Повесть из казачьей старины.
Продолжение. Предыдущая глава - здесь.
При выходе столкнулся с Власьевной — старушка по обыкновению пришла на уборку дома.
-----------------
— Чайку-то попили, батюшка?
— Нет, Власьевна, не пил, некогда... Приду... вот из ревкома...
— Ай, зовут вас эти нехристи? — всплеснула руками Власьевна.
— Да-да... Это ничего... Я сейчас вернусь...
Слепил яркий снег. Идти было трудно. Хорошо, что о. Апполинарий сообразил обуться в валенки. Поднимая полы длинного ватного кафтана, он медленно продвигался вперед. Его знобило... В глазах от снега ли, или от бессонной ночи рябило, вспыхивали снопами, рассыпались искорки... Пожалел о. Апполинарий, что не прихватил трости. Едва не упал, когда дошел до церкви. «Каменная Куча» исчезла — на ее месте высился большой снежный холм, ни одного камня не было видно. Сколько выпало за ночь снегу! Слава Богу, вот и правленье... Ревком... станвоенревком... Какие страшные слова... Чужие слова... Ах, опять эта тяжесть на сердце!.. Постоять минутку... И этот озноб... Не упасть бы... Ну, с Богом?..
В кабинете председателя, кроме него самого, находилось еще несколько человек. Было накурено и жарко, до духоты, от раскаленной печки.
Товарищ Колосков, тщедушный, среднего роста и средних лет, с невзрачным, серым лицом, но с пытливым, как бы спрашивающих о чем-то взглядом карих глаз, производил впечатление полуштатского и одновременно полувоенного человека. Одет он был в черный штатский пиджак и в синие военные брюки - галифе, обтянутые в коленках и уходившие в тонкие - «офицерские», — как говорили казаки, сапоги.
Принял он о. Апполинария вежливо, но с оттенком некоторого превосходства, слегка покровительственно. Предложив стул, он уселся напротив о. Апполинария.
— Я пригласил вас, гражданин Солнцев, — начал несколько торжественно Колосков, — потолковать о станичных церковных делах.
О. Апполинарий молча наклонил голову.
— Видите, гражданин Солнцев...
— ... «Зачем он меня так называет?» — тоскливо подумал о. Апполинарий.
— ... в наше культурное время многие стоят за то, чтобы совсем покончить с религией, как с вредным предрассудком. Лично я не противник религии во что бы то ни стало. Вы понимаете, что я хочу сказать? Я хочу сказать, — не дожидаясь ответа, продолжал Колосков, — что при одном слове религия, — вы следите за моей мыслью? — при одном слове религия я не буду обязательно кричать долой ... нет! Но логически рассуждая, спокойно так, как полагается культурным людям, религия, как бы вы того ни не хотели сыграла свою роль и через это самое — обречена на исчезновение.
О. Апполинарий с трудом следил за речью Колоскова, явно рисовавшегося перед слушателями. В ушах его стоял беспрерывный звон, ему было душно.
— Я не согласен с вами, господин председатель, — тихо произнес он.
Сзади захихикали. Колосков строго взглянул на писарей.
— Почему, гражданин Солнцев?
— Вы говорите, господин председатель, — с трудом напрягая мысль, заговорил о. Апполинарий... — вы говорите, что религия сыграла свою роль... что роль ее кончилась... Это, по моему скромному мнению, не верно... Религия есть основание, как говорят ныне — база духовной культуры и как таковая — роль ее вечная. Культуры то, господин председатель, бывают разные... В материальной культуре, может быть, и можно обойтись без религии... Так, по крайней мере, думают люди, помышляющие только о материальном... Я, господин председатель, думаю... извините меня, иначе. В жизни человеческой не одни только материальные запросы... В жизни человеческой большую, — для меня лично, — главную роль играют запросы духовные... главное для меня душа, а не тело... Хотя и тело... тоже, разумеется, важно...
— A-а, душа! — вскричал Колосков. — Да что такое душа? Как вы можете доказать ее существование? Ведь это нечто совершенно нереальное!
О. Апполинарий пожалел, что не воздержался от возражения. Колосков заговорил, не останавливаясь ни на минуту. Речь его лилась плавно, точно он повторял наизусть хорошо затверженный урок.
— «Господи!» — молился про себя о. Апполинарий, — «пошли мне сил выдержать... Не упасть бы... Прилечь бы сейчас. Отдохнуть бы» ... Он силился вникнуть в льющийся поток слов, но ничего из этого не получалось. Он слышал речь, но слов не разбирал... Звон в ушах все усиливался, голова слегка кружилась. В тоске, с усилием вскидывал он глаза и упирался ими в портрет человека с татарским лицом, висевший на стене сзади Колоскова, на том месте, где раньше висел царский портрет.
— «Должно быть, Ленин» ... — сквозь муть соображал о. Апполинарий. — «О чем он говорит?»
Колосков о чем-то спрашивал.
— Да-да-да... — закивал поспешно о. Апполинарий.
— Видите, товарищи! — торжествующе воскликнул Колосков, — гражданин Солнцев согласен со мной.
— ... А теперь о деле... — донеслось до слуха о. Апполинария. — У вас при церкви имеется груда камней, — говорил Колосков. — Мы запроектировали использовать эти камни на более рациональные нужды. Ведь, вы, кажется, ограду какую-то хотели строить?
— Да, — еле слышно ответил о. Апполинарий и почувствовал, что огромная тяжесть свалилась вдруг с его плеч. Ему стало немного легче.
— ... Мы намерены переселить в станицу несколько семей из Царицына. Все это специалисты - ремесленники. Как раз то, чего не хватает казакам...
— ... Мы могли бы просто забрать камни. Но... — Колосков расправил свою тщедушную грудь... — советская власть — культурная власть. Она любит порядок. Порядок же требует, чтобы отдельные лица, общественные или иные организации, у коих мы, представители власти... — Колосков на этом месте сделал маленькую паузу, — отчуждаем что-либо для общественного блага ставились об этом в известность.
— Вам нужны... только камни?
— А что же еще? — удивился Колосков. — Не ломать же церковь, чтоб построить мастерскую? Это было бы не рационально.
(Продолжение следует)
П. Аврамов.