Автор: Наталья КОШЕЛЕВА
Из всех атомных станций страны Билибинская к Обнинску ближе других, если, конечно, не брать в расчет физические расстояния. И, наверное, уникальней ее не отыскать — самая северная в мире, единственная, построенная в зоне вечной мерзлоты, в сейсмически активной зоне, работающая в изолированной энергосистеме. По сути, это была первая малая АЭС страны. И от нее получали и электричество, и тепло: для районов Крайнего Севера это абсолютная необходимость. И пусть сейчас она как действующая энергетическая единица доживает свои последние дни, роль ее преуменьшать не стоит. Но обо всем по порядку.
Золотая энергия
В середине прошлого века в районе горной реки Большой Кепервеем на Чукотке нашли огромные запасы золота, и вскоре там возник один из крупнейших в Советском Союзе горно-обогатительных комбинатов. И его надо было снабжать энергией. Но это легко сказать — а ведь тут Арктика, зимы с морозами под минус 55, болота, до ближайшего города сотни километров. Поначалу спасались дизельной электростанцией. Но топлива ей было нужно 200 тысяч тонн в год, и завозить его можно было лишь по зимнику. Задачка! Добыча золота становилась в буквальном смысле слова драгоценной!
Как раз в это время в СССР начали запускаться Белоярка, Нововоронеж, строилась Кольская атомная… Энтузиазм по поводу атомной энергетики был невиданный: в разных странах мира думали над созданием и атомных самолетов, и атомных автомобилей, и, конечно, малых энергетических комплексов.
В СССР первая такая транспортабельная атомная электростанция малой мощности была создана в Обнинске, в ФЭИ. Называлась она ТЭС-3, и она не просто сохранилась до сих пор: вскоре каждый посетитель Первой в мире АЭС сможет увидеть ее на специальной площадке. К слову, «самодвижущуюся урановую машину» разработали и соорудили в рекордно короткие сроки. Техническое задание на нее сформулировали в декабре 1956 года, а уже в октябре 1961-го состоялся энергопуск. Именно ТЭС-3 и положила начало малой атомной энергетике страны.
Где-то тут все срослось и для Билибина: в 1965 году было решено построить там небольшую АЭС. Привезти для нее 40 тонн ядерного топлива в год по сравнению с 200 тысячами тонн мазута или угля — не так уж и сложно. Вот только строить АЭС на вечной мерзлоте никто еще в мире не пробовал.
Под контролем Минашина
Внешне Билибино мало походит на обычный чукотский поселок. Его окружают сопки и настоящие сосны, как где-нибудь в Якутии, тогда как обычно в суровых условиях Чукотки приживается лишь низкорослый кедровый стланик. Даже комары и гнус, которые в чукотской тундре могут запросто за ночь загрызть собаку, в Билибине особо не лютуют — так, во всяком случае, вспоминали сотрудники ФЭИ, что занимались пуском станции и контролем за ее работой. Жили они обособленным коллективом и были, что называется, на самообеспечении — сами готовили на всех пищу, стирали, устраивали, одним словом, быт. Впрочем, быт значился где-то на очень далеких позициях. А жизнь заполнялась очень ответственной работой.
Самым главным среди обнинцев был Михаил Егорович Минашин. За его плечами к тому времени уже был накоплен огромный опыт. Он работал над физическим обоснованием проекта реактора АМ — того самого, что работал в Обнинске. Он же занимался запуском Белоярской АЭС, за что позже получил Государственную премию СССР. И фактически он же выполнял обязанности научного руководителя по Билибинской АТЭЦ. Круг его обязанностей был невероятно широк, жизнь приходилось проводить в разъездах между Обнинском и Чукоткой, даже рабочих кабинетов у него было два — в ФЭИ и в Билибино.
Здесь, чтобы меньше зависеть от проблем вечной мерзлоты, все четыре энергоблока, каждый мощностью по 12 МВт, решили скомпоновать в одном здании, установить их на единой железобетонной плите. Ну, а параметры самих реакторных установок выбрали так, чтобы повысить их внутреннюю самозащищенность. Про физику процессов тут говорить не будем, но Минашин придавал безопасности огромное значение. Он уже исключил те ошибки, о которые споткнулись атомщики на прежних проектах, а потому пуск энергоблоков в целом проходил спокойно. За исключением разве что последнего, четвертого.
Незадолго до часа Х, осенью 1976 года, наши физики-экспериментаторы обнаружили в кладке реактора графитовые блоки с повышенным содержанием бора. Такого в практике никогда еще не было. Встал вопрос, что делать. Заново перебирать кладку? Но время не терпит — за срыв графика по голове не погладят. Так, может, оставить, как есть? Бор выгорит, и тогда работе реактора ничего не помешает. Провели расчеты, и выяснилось, что выгорать бор будет слишком долго.
Минашин, а он был помимо прочего членом государственной приемочной комиссии, потребовал заменить блоки, не увеличивая сроков их поставки на станцию с Московского электродного завода! Это было очень жестким требованием, особенно в плановой экономике. Все были уверены в невозможности его выполнения. А на заводе вообще возмутились: свою причастность к браку там отрицали, говорили, что графит изготовлен по нормам.
Но Минашин свое решение продавил, графит заменили, а уже после, во время расследования, выяснилось: заводу для Билибино не хватало «нормального» графита. Там стали искать по закоулкам — нашли какие-то графитовые заготовки, их и использовали. Оказалось, это был специально борированный графит, он нужен для биологической защиты на других установках.
Четвертый же энергоблок, кстати, получилось запустить всего на квартал позже, в самом конце декабря 1976-го. Специалисты ФЭИ разработали оригинальный метод зондирования графитовой кладки, который позволял идентифицировать «борные» участки. Монтажники через ходы в кладке извлекли борированные блоки, заменяя их качественным материалом. Все выполнили быстро и качественно.
Михаил Егорович не терпел небрежности или отхода от правил. В атомных технологиях такого быть не должно! «Неоднократно приходилось слышать, как он предсказывал малоопытному еще персоналу Билибинской АЭС последствия от некоторых «мелочей» в ведении процесса. Часто в ответ — ирония, однако, в предсказанный срок последствия неизбежно проявлялись. Для его сотрудников эта была большая школа», — позже вспоминал главный научный сотрудник ФЭИ, доктор технических наук Валентин Шарапов.
Восход и закат
С пуском Билибинской АТЭЦ в поселке преобразилась жизнь. Со станции в него стала регулярно подаваться по трубопроводам холодная и горячая вода, были построены плавательный бассейн и теплица для круглогодичного выращивания овощей. Станция дала толчок развитию и самого Билибино, и Билибинского ГОК — в конце 80-х там работало около пятидесяти тысяч сотрудников. В поселке в лучшие годы жило до шестнадцати тысяч человек. Гнали руду, производили золото, обслуживали мирный атом. Приезжие поражались красоте и ухоженности маленького городка, настоящего оазиса посреди Арктики.
А потом... случился суп с котом — настали злые девяностые. Закрылись прииски, ГОК захирел, а с 1997-го и вовсе прекратил добычу, прирастая только долгами. Зачем теперь Билибинская АЭС, для чего и для кого? Выработка БиАЭС сократилась практически вдвое, но даже за произведенную энергию платежи поступали крайне скудно. Почти в два раза, с 1 200 до 700 человек, «усох» и персонал атомной станции — работа на АЭС перестала быть престижной.
А тут еще и дата подкралась: проектный срок работы станции — 30 лет, и первый энергоблок должны были остановить еще в 2004 году, хотя его состояние вполне позволяло эксплуатировать блок дальше. Да, срок его работы, как и других блоков, продлили после экспертизы, но в 2018 году его остановили окончательно. А трем другим дали время до конца 2025 года.
Конечно, будет еще много работы по подготовке Билибинской АЭС к выводу из эксплуатации, на это уйдут многие годы, но местные жители не скрывают разочарования: разве так можно? Золото на Чукотке никуда не делось, почему после дикой приватизации и всех банкротств страна не хочет вернуть себе его добычу и расширить Билибинскую АЭС, загрузив ее работой? Ведь на других атомных станциях страны после останова старых блоков строят и запускают новые… Внятного ответа люди на этот вопрос не получили, хотя власти Чукотки время от времени поднимают его и обещают восстановление золотодобычи.
Обороты малой энергетики
А тем временем на смену первенцу малой энергетики — Билибинской АЭС — уже пришла плавучая атомная электростанция ПАТЭС «Академик Ломоносов». Она установлена в Певеке, и теперь именно она стала самой северной АЭС в мире, причем мощности ее хватает на всю Чукотку.
Пока это единственная в мире плавучая АЭС. Но уже сейчас Росатом готовится запустить еще четыре, строительство их началось. Их будут эксплуатировать как в нашей стране, так и за рубежом.
К слову, сегодня малые атомные станции — чрезвычайно конкурентная область. В таких компактных установках заинтересован без преувеличения весь мир. И обнинский ФЭИ, как и много десятилетий назад, на переднем крае: «В соответствии с приказом Росатома мы приступили к разработке и созданию модульной атомной станции малой мощности со свинцово-висмутовым теплоносителем, — рассказывает гендиректор института Андрей Лебезов. — Опытная установка будет сооружаться на площадке НИТИ в Сосновом Бору Ленинградской области. Главный конструктор установки — ОКБ «ГИДРОПРЕСС», давний наш партнер. А головная научная организация для серийных образцов — ФЭИ. Планируемый срок ввода в эксплуатацию — 2028 год. Мы планируем создать безо-пасную энергоустановку, которая способна работать в сложных климатических условиях автономно, не требуя постоянного присутствия обслуживающего персонала. Одного модуля проектной мощностью 2 МВт хватит для обеспечения электрической энергией небольшого поселка численностью до тысячи жителей».
Автор благодарит за помощь в подготовке материала сотрудников Лаборатории-30 ГНЦ РФ – ФЭИ
#70летПервойвмиреАЭС