— Музыканты – народ непредсказуемый, — весело поделился со мной мой взрослый спаситель и развел руки в стороны. — Тонкие души.
Толстые души у них или тонкие меня не волновало. Я хотел, чтобы мой план возымел действие.
"Вынужден влюбиться"
Часть 47. Холодный
Девушки любят романтику. Обычные девушки. Лера обычной не была никогда, но я все равно решил попробовать.
К моему большому удивлению, далеко не каждый ученик музыкальной школы был готов мне помочь устроить моей девушке небольшой сюрприз. Щедрое вознаграждение, которое я обещал, привлекало либо полных бездарей, либо первогодок, которые только научились держать в руках инструменты. Для того чтобы найти подходящих любителей музицировать, пришлось проторчать в этой школе большую половину дня. Несколько раз меня пытались выставить на улицу строгие учителя, уличив во мне самозванца, разгуливающего в священных стенах их обители и возмущающего всеобщее спокойствие. Два раза им удалось.
Приходилось выходить на улицу и бродить по округе, надеясь, что следующая попытка окажется удачнее. Однако подвижек не происходило. От меня шарахались, отмахивались, а один толстый тип откровенно послал в дальние дали. Такими темпами я вряд ли бы чего-то добился, если бы меня не поймал активный нескладный мужичок, щеки которого неравномерно заросли щетиной. Услышав то, как я настойчиво приставал к одному побледневшему худощавому пареньку со скрипкой, он воодушевился моей идеей и уволок меня в небольшой кабинетик. Скрипач отчего-то поскакал за нами и сразу же согласился на мое предложение. А вскоре к нему присоединились и новенькие. Щетинистый союзник оказался болтливым и обладал удивительным даром убеждения.
В итоге кабинет заполонили молодые музыканты: три скрипача (бледный и тощий позвал своих товарищей), флейтист с надменной физиономией и странными мохнатыми бровями, виолончелистка – невесомая и пахнущая цветами, совсем мелкий карапуз с акустической гитарой, которая казалась вдвое больше него, и симпатичный парень моего возраста без инструмента в руках. Я мысленно окрестил его дирижером и улыбнулся. Такой фигней я еще не занимался, хоть и предвкушал что-то интересное. Вообще-то я и сам немного баловался на акустике, и даже тянуло отобрать гитару у карапуза и самому включиться в эту авантюру, но я быстро передумал – все-таки никогда профессионально этому не учился и мог все испортить.
— Вдарим рок в этой дыре! — пробасил мужик с нелепой щетиной и подмигнул мне.
Все, кроме меня, почему-то рассмеялись. А когда я объявил, что за песню необходимо сыграть, надменный флейтист хмыкнул и молча ушел. За ним последовала и виолончелистка, послав несчастный взгляд щетинистому и невпопад пробормотав:
— И-извините, я такое… не.
Чуть позже слился и один из скрипачей, сославшись почему-то на головную боль, хотя я видел, как он подает знаки дружкам у самых дверей и крутит пальцем у виска.
— Музыканты – народ непредсказуемый, — весело поделился со мной мой взрослый спаситель и развел руки в стороны. — Тонкие души.
Толстые души у них или тонкие меня не волновало. Я хотел, чтобы мой план возымел действие. Поэтому, когда щетинистый требовательно объявил, что теперь необходимо «сыграться», послушно сидел и слушал. Оказалось, что взрослый главарь решил и сам подыгрывать на басу, а тому, которого я мысленно прозвал «дирижером», всучили самую настоящую блестящую электрогитару.
Несмотря на то, что сначала эта идея казалась мне какой-то банальной и вообще идиотской, наблюдать за происходящим было любопытно и как-то душевно, что ли.
Правда, оказавшись дома и забравшись под душ, я понял, что немного оглох, но оно того стоило.
Сейчас, прокручивая все это в голове перед сном, я думаю, что смогу вернуть доверие Леры, и засыпаю с улыбкой на лице.
Однако все идет не так, как я изначально задумывал. Лера опаздывает. В какой-то момент мне кажется, что она вообще не придет, и сердце сковывают холодные и липкие щупальца паники. Неужели все напрасно? Однако быстро выбрасываю ненужные мысли из головы. У Леры сегодня экзамен, она обязательно придет.
И она приходит, когда до экзамена остаются считанные минуты. Я стою возле окна на втором этаже. Мне до смерти интересна ее первая реакция на происходящее, но я все же решил, что лучше дождаться финала. После этого представления я собираюсь преподнести ей подарок – на этот раз не цветы, а сборник нот для фортепиано, о котором она давно мечтала, но не могла себе позволить. Воспоминания о наших разговорах на долгих прогулках вовремя всплыли в голове.
Она появляется в коридоре на втором этаже в милом платье, запыхавшаяся, покрасневшая и растерянная. Чел с электрогитарой плотоядно на нее пялится прежде, чем взять первый аккорд. Хочется запустить в него сборником, но я сдерживаюсь. Смотрю на Леру, и губы сами растягиваются в улыбке. Она непонимающе смотрит на гитариста, переводит взгляд на запоздавших скрипачей, замечает и мужика с щетиной, и в ее глазах появляются слезы.
Плотно сжимаю губы. Я сделал это не для того, чтобы в очередной раз расстроить ее. Я не хотел напоминать ей о грустном. И не ждал, что она оценит этот жест по достоинству.
Я хотел, чтобы она осознала: наши разговоры ни о чем и обо всем сразу, наши долгие прогулки, наши объятия и поцелуи, наша игра в снежки, наши общие шутки и то, что происходило между нами под эту самую песню в парке возле уличного музыканта, – все это единственно важно и ценно для меня, а все другое – просто туман, мешающий обзору.
На секунду наши взгляды встречаются, и Лерины покрасневшие глаза выглядят такими беспомощными и уставшими, что у меня сжимается сердце. Через долю секунды дверь в кабинет, где проходит экзамен, распахивается, и ударяет невезучего скрипача. Того самого, бледного и худого. От неожиданности он роняет скрипку, а сам падает на пятую точку. Выглядит это комично. Естественно, нельзя же без подставы какой-нибудь!
Еще и тетка, вылетевшая из кабинета, громко высказывает свое недовольство, зовет Леру по фамилии и обещает ей неприятности на экзамене.
Молодец, Андрюша, услужил.
Как только за Лерой закрывается дверь, мужик с щетиной вручает бас-гитару пострадавшему скрипачу, уже успевшему подняться, показывает мне большой палец и тоже скрывается в кабинете.
— Ну, шеф, как? — интересуется более везучий скрипач, улыбаясь и сверкая брекетами, когда я приближаюсь к ним.
— Зашибись, блин, — мрачно отзываюсь я и засовываю руку в карман, нащупывая бумажник.
Хоть и не до конца, отыграли они действительно хорошо и свое вознаграждение заслужили.
— А Мохавицкому, по-моему, зашло, а? Как думаете? — не унимается тот, обращаясь к товарищам.
— Это еще кто? — спрашиваю я, раздавая ровненькие денежные купюры.
— Так это, — отвечает тип с электрухой, который все еще меня раздражает из-за своей заминки и разглядыванья Леры. — Который с бородой. Директор.
— Этот? — неряшливые волоски на лице щетинистого я бы бородой назвать не рискнул. — Директор? Серьезно?
— Ага, — хором подтверждают скрипачи.
Это многое объясняет. Сдается мне, экзамен Лера все же сдаст без проблем.
Спустя час она выходит из кабинета действительно довольная, только вот не одна, а держа за руку какого-то молокососа. Он ей что-то говорит, а она заливисто смеется, запрокидывая голову. Кровь в венах начинает бурлить, как кипящее масло, и я готов разорвать несчастный нотный сборник на части и сдерживаю себя изо всех сил. А затем Лера оглядывается и останавливает на мне искрящийся взгляд чуть дольше, чем следовало бы. И я всё понимаю. Она наказывает меня.
Когда они скрываются за поворотом и спускаются вниз по лестнице, я качаю головой, закусывая губу и сжимая в руках подарок, который так и не смог вручить. Она хороша. Но я умею быть настойчивым.