свежевать добычу. Бегать по лесу на лыжах и разбираться в хитросплетениях следов, оставляемых на снегу различной живностью. Надо отметить, что в Сибири не смотря на двадцатый век, повсеместно использовался гужевой транспорт.
Друзья так-же обучили меня управляться и с конной упряжью. Хомут, супонь, чересседельник, сЁдла и прочая амуниция, поначалу вызывала у меня панику. Как во всём этом разобраться и не перепутать?! И для бывшего городского жителя, справляться со всем этим поначалу было делом мудрёным.
Да и боязно было даже подойти к этим высоким животным. Но со временем всё наладилось. Добродушные лошадки с умными глазами обожали чёрный хлеб, посыпанный крупной солью. И мы быстро нашли общий язык.
Как известно, все обитатели российской глубинки живут и выживают во многом за счёт подсобного хозяйства. Мы тоже не стали исключением, обзавелись цыплятами-утятами, а родственники подарили нам пару очаровательных поросят, свинку и кабанчика.
По весне, как потеплело, засадили огородик всякой всячиной, перенимая опыт у соседей. Подросших поросят выпускали на улицу, пастись около дома на свежей травке. Что характерно, эти хрюкающие создания свободно разгуливали по улицам сёл и посёлков. Иной раз вальяжно развалившись посреди дороги в грязевых ваннах они похрюкивали и блаженно жмурились, а трактористы чертыхаясь вынуждены были объезжать эту идиллию.
Свиньи же, натурально вели себя по свински и совершенно игнорировали технику, не желая уступать ей дорогу. Впрочем, в определённое время под вечер, всё поросячье племя разбредалось по дворам, к сытным кормушкам и тёплым стАйкам, как здесь назывались сараи. И если хозяин вовремя не запускал их во двор, голодные парнокопытные возмущённо повизгивая норовили поломать ворота, поддевая их рылом и приподнимая над землёй.
И вот однажды вечером наш кабан Борька вернулся домой один, потеряв где-то свою подругу. Обежав все переулки и осмотрев места их обитания, мы не нашли свою любимицу.
«Жалко свинью, наверно волки задрали», – опечалились мы. Такое иногда случалось, так как лес был за околицей. Ну, ничего не поделаешь, погоревали и забыли.
Каково же было наше изумление, когда однажды вечером домой воротилась наша Хавронья, в сопровождении целого выводка полосатых поросят. Получается, что снюхалась она с диким представителем своего рода, и наслаждаясь свободой нагуляла приплод.
Поросята были шустрые, визгливые и никак не хотели заходить в стайку. Они дружно метались по двору, окружив мамашу тыкались пятачками ей в брюхо и истошно визжали. Большие их уши-лопухи просвечивали на солнце, и на душе становилось светло и весело, глядя на это шумное семейство.
* * *
Осень - промозглая пора. Школа и учеба отодвигались на второй план, когда приходило время уборки урожая на колхозных полях.
Детвора на грузовиках и автобусах вывозилась на картофельные плантации и приступала к работе. Но, дети есть дети, до трудовых подвигов нам было далеко и все работали спустя рукава. Веселились, развлекались кидаясь клубнями, и сосредотачивались на работе только после окрика преподавателей. А после работы разводили костры и пекли эту картошку в золе.
Подобное привлечение школьников для оказания помощи колхозам, существовало по всему Советскому Союзу. В Средней Азии ребятня собирала хлопок на полях. На кубанских просторах дети помогали убирать свеклу, а в Сибири картофель и другие овощи.
В сталинские годы переплелись судьбы многих людей нашей необъятной и могучей державы. Депортации, высылки, эвакуация от ужасов войны, перемешали нации языки и народы. И поэтому в далёкой провинции на селе запросто можно было встретить как украинскую, немецкую, еврейскую, так и фамилии многих других национальностей.
Во время праздничных застолий собиралась вся наша родня. Над вечерним селом разносились старинные песни кубанских казаков:
Распрягайте хлопцы кОней,
Да лягайте почивать,
А я пийду в сад зэлэний
В сад крыниченьку копать...
Выводил нестройный хор, с лёгкой толикой малороссийского говора.
В один из ноябрьских дней, мы с братом едва не лишились отца. Из его рассказа мы узнали, как это произошло. Получил он от бригадира задание, на своём бульдозере расчистить "зимник" по льду через реку. Морозы стояли лютые, и река замёрзла уже в октябре. А в ноябре по льду уже вовсю переправлялись и гужевой транспорт и машины.
Но пурга иногда заметала проторённый зимний путь, вот отец и должен был его обновить. Мощный и тяжёлый бульдозер, пройдя от берега несколько десятков метров вдруг неожиданно ухнул под лёд. Да так быстро это произошло, что отец просто не успел его покинуть. Представляю, какого страху он натерпелся.
- И вот, - рассказывает он - лежит трактор накренившись на грунте. Во все щели хлещет ледяная вода, а вверху среди кромешной тьмы светлое пятно, полынья стало быть. В горячке всё пытался открыть дверь, но она не поддаётся, снаружи давление воды нешуточное. Хотел стекло разбить, да вовремя одумался. Эх, думаю, обидно погибать в такой дурацкой ситуации. А вода прибывает катастрофически. Надумал. Принял единственно верное решение. Снял бушлат, валенки, ватные штаны, остался в исподнем и носках. Обмазал лицо и руки солидолом, чтобы уменьшить теплоотдачу. Дождался когда давление воды уравняется, поднявшись под самый потолок кабины. Перекрестился, вдохнул поглубже и толкнул дверь. Выбрался из кабины и преодолевая течение поплыл вверх, к свету. Повезло, хватило дыхалки дотянул до полыньи, вынырнул и... Обалдел! Вокруг ни-ко-го!
Стоит на берегу вагончик, вьётся из трубы дымок, лают собаки. И никто из работяг даже не заметил пропавший трактор. Выбраться невозможно. Уцепился за край полыньи, кричал, матерился, орал коченея в ледяной проруби...
На его счастье, кому-то приспичило выскочить из вагончика по нужде. Спасли. Занесли в вагончик, растёрли спиртом, отогрели. И в последствии «наградили» строгачом за утопленный трактор.
* * *
Зимой смеркалось очень рано. В шесть вечера на улице уже было темно, как ночью. А в классе, где мы постигали интересную историю, было тепло и уютно. В углу мирно потрескивали дрова в печи. Что-то рассказывала о скифах-сарматах училка.
И вдруг всю эту идиллию нарушил ворвавшийся в класс взлохмаченный учитель физики.
Безумно выпучив глаза, он бормотал себе под нос:
- Они прилетели, они прилетели... Где мой фотоаппарат?!
Вывернув содержимое учительской тумбочки, он схватил свой старенький «ФЭД», и опрометью бросился из класса. Заинтригованные мы кинулась за ним, не обращая внимания на возмущенный визг исторички, которая, впрочем, тоже присоединилась к нам.
Выскочив на крыльцо школы, мы уставились в ночное небо, куда тыкал объективом подпрыгивая от нетерпения наш физик. Увиденное нас поразило! Над лесом ярко переливаясь разным светом висело нечто.
НЛО! Описывать подробно, за давностью лет не берусь. Помню только, что был этот объект эллипсоидной формы, и совсем не походил на тарелку. Все мы, конечно, слышали и читали про НЛО, но по большому счету особо этому никто не верил.
А тут на тебе, любуйся на здоровье. Эта штуковина зависала над лесом, что-то там освещая. Непонятно, чего они хотели разглядеть в ночном лесу? Минут через семь-десять объект, быстро набирая скорость и невероятным образом изменяя траекторию полёта, удалился.
Удивительно! Двигался эта штуковина абсолютно беззвучно.
Радостно обсуждая происшествие и изрядно продрогнув, мы вернулись в тёплый класс. Где восторженный физик, потрясая фотоаппаратом, выдал сакраментальную фразу:
- Всё же они существуют!
Урок был сорван! Мы были в восторге и долго ещё делились впечатлениями, позабыв об учёбе.
На следующий день учитель физики пришёл в школу осунувшийся и грустный. Разочарованию его не было предела, когда при проявке выяснилось, что вся фотоплёнка странным образом засвечена.
Долго ещё он дежурил по вечерам с фотоаппаратом надеясь, что братья по разуму вернутся.
Что это было на самом деле, остаётся загадкой. Но, что-то всё же было. Все мы ЭТО видели. Помню, наблюдая объект испытывал я неясную тревогу от неизвестности не зная, чего ожидать от этой штуки. Как рассказывали друзья, у них были подобные чувства...
* * *
Детство. Юность. Многим мальчишкам в этом возрасте присущи необдуманные и безрассудные поступки. Весна. Появились первые проталины на полянах в лесу. Снег лежит вокруг ноздреватый, рыхло-тёмный, с глухим бормотанием из-под него ручейки устремлялись в лог и далее к реке, попутно перегрызая чёрную от вытаявшего навоза дорогу.
Проплешины на пригретых солнцем пригорках казались сухими и тёплыми - так и хотелось разуться и побежать по ним босиком. Терпко пахло в борах смоленым духом, лиственной прелью и свежестью тающего снега.
И вот оно, долгожданное событие. С громким раскатистым треском, по льду реки побежали в разные стороны трещины, всё увеличиваясь в размерах. И пошло! Закрутило чёрным водоворотом белые льдины.
Ледоход! Завораживающее зрелище. Нагромождаясь, сталкиваясь и обгоняя друг друга большие и малые льдины торопятся к большой воде. Начитавшись про путешествия по Миссисипи Тома Сойера и его команды, потянуло и нас на подвиги. Решили мы с другом Серёгой, проверить свою смелость.
Плот строить долго и хлопотно. Старины Джима поблизости не наблюдалось да и вообще, негров в Сибири отродясь не видывали и помочь нам было некому. Всё решилось гораздо проще.
Мы стояли на берегу выжидая удобного момента. Вскоре широкая устойчивая льдина, смахивающая очертаниями на Австралию, ударилась о берег. Запрыгнув на неё мы оттолкнулись от дна шестами. Течение подхватило льдину, покружило на месте, потом понесло вперёд вливаясь в общий поток.
Поначалу всё шло хорошо. Мы себя ощущали чуть ли не мореплавателями первопроходцами. Течение было плавным, льдины вокруг вели себя спокойно и как-то даже сонно. Но вот шест ушёл в глубину не достав дна и наш «ковчег» плавно разворачиваясь начал дрейфовать по воле волн и ветра, совершенно не обращая внимания на наши отчаянные попытки направить его к берегу.
На стремнине толку от шестов было немного, но они помогали нам отталкивать другие льдины, чтобы избежать столкновения. И тут, Серёга упустил шест из закоченевших пальцев. Постепенно до нас дошло всё безрассудство совершенного поступка. Оставалось только молиться, чего, увы, мы совсем не умели.
Крики! Паника! Слёзы-сопли и отчаяние. Не передать словами те ощущения, которые мы испытали. А течение всё несло и несло нас вперёд, и уже совсем не хотелось нам быть мореплавателями. Чёрная вода бурлила вокруг водоворотами навевая ужас. Но помирать, однако, нам совсем не хотелось. Кое-как переломив оставшийся шест надвое, мы пытались грести в сторону берега.
Мимо параллельным курсом плыла льдина, на которой в похожей ситуации оказалась лисица. Бедное животное тявкая металось в панике. Участь её была не завидной, впрочем, как и у нас. Ударившись о глыбу льда, наша «Австралия» раскололась надвое. Мы оказали на одной половине, которая теперь стала менее устойчивой.
Какими-то невероятными усилиями, всё же удалось нам приблизиться к берегу, где течение замедлило свой бег. Но обломки шеста до дна не доставали, и тогда мы решились на отчаянный по своему безрасудству шаг. Уж не знаю, как нам повезло. Перепрыгивая с льдины на льдину, каждый раз рискуя оказаться в ледяной купели, мы всё же достигли берега.
Мокрые, продрогшие, перепуганные но безмерно счастливые, что остались живы, мы сидели на берегу провожая взглядами лису, которую уносило всё дальше и дальше.
Весна продолжала шагать семимильными шагами. Земля покрылась зелёной щетинкой травы, высоко в небе звонко заливался жаворонок, и с полей несло теплым, благодатным, полным тонких запахов воздухом. Нераспустившиеся ещё берёзовые почки мы собирали в банки и относили в школу. Впоследствии все это отправлялось в город на переработку для медицинской надобности.
А потом, несколько дней лил тёплый весенний дождь. Он, как шваброй продраил землю, согнал с неё последние следы долгой зимней спячки, и всё кругом ожило, зазеленело, стремительно тронулось в рост. Ивы и вербы на берегах ручьёв и речушек оперились нежными листьями, точно невесты занавесились прозрачной кисеёй. Только в логАх ещё местами оставался лежать снег, который окончательно растаял уже в июне.
Дорога из школы домой в эти дни становилась удивительно длинной. Нас тянуло и к лесной опушке, где около рыжих островерхих куч уже хлопотливо сновали муравьи, и к высоким берегам реки, где вспыхивали первые жёлтые цветы.
Лес местами стоял ещё голый и прозрачный. Только орешник, ольха да береза развесили длинные дымчатые серёжки, и, продираясь сквозь лесную чащу, мы с друзьями поднимали облачко тонкой желтоватой пыли.
На полях бойко пробивался из земли хвощ, и мы охотно жевали его водянистые розовые стебли. Шустрые суслики торчали столбиками у своих норок зорко поглядывая по сторонам, пока остальное семейство паслось на свежей травке. И звонко пискнув, быстро исчезали в бесчисленных норках при нашем приближении.
Но чаще всего мы с друзьями задерживались у околицы деревни. Разувались, снимали пиджаки и куртки и заводили бесконечные игры в войну, в лапту или в футбол, совершенно позабыв о времени...
Так же, к категории безрассудных поступков, как и катание на льдинах, можно сейчас отнести и наши эксперименты по изобретению стрелкового оружия, пугачей и поджИг. Способ изготовления таких самопалов наглядно показан в фильме Сергея Бодрова «Брат-2» так, что нынешнему поколению экспериментировать нет надобности, всё отображено на экране. А в то время, смастерив подобную игрушку, испытывали мы её привязав проволокой к дереву. Не желая повторить горький опыт других испытателей с оторванными пальцами.
Перенимали мы этот опыт у более старших ребят, верховодил которыми хулиган и конокрад со странной кличкой СакУра, с ударением на втором слоге. У СакУры были два друга, братья Устюжановы. Многие неприятности, как то драки, конокрадство, и подобное происходившие в селе, приписывали именно этой троице.
Не знал я тогда, что многим из нас оружие осточертеет до тошноты, в горах Афгана и Чечни. Не знал, как будет саднить плечо натёртое ремнем автомата... И детские стрелялки, будут вспоминаться как невинные шалости.
Но, всё это будет потом, в другой жизни. Сейчас другое время и дети уже не так тяготеют к оружию. Хотя это моё, чисто субъективное мнение, но у сына такого увлечения я не заметил. Даже привезённые из командировки гильзы и трофейный кинжал, не вызвали у него бурных эмоций и особого интереса…» Юрий Воякин (продолжение - https://dzen.ru/a/Zg-t8BGXBhYrT9E4 )
