— Думаешь, ты помиришься с ним? — задумчиво спрашивает она.
— Нет, — отвечаю слишком быстро и морщу лицо – то ли от этого внезапного вопроса, то ли от своей реакции на него. — Нет. Вряд ли.
"Вынужден влюбиться"
Часть 46. Лера
На следующий день Холодный не приходил. И отчего-то это бесило. А еще больше злило то, что я это заметила и весь день была сама не своя, то и дело бросаясь к окну и мучая занавески. Букетов от него тоже не было. Ближе к вечеру я даже вытащила его из черного списка и, убедившись, что от его звонков телефон не разрывается, снова заблокировала его номер.
Дневник больше не перечитывала, зато хмуро косилась на ящик стола, в котором он преспокойно лежал.
После нашего короткого разговора на детской площадке я думала, что моя отстраненность распалит его, заставит действовать решительнее, но этого не произошло. Нормальная девушка бы радовалась, что наконец избавилась от недостойного ирода, оскорбившего и унизившего ее, но я рада не была. Прежде чем распрощаться с Холодным навсегда, мне хотелось помучить его, как-то наказать, отомстить за его подлость, видеть его несчастным и униженным.
Воспоминание о том, с какой легкостью Антон уложил его на асфальт, было приятным до внутренней дрожи. Мне нравилось прокручивать это событие кадр за кадром и злорадно хихикать, вспоминая смесь недоумения, физической боли и неловкости на лице Андрея Холодного, распластавшегося на асфальте. Затем приходил новый волнующий образ, где Холодный жестко требовал объяснить, кем мне приходится Антон, не скрывая бурлящей, как действующий вулкан, ревности. Меня приводило в немой восторг и то, с каким достоинством мне удалось проигнорировать этот его вопрос. А вот остальной разговор вспоминать было неприятно.
Хоть я и поставила мысленную жирную точку в наших с Андреем отношениях, когда он оказался на расстоянии вытянутой руки, точка волшебным образом превратилась в запятую. Мое непослушное сердце снова начало его оправдывать и верить каждому его слову. Еще бы немного и я совершенно точно потеряла бы контроль и бросилась бы в его жаркие объятия. Всю жизнь я боялась стать такой девушкой: бесхребетной, всепрощающей, слабой и глупой. И была на волоске от этого. К счастью, «волосок» оказался крепким, и мне удалось уйти.
Помнится, после его признания в стихах и моего побега, я гадала, каким образом человек может оправдаться, если из-за него другому пришлось пройти через жуткое унижение? Ответа не было до сих пор, зато ситуация изменилась хуже некуда.
— Ты чего здесь сидишь? — сонная Надя в длинной белоснежной ночной рубашке напоминает мне старомодного призрака. — У тебя разве завтра нет экзамена?
Вообще-то завтра и правда непростой день, но я сижу на кухне, погруженная в угрюмые размышления, и болтаю в кружке давно остывший чай. К счастью, пока что мне предстоит всего лишь сдать экзамен в музыкалке, и это не сильно меня заботит, потому что я давно к нему готова.
— Уже сегодня, — бросая взгляд на часы, бурчу я.
Надя зевает, прикрывая рот ладонью, и усаживается на стул напротив меня.
— Проблемы со сном?
«Если бы только с ним…»
— Нет. Просто засиделась, — выдавливаю из себя улыбку и иду к раковине – мыть кружку. — Иди спать, Надь. Поздно уже.
Выключаю воду и ставлю кружку в сушилку. Поворачиваюсь и вздрагиваю, наталкиваясь на внимательный взгляд тети: надеялась, что она уже ушла.
— Думаешь, ты помиришься с ним? — задумчиво спрашивает она.
— Нет, — отвечаю слишком быстро и морщу лицо – то ли от этого внезапного вопроса, то ли от своей реакции на него. — Нет. Вряд ли.
— Гордость – это, конечно, неплохо, — подпирая подбородок рукой, произносит Надя, — но перегибать тоже не стоит. Дай хотя бы шанс, что ли. Пусть попытается заслужить прощение.
Машинально хмыкаю и прикрываю рукой лицо.
— Пусть. Только вот для этого нужно желание, а я его не вижу. Жалкие цветочки – не в счет.
***
У нас с Андреем был особый момент. Романтичный. Наверное, можно было бы это назвать признанием в любви без слов. Мы тогда гуляли по парку и остановились возле уличного певца, который стоял с микрофоном в руках рядом с массивной колонкой и исполнял популярные песни хрипловатым красивым баритоном. Послушать его пение захотели не только мы, но кроме Андрея я больше никого не замечала. Как только мы подошли, заиграла минусовка знакомой мне попсовой песни Эда Ширана под незамысловатым названием «Perfect».
Пел парень божественно, от звука его голоса по рукам и спине бежали мурашки, но смотрела я не на него, а на Холодного. Его внимание тоже безраздельно принадлежало мне, а на припеве Андрей взял мое лицо в свои ладони и, не стесняясь присутствующих, стал нежно скользить губами по моим щекам, скулам, подбородку, губам и закрытым от удовольствия глазам. Его прикосновения были практически неуловимыми, мимолетными, но такими трепетными и чувственными одновременно, что я совершенно потеряла голову. Открыв глаза, я счастливо улыбнулась ему, а его лицо было серьезно. До самого конца песни мы проникновенно смотрели друг другу в глаза, и это было волшебно. Тогда у меня не осталось никаких сомнений, что это и есть – любовь.
Не думала, что именно сегодня я вспомню в деталях этот момент, теперь разрывающий сердце.
Несусь в музыкалку, сломя голову. Будильник я, оказывается, долго и упорно игнорировала, и на сборы совсем не оставалось времени. И, конечно, распахивая дверь в музыкальную школу, наталкиваюсь на препятствие в виде какого-то мелкого парнишки с акустической гитарой наперевес, который наигрывает вступление к знакомой до боли песне. Или мне кажется?
В музыкалке часто происходит много необъяснимой фигни, особенно – перед экзаменами, так что значения этому инциденту не придаю, хоть мне и кажется, что мальчуган, как будто специально заслоняет все пространство своей гитарой и не дает мне пройти. Кое-как огибаю его, чертыхаясь, и сразу же из комнаты для ожидающих родителей вываливаются два скрипача чуть старше первого мальчишки и подхватывают мелодию. Сомнений больше не остается. Это именно та песня. «Наша» песня.
Экзамен вот-вот должен начаться, при взгляде на часы брови ползут вверх. Сейчас не до ванильных воспоминаний! Как назло, глаза начинает жечь, и в горле появляется ком. Судорожно вбегаю по лестнице на второй этаж и с ужасом обнаруживаю там парня с электрогитарой и усилителем на полу, который умело и оглушающе начинает наигрывать кульминацию мелодии – припев, от которого окончательно сносит крышу – дыхание сбивается, а кровь стучит в ушах. Скрипачи меня обгоняют и становятся рядом с гитаристом, аккомпанируя ему и таинственно улыбаясь. Краем глаза замечаю и взрослого мужика с бас-гитарой, добавляющей полноты звучанию инструментов.
И это всё прямо возле двери в кабинет, в котором проходит мой экзамен! Почему-то только в этот момент до меня доходит, что это не издевка судьбы, а запланированный флешмоб для меня. Ищу глазами, из которых уже катятся градины слез, Андрея и нахожу в конце коридора у окна ровно в тот момент, когда дверь кабинета открывается и сшибает одного из скрипачей с ног. Оттуда появляется знакомая мне женщина – председатель экзаменационной комиссии – и громогласно высказывается:
— Эт-то что за балаган? Экзамен идет! С ума посходили?!
Последний неуклюжий аккорд гитариста тает в воздухе. Обстановка в момент становится напряженной.
— Кривоносова здесь? Последний раз спрашиваю! — орет разгневанная дама.
— Здесь, — кисло отвечаю я.
Она впивается глазами в меня, окруженную поникшими музыкантами, и, вздыхая, повелительным тоном приглашает меня войти в кабинет. А пока я, опустив плечи, двигаюсь вперед, заявляет, что, раз я пользуюсь таким повышенным вниманием, спрос с меня также будет высоким.