Найти тему
Записки Германа

МОЙ БРАТ, МОЯ СЕСТРА: русско-немецкий роман (часть 132)

– О, гляди, опять этот! – ткнула Баязет Наташу, когда артисты после успешного концерта вывалились толпой в благодатный вечер Парижа, чтобы подышать и немножко пройтись до заслуженного банкета.

Это, в конце концов, выходило за все рамки приличия! Чем он кичился? Широким карманом? Тогда, сразу после войны, она видела его великолепный дом на Вербенштрассе, который остался нетронутым бомбёжками. Два этажа аристократической постройки, утопающей в зелени. Изысканная ограда. Ухоженный сад – и яркое чёрное надгробие там, в его уголке, перед которым сидела несчастная фигура в выцветшем чёрном платье.

В каждом городе он расталкивал публику, скопившуюся с цветами у сцены, и вручал ей, Наташе, самый грандиозный букет. Ленинградский театр ещё не помнил такого поклонника-мота. Кто-то отметил сходство с её сыном.

– Он с самого польского Бреста волочится за нами! – восклицала Баязет. – Какой импозантный мужчина! На немца похож, но те – скупердяи, каких свет не видывал. Ах, какие букеты, Наташа! Я бы сразу замуж за него вышла!

– Так вперёд, что же ты? – закатывала глаза девчонка. – Благословляю.

– Вот дурила! Поляк к тебе всей душой, есть на что посмотреть, есть за что подержаться и по улице не стыдно пройтись. Сколько вечеров ты уже упустила, пока полтора месяца по этой Европе катаемся, а он, как хвостик, за тобой! Сказать, сколько ты упустила вечеров? Ровно сорок четыре. Сколько тебе лет бестолковых, столько и проморгала. Это ж намёк судьбы, идиотка! Сорок пятого не будет, не будет!

– Глядите, не отстаёт, – усмехнулся кто-то из ленинградцев.

Поклонник шёл на том же расстоянии за оживлённой толпой артистов.

– Да всё, последний концерт отшарашили, теперь отстанет от нашей высоконравственной, – подхватили другие – и все дружно заржали.

Нет, ну это уже ни в какие рамки! Наташа шумно выдохнула и решительно направилась к «поляку».

– И скажи ему, что букеты из денежек куда лучше цветочков! – за её спиной опять загоготали, а громче всех – Баязет! Наташа была вне себя...

Поклонник, конечно, услышал этот смех – ничуть не издевательский. Ленинградцы часто подшучивали друг над другом, как он успел заметить. Но к нему приближалась Наташа – злющая-презлющая. Он замер.

Она подошла, поначалу от гнева не в силах произнести ни единого слова. Он покорно молчал, не веря в то, что впервые за много лет видит её так близко. Её запах был запахом того хвастливого подростка, которого он встретил в Бресте тридцать лет назад... Сумасшедше нежный и тонкий запах. А в толпе у сцены он терялся... Она принимала его цветы, всякий раз презрительно и холодно осаживая взглядом навязчивого поклонника.

– Сегодня день рождения Эрвина Шнаакера. Что скажешь на это? – парировала она.

Как всегда. Ни приветствия, ни благодарности, ни «как дела?». Только в её духе такое. Герхардт улыбнулся.

– Давай, отметим.

Она растерялась. Она вовсе не ждала его улыбки. Её гнев тут же слился, но Герхардт, конечно, не должен был понять этого. От него пахло его домом. Чудесной зеленью, деревцами в саду и старинным камнем. Наташа ни с чем бы не спутала этот терпковатый уютный аромат.

– Я только хотела сказать... Не смей меня преследовать. И даже думать обо мне не смей. Ты для меня – никто, ясно тебе? Ты не существуешь.

Кто-то уже однажды сказал Герхардту эти слова. Он кивнул.

Они молчали, и Наташа проклинала себя за то, что её ноги приклеились к мостовой и она не могла уйти. Она очень хотела – и не могла. И также она не могла отвести взгляд от человека напротив, который, наконец, слегка поклонился ей – и ушёл. «Ты молодец, так держать!» – хвалила она себя, догоняя галдящих артистов. «Теперь всё будет хорошо. Ни одна жила не дрогнула. Ты просто молодец».

Весь следующий день ленинградцев возили по Парижу, они скупали сувениры и модную одежду, они фотографировались у Эйфелевой башни, угощались в восхитительных кондитерских, любовались Сеной... Без Наташи. Она осталась в номере и бесконечно вспоминала его лицо. И всякий раз при таком воспоминании, как заведённая, хвалила себя за выдержку.

Пошёл лёгкий французский дождь. Наташа вышла наружу только для того, чтобы пообедать в кафе, на которое выходили окна её номера. Люди бежали под мокрыми разноцветными зонтами, счастливые и красивые. Никто из них не знал лица вчерашнего человека. К ужину в гостиницу почти никто не вернулся: все наслаждались последним днём их турне.

Париж, 70-е годы.
Париж, 70-е годы.

Друзья, если вам нравится мой роман, ставьте лайк и подписывайтесь на канал!

Продолжение читайте здесь: https://dzen.ru/a/Zg3grAAI62ZIZjnM?share_to=link

А здесь - начало этой истории: https://dzen.ru/a/ZH-J488nY3oN7g4s?share_to=link