В дни процветания четыре больших куба, обтянутых зелено-золотыми тканями, стояли посреди большого склада в Нью-Йоркском порту, празднично украшенные цветами и зелеными фигурками. Вокруг стояли по-праздничному одетые люди.
Из-за высоты кубов люди могли видеть друг друга только с одной стороны или по диагонали. В это время пожилой джентльмен, пригласивший всех этих людей, некий капитан Спавента, невозмутимо обходил зеленовато-золотые кубы. Он заговорил:
— Дорогие друзья, все, у кого есть статус и доброе имя в Нью-Йорке, как я погляжу, пришли сегодня к нам. Лично вас благодарю. Вы уже добились успеха в мире, и вы по-прежнему успешны. То, что стоит здесь, посреди нашего зала, должно иметь такой же успех, как и вы, друзья мои. Сможете ли вы угадать, что спрятано под зелеными и золотыми тканями?
Друзья капитана Спавенты, все прекрасно одетые — в смокингах, вечерних платьях, украшениях и роскоши — смеялись, потому что он был книжным издателем, и говорили: «Если это не сыр, то книги».
— Не книги, — сказал капитан Спавента, и кончики его тонко закрученных усов вздёрнулись, — не книги, друзья мои, образуют эти кубы. Это одна книга. Пусть тайное станет явным!
Капитан, бывший когда-то солдатом, положил правую руку наискосок на лоб, как на поля солдатской фуражки. Зеленые и золотые полотна очень медленно натягивались на невидимые нейлоновые нити, свисавшие с потолка, и когда кубы раскрылись, вокруг раздалось многоголосое «Ах».
Конечно, люди видели не одну гигантскую книгу, а одну и ту же книгу, растиражированную сотни тысяч раз.
Посетители фестиваля, друзья капитана Спавенты, склоняли головы и читали надписи на корешках книг. Там было написано: «Гномы с громоподобными голосами. Исследование жителей планеты Марс, проведенное доктором Педантио Баланзини. Издательство «Спавента», Нью-Йорк.
После аплодисментов было подано шампанское, и официанты во фраках вынесли на серебряных подносах пироги, испеченные в виде зеленоватых гномов. У всех гномов было по три глаза на лице и по шесть пальцев на каждой руке.
Пока пили шампанское и ели паштет, доктор Педантио Баланзини, написавший книгу, объяснял, как можно представить себе марсиан. Медленно прогуливаясь вокруг кубов из книг, он говорил, время от времени отпивая из бокала шампанского, который держал в правой руке:
— Гипноз, транс и длительные медитации на тему Марса и марсианских обитателей держали меня, дорогие друзья, дамы и господа, в напряжении. Много лет назад мы пришли к результатам, которые будут представлены вам здесь сегодня.
Глоток шампанского, многозначительная пауза, и доктор Баланзини продолжал:
— Марсиане, карликовые и мерцающие зеленым цветом, так дополняющим их красную землю, имеют по три глаза и шесть пальцев на каждой руке.
Все посетители теперь смотрели на зеленоватые пирожки, некоторые из них были слегка шокированы, когда доктор Баланзини объяснил:
— Неудивительно, друзья мои, дамы и господа, что на Марсе используется система трех счетов.
До доктора дошло тихое роптание толпы. Он продолжал:
— Марсиане считают только до трех. Однако они умножают эти тройки настолько изобретательно, что могут посчитать в уме до миллиардов.
Снова, на этот раз восхищенный, ропот раздался возле кубов.
Доктор Баланзини продолжал спокойным голосом:
— Особенность марсианских обитателей, которым приходится общаться через глубокие ущелья, состоит в том, что в случае необходимости они могут говорить громовым голосом, используя в качестве звука все свое внутреннее тело. Таким образом, марсиан также можно охарактеризовать как гномов с громовыми голосами. Определенные звуки грома, которые мы слышим на Земле, но которым не предшествуют молнии, происходят из-за этих марсианских жителей, которые в праздничные дни, например каждый третий вторник марсианского года, разрождаются радостными криками. Поэтому я предложил назвать этот гром марсианским юбилейным громом.
Снова шум в толпе посетителей, на этот раз громкий, сопровождающийся острым вопросом:
— Это можно доказать?
Затем капитан Спавента выступил вперед и крикнул вопрошающему:
— Вы знаете об успехе книг доктора Баланзини? Он огромен и беспрецедентен. В конце концов, мой господин, такого успеха добивается только тот, кто прав. Или, наоборот, сказать: кто добился успеха, тот и прав! Продолжайте свою лекцию, доктор Баланзини.
После слов капитана Спавенты раздались бурные аплодисменты. Затем доктор продолжил свою лекцию. Но его слушали только вполуха. Некоторые, правда, задались вопросом, можно ли доказать то, что он сказал, и утверждение капитана Спавенты о том, что успешный всегда прав, слегка смутило людей.
Но еще больше люди встревожились, когда в середине лекции доктора Баланзини появился посыльный, который сначала пошептался с капитаном Спавентой, а затем увел его из зала. Было видно, что там произошло что-то, что имело отношение к кубам.
— Но что же, — спрашивали люди себя, — могло произойти?
О том, что произошло, свидетельствовала неоновая вывеска в порту, которую можно было видеть в нескольких маленьких окнах украшенного зала.
Неоновая вывеска с бегущей строкой из точек света на темном прямоугольном фоне рекламировала кубинский ром, Мекси-Колу и ежевичный шоколад. А в перерывах она также сообщала новости.
И первым, кто прочитал новость о книге в холле, был вечно беспокойный господин Арлек, торговец всеми товарами, как он любил себя называть, старый друг капитана Спавенты и, как и Спавента, уроженец Италии.
Когда немного горбатый мистер Арлек прочитал сообщение, на его лице появилась понимающая улыбка, и когда после кубинского рома и мекси-колы и, наконец, после ежевичного шоколада сообщение снова пошло слева направо, он молча показал его сидевшей рядом с ним даме, известной в Нью-Йорке сплетнице.
Сплетни были профессией дамы, и можно сказать, что она буквально ими жила. И когда новости вновь показались на экране, дама с многозначительным молчанием указала пальцем на вывеску. Вскоре и другие стали тыкать пальцами на новости. Вскоре и доктор Баланзини понял, что что-то отвлекает его от лекции. Краем глаза он также увидел, что отвлекали его именно окна. Поэтому он быстро воспользовался возможностью, потягивая шампанское, которое держал в правой руке, и выглянул в окно. Но он увидел только рекламу ежевичного шоколада. Он уже собирался продолжить свою лекцию, поскольку больше ничего не мог увидеть, когда за ежевичным шоколадом последовало сообщение, заставившее его на мгновение застыть на месте.
Когда к Доктору вернулась жизнь, он сделал еще один глоток из бокала с шампанским и прервал свою лекцию словами:
— Конечно, дамы и господа, все, о чем я вам здесь рассказываю, получено ... из гипноза... из состояния транса... из медитации… Может ли кто-нибудь видеть или слышать обитателей Марса, то есть воспринимать их совершенно обычными органами чувств ... это остается... — доктор Баланзини попытался улыбнуться, — ... это, конечно, остается открытым вопросом. Хорошего вечера.
Лишь несколько слушателей рядом захлопали в ладоши. Другие посетители, услышав эти аплодисменты, тоже зааплодировали, но скорее из жалости. Итак, доктор Баланзини, отступив назад с беспомощными поклонами, вернулся к двери, где столкнулся с капитаном Спавентой, который как раз собирался вернуться в зал. Затем, по какой-то причине, Баланзини запаниковал и бросился мимо капитана Спавенты к выходу.
В зале теперь было так же тихо, как и во время церемонии в церкви. Все посетители уставились на капитана Спавенту.
Он покрутил кончиками усов, откашлялся, тщетно пытался улыбнуться и наконец сказал:
— Успех, мои дорогие друзья, сами знаете как его добившиеся, всегда остается в каком-то смысле риском. А поскольку мы только что узнали, что теперь на Марсе тикает маленький зонд, то продавцы книг испугались, что книга не будет продаваться.
Капитан широким жестом указал на книжные кубы, как бы обвиняя продавцов книг.
— Ха-ха, они думают, что эта книга не будет продаваться, книга успешного автора. Хаха!
Он преувеличенно громко рассмеялся, от чего всем стало не по себе, а когда он осознал наигранность смеха, то и сам смутился. Он стоял такой смущенный, что даже насмешники испытывали к нему жалость, и, выходя из зала, говорили вполголоса, мило улыбаясь капитану или похлопывая его по плечу в знак утешения.
В конце концов в украшенном зале остались только книжные кубы, капитан Спавента, подергивавший усы, и господин Арлек, торговец всякими товарами.
— Так в жизни бывает. Сегодня шёлк, завтра в брюхе щёлк, — заметил мистер Арлек. — Что станет со ста тысячами книг?
— Вы заберете их у меня? — почти без эмоций спросил капитан Спавента.
— Это довольно много бумаги, — ответил мистер Арлек. — И, конечно же, я не могу платить за чистую бумажную стоимость. Бумага сильно загрязнена чернилами принтера.
— Загрязнена? — на этом слове великан Спавента начал плакать как ребенок.
Но мистер Арлек, старый горбун, пестро одетый торговец всякими товарами, утешительно сказал:
— Теперь по крайней мере мы знаем, что на Марсе нет жизни и что тот, кто добивается успеха, не всегда прав. В конце концов, это утешительно знать, капитан Спавента, не так ли? В конце концов, мудрость тоже имеет свою рыночную стоимость.
— Мудрость? Рыночная стоимость? Что это значит? — воскликнул капитан Спавента, все еще в слезах.
Но потом медленно повторил, уже не плача:
— Мудрые слова, имеющие рыночную стоимость?
И снова, с полуулыбкой:
— Мудрые слова, которые еще и имеют рыночную стоимость?
Потом он чуть не просиял:
— Арлек, Боже мой, что за идея! Мудрость мистера Арлека! Какой титул! Это будет хит! Это беспрецедентно! Запиши мне это, Арлек: Мудрость мистера Арлека. Начну со ста тысяч штук. А вот эта грязная бумага… — он указал на кубики книг, —… вот эту грязную бумагу я дарю вам.
Итак, прекрасно напечатанная книга оказалась у старьевщика прежде, чем дойти до читателей. Но новая книга, для которой придется срубить много деревьев, чтобы сделать офсетную бумагу, уже была анонсирована.
Когда Тим замолчал после рассказа, я услышал позади себя хриплое дыхание, и какой-то голос сказал:
— Все тот же идиот, этот Спавента!
Я обернулся и увидел официанта, прислонившегося к колонне с разложенными вещами. Он взглянул на Тима Талера.
Тим тоже посмотрел на него и сказал:
— Рассчитайте нас, официант.
Затем добавил:
— Правда пришла слишком рано для капитана Спавенты.
Я последовал за ним и услышал, как он сказал через плечо:
— Спекулятивные сделки — это всегда риск, барон.
«Барон?» — подумал я, снова смутившись. Я обернулся: официант исчез. Но барона на его месте я тоже не увидел. Зато я увидел, как он выходил из переулка. Он быстро поздоровался и присоединился к нам по левую сторону. Он сказал почти улыбаясь:
— О, господин Талер, правда и для книг не годится. Что люди любят читать? Тарзан и Кинг Конг. Выдуманные вещи. Я думаю... — сказал барон, и его голос теперь звучал нараспев и доносился справа, а не слева, как раньше, —... Я думаю, что со стороны капитана Спавенты было неразумно отказываться от продажи книг напрямую. Кстати. Что делает этот дурацкий зонд?
— Зонд регистрирует реальность, месье, — сказал Тим Талер. Он разговаривал с джентльменом в гондоле, которая приближалась к нам по каналу справа. Это был месье Эль-Байд. Когда я посмотрел налево, улица была пуста.
— Но реальность, месье, — добавил Тим, — фиксирована и совершенно отличается от фантазии. Пока он говорил это, Тим шел по мосту, и я последовал за ним. Гондола теперь ускользала у нас из-под ног. И месье Эль-Байд тоже снова ускользнул от нас. Однако, когда мы пересекли мост, барон снова подошел к нам в клетчатом костюме и солнечных очках. На что Тим сказал, продолжая свою речь:
— Смотрите, барон, Тарзан и Кинг-Конг — фантастические персонажи. Но доктор Баланзини хотел представить нам марсиан как реальных. Глупость же.
— В нашем случае реальность вызывает больший интерес, господин Талер, — сказал барон. — А еще можно больше заработать.
— Но над реальностью нельзя просто так смеяться, — сказал Тим и свернул налево в переулок. — В наши дни существует опасность того, что реальность, а также сама истина могут быть куплены. Но подкупить можно только людей, которые будут лгать.
— А ведь человечество сегодня — это огромный склад товаров, — прозвучало это на немецком, окрашенном в американские тона. Голос исходил откуда-то сверху. Подняв глаза, я увидел мистера Бакхарда, продавца кроличьих лапок, маленького, милого, кругленького, с поднятым указательным пальцем правой руки, покачивающегося на балконе. Барона я больше не видел.
Тим остановился под навесом и сказал:
— Если весь мир станет для нас, мистер, складом товаров, если вы... — Тим после паузы продолжил, положив левую руку на плечо туриста в красно-белом свитере с низким вырезом. — ... если вы сможете купить епископа, чтобы благочестиво освятить оружие, если вы сможете покупать футболистов, как перчатки, если я, барон — Тим повернул направо, где барон внезапно оказался рядом с ним, — ... если я, барон, могу купить новости о смерти альпиниста Ганса Хауэра у его скорбящей вдовы, по две тысячи марок за каждое предложение, которое она произносит по этому поводу, если министр, барон, может купить две тысячи марок за каждую фразу, которую она произносит по этому поводу, — Тим повернулся направо, где барон внезапно пошел рядом с ним, —... если я, барон, могу купить новости о смерти альпиниста Ганса Хауэра у его скорбящей вдовы, за две тысячи марок, если министр, которому мы все платим за то, чтобы он тратил наши деньги разумно, если он занимается частным бизнесом с нашими деньгами, когда … — сказал Тим, останавливаясь перед сувенирным магазином, перед которым стоял официант в потертой одежде, — ... когда законы базара, торговля и торг, господин официант, обрастают таким образом всей нашей жизнью, что, если мы не будем торговаться, мы потеряем все, что у нас есть, — сказал Тим, останавливаясь перед сувенирной лавкой, перед которой стоял официант в сбитой одежде, — ...когда законы базара, торговля и торг, когда мы сами продадим своего собственного ребенка, если только он получит хорошую цену, если это произойдет, барон, тогда торговля будет…— Тим снова пошел по аллее, обходя барона слева, — ...если это произойдет, тогда торговля, которая когда-то дала нам так много знаний и достижений, превратившись в кошмар, будет угнетать нас также, когда мы чрез меру переедаем.
— Но торговля, бизнес, — сказал барон, когда мы вышли на площадь Сан-Марко, — вот что объединяло человечество, от клана к клану, от племени к племени, от людей к людям, и сегодня, господин Талер, даже с континента на континент.
— Сначала это был просто обмен, барон, — сказал Тим Талер, — шесть птичьих яиц на коровье ослиное молоко, три горсти проса на речного угря.
— Или одного партнера по теннису на другого, — резко и очень неожиданно сказал барон. Мы как раз пересекали площадь, ограниченную тремя арками.
Тим немедленно отреагировал на неожиданный поворот событий в разговоре.
— У вас есть что рассказать мне об игре в теннис, барон? — спросил он.
— Ваш сын, мистер Талер, — сказал барон. — Ваш сын был самым успешным в теннисе сегодня. Поздравляю! Может быть, кто-то помог ему в этом? Порекомендуйте и мне.
Барон слегка поклонился нам и исчез так же быстро, как обычно. Но я испугался, потому что вдруг вспомнил того мальчика в купе поезда, с котором человек напротив меня в купе так яростно говорил в отражении. У меня больше не было сомнений относительно того, кто сидел напротив меня в поезде. Не рассказав Тиму Талеру о пережитом, я спросил:
— Не заключал ли Крешо пари с бароном?
— Крешо нечего предложить барону, — ответил Тим. — У него нет амбиций, обычный мальчик, и никаких грандиозных мечтаний. Ему нравится жизнь такой, какая она есть. Его смех — совершенно безобидный мальчишеский смех, который барону не нужен. Для Крешо нет искушений.
— То, что твоему сыну не хватает честолюбия, я заметил вчера на воде, — сказал я. — Но знаете ли вы, какие у него желания? Если барон действительно заключит с ним пари…
Мне стало не по себе от мысли о мальчике; потому что однажды мальчик по имени Тим Талер действительно продал свой смех — продал барону, тому барону, который был в Венеции, странно переменчивому, всегда легко раздражающемуся. Возможно, он снова искал повод посмеяться; и возможно, ему снова пришла в голову глупая уловка, на которую попался мальчик по имени Тим Талер: приманивать смех выигрышами в ставках, пусть даже и неудачными.
Тим, однако, был удивительно равнодушен к сыну. Тем не менее, поскольку я попросил его об этом, он позвонил из моего отеля в бунгало, куда, к счастью, добрался Крешо. Я с тревогой посмотрел на Тима, когда разговаривал по телефону. Но его лицо оставалось спокойным. Один раз он даже рассмеялся. Когда он, наконец, положил трубку обратно на вилку, я нетерпеливо спросил:
— Что-нибудь случилось?
— Крешо поспорил с кем-то в теннисе, что он выиграет, — сказал Тим.
—С кем?
— С неизвестным ему до сих пор теннисистом.
— И Крешо выиграл пари и матч?
— Ответ положительный.
— И о чем … — я сглотнул, потому что в горле у меня пересохло, — ... и о чем было заключено пари?
— И вот о чем ... — Тим засмеялся, — ... кто из них двоих первым сможет принять душ после игры.
Я шумно выдохнул и сказал:
— Все снова прошло хорошо. Но ты должен быть начеку с Крешо.
Тим Талер пообещал.
— В дни, которые мы пробудем здесь, — сказал он, — я буду уделять мальчику больше внимания, чем обычно. Лучше — это лучше. А теперь скажи мне: что ты собираешься делать завтра?
— Я забронировал поездку к стеклодувам Мурано, — сказал я. — Но если у вас есть что-то более интересное, чтобы предложить мне...
— Мурано — прервал меня Тим, — тоже входит в нашу программу. Мы присоединимся к тебе. Это еще возможно?
— Наверное, — сказал я. И мы пошли к портье в моем отеле и смогли забронировать еще два проезда на Мурано для Тима Талера и Крешо.
Затем я отвез Тима на пароход, а после этого засел в маленьком кафе, чтобы сделать записи. Ни один красно-белый полосатый турист, ни круглый американец, ни даже француз меня не побеспокоили.
Но когда я вернулся в отель, в отделении для ключей оказалась маленькая карточка. Красным фломастером на нем было написано: «Люди, умеющие молчать, живут припеваючи. Люди, которым приходится писать, часто попадают в беду. Б.Т.»
На мгновение меня одолел страх. Тогда я рассмеялся, разорвал карточку и выбросил в мусорное ведро, стоявшее в выемке старой римской колонны.
(продолжение следует)
—
Это было продолжение второй части из повести "Куклы Тима Талера, или проданное человеколюбие". Читайте целиком на канале по ссылке