– Нюся!!! Нюся!!! Ты где? Нюся!!!
Анна давно привыкла, что в деревне все зовут её только Нюсей и, разогнувшись от грядки с морковью, окликнула соседку, метавшуюся по её двору.
– Да здесь я, Петровна! Что ты кричишь-то так?
– А! Вот ты где! – обрадовалась шустрая старушонка Вера Петровна, вечно всё обо всех знавшая и старательно разносившая сплетни по всей округе. – Ой, задохнулась даже, тебя разыскивая!
– Ну, присядь, отдохни, – посоветовала ей Анна, – а я тебе пока компота холодненького принесу, с мятой и лимончиком. Вчера варила, вкусный такой.
– Давай, – махнула Петровна и уселась на скамеечку, вытянув гудевшие ноги.
Анна ушла и вскоре вернулась с кувшином и двумя стаканами, разлила компот и протянула его Вере. Та выпила с наслаждением, попросила еще, а когда стакан наполнился снова, заговорила уже спокойным тоном.
– Фух! Уморилась! А компот и вправду хорош. Рецепт дашь?
– Так ты за рецептом ко мне так бежала? – улыбнулась Анна.
– Ой, да нет же! – спохватилась Вера. – Сказать тебе хотела, что Антониха-то померла! Всё уже!
– Царствие ей небесное! – услышав новость, Анна перекрестилась.
Но Вера тут же замахала на неё руками:
– Да ты что, мать моя, совсем с ума сошла! Разве можно такой, как Антониха, Царствие небесное желать? Она же ведьмой была, всю жизнь на людей порчу наводила. Такую злыдню ещё поискать! За то Бог её и наказал! Шесть дней она умирала, криком кричала, а помереть не могла. Я-то с ней по соседству всю жизнь живу, хорошо её знаю! Как-то не спалось мне, и я по прохладце решила грядки пополоть. Солнышко ещё не встало, только развиднелось. Ну, я тяпочку в руки и в огород. Смотрю, а Антониха у себя по картошке ходит, руками машет и бубнит что-то. А потом покружилась и присела, а юбки вокруг неё парашютом поднялись.
- Ну и что тут такого? - улыбнулась Анна. - Её картошка, что хочет то и делает. Пусть хоть пляшет на ней.
- Вот-вот, она и поплясала. Знаешь, какая потом у неё картошка уродилась? Размером чуть ли не с тыкву.
– Ну уж и с тыкву! – улыбнулась Анна.
– Да я тебе говорю! – кивнула Вера. – И вот ведь, у всех у нас неурожай, хоть мы и бьёмся-колотимся на огороде с утра до вечера. А она в землю плюнет и тут же у неё всякий овощ растёт и колосится. Яблоки, груши, сливы, всё на загляденье! Вот и объясни мне теперь, почему так?
- Ну не знаю, - пожала плечами Анна. - Может она секрет какой-нибудь знала?
- Все её секреты черти ей по ночам нашептывали, - махнула рукой Вера. - Нет, Нюся, ты со мной не спорь. Уж кто-кто, а я Антониху лучше всех знаю. С молодости её ещё помню. Сестра у неё была, Алевтина. Парня одного она любила, Григория. Красавец был. Пожениться они даже собирались. Только наша Антониха не дала им этого. Приворожила она Гришку к себе. И всё, пропал парень. Похудел даже. Алевтина и умоляла его, и в любви клялась, и топиться хотела, а ему хоть бы что. Заладил одно: "Не люблю тебя, люблю твою сестру!" Погоревала Алевтина, погоревала, а потом собрала свои вещички в чемоданчик и уехала, никому ничего не сказав. Родители в поиск объявляли, но страна-то большая, где же её найдёшь. Всё равно, что иголку в стоге сена искать.
- Подожди, Вера, - остановила её Анна. - Ты что-то путаешь. Антониха же никогда замужем не была, сколько помню она всегда одна.
- Правильно, - кивнула та. - Колдовская любовь никогда ничем хорошим не заканчивается. Пить с чего-то стал Григорий. Был мужик, как мужик, а потом весь вышел. Под заборами начал пьяный валяться, дома не ночевал. У нас тут все судачили, что это Антониха его довела. А потом его в речке выловили, утонул сердешный!
– Господи, какой ужас! – покачала головой Анна.
– Ну а то, не ужас что ли? – согласилась Вера. – После его похорон Антониха несколько месяцев никому носа своего не показывала. Только и видели, что каждый вечер в доме свет зажигается, да черное её платье то во дворе мелькнет, то в огороде. А потом и на улицу выходить стала. Но с той поры все мужики в деревне спиваться начали. Вот честное слово. Как будто проклятье над ними какое-то повисло. Вот и твой Федька тоже ведь пьет! Пропащая душа!
– Ну, то, что Федор пьет, ему никто не виноват, при чем тут старая Антониха? – вздохнула Анна. – Его эта беда и моя. Что я только с ним ни делала, и по-хорошему просила, и кодировала, все без толку. Я уж рукой махнула, если честно. Пятьдесят лет всего мужику, а превратился не пойми во что.
– Так развелась бы с ним, – поджала губы Вера.
– Двадцать шестой год с ним живу, привыкла уже, – Анна задумчиво посмотрела вдаль. – Да и не всегда он пьяный. А когда не пьет, мужик – золото. Да и не обижал он меня никогда, тихий, даже если выпьет. Да что я тебе рассказываю. Сама ведь все знаешь.
– Ну да, ну да, – энергично закивала Вера.
– Ладно, Петровна, – Анна хлопнула себя по коленям и поднялась со скамейки. – Мне работать надо, видишь, как после дождя трава полезла. Да и у тебя дел, наверное, немало.
– Тьфу, так я ж к тебе по делу и есть, а ты меня заболтала совсем, – всплеснула руками Вера. – Да и не к тебе я, уж если на то пошло, а к Федьке твоему. Он же берется могилы копать, вот я за тем и прибежала. Из сельсовета ко мне приходили, просили помочь. Антониху-то хоронить надо, как ни крути. Еще придется всей деревней на это дело скидываться.
– Денег, сколько нужно, дам. А где Федор, не знаю, уж извини, – развела руками Анна. – Придет домой, скажу. А сейчас его нет.
– Ладно, тогда побегу к Тольке Гладышеву, – кивнула Вера. – Одна ведь они компания.
Анна кивнула и, качая головой, посмотрела ей вслед.
Только через час Вера разыскала Федора и Толика. Они, в компании еще двух местных пьяниц, пили мутный самогон и закусывали его огурцами и помидорами, сидя прямо на влажной от ночного дождя траве у небольшого сельского озерка, заросшего камышом и осокой.
– Вот же ж, алкоголики проклятые, – напустилась на них Вера. – Когда ж вы уже напьетесь, в конце концов! Еще и у озера! Перетоните, дурни!
– Тебе что, тетка, надо? – прищурился Толик.
Вера подбоченилась и торжественно сообщила им новость:
– Антониха померла! Хоронить её надо. А для этого могилу вырыть. Соображаете? – она постучала кулаком себе по лбу.
– Да ты что?! Вот тебе и раз! А я ж вроде недавно её видел, она просила забор ей починить, да мне все некогда было, – зашумели мужики. – Обещал с понедельника заняться. Вот тебе и починил! Помянуть надо!
И только Федор, муж Анны, подошел к вопросу по деловому:
– Где копать-то?
– Знамо дело, на кладбище, – ответила ему старушка. – Где же еще?
– Да ясно, что на кладбище, – поразился её недогадливости Федор. – В каком месте, спрашиваю?
– Да какая разница, все равно хоронить её за наш счет будем, – отмахнулась Вера. – Родных-то у неё нет, сестра только где-то живет, а где, Бог её знает!
– Это что же, нам бесплатно надрываться? – возмутился Толик. – Не надо, я задарма не нанимался. У меня руки не казенные!
– Да помолчи ты, – повернулся к нему Федор. – Что ж, если у бабки денег нет, так её на земле оставлять. Не волнуйся, тетка, все сделаем, скажи только где.
– Да где хотите, - повторила Вера. - Мне-то что? Лишь бы могила была. Можно у задних ворот, с краешку. А там смотрите сами. И за деньги не переживайте, будут! Уже всей деревней сборы начали. Так что дуйте за лопатами и вперёд.
- Ну и ладно, - согласился Фёдор и кивнул Толику:
– Разливай! Тетка, опрокинешь с нами? За помин души Антонихи?
– Тьфу на вас! – махнула она рукой и пошла прочь, успокоенная тем, что выполнила все, что от неё требовалось. Но когда вернулась домой, узнала, что кто-то позвонил сестре Антонихи, и та едет, чтобы заняться похоронами, людей нужных с собой везет и все оплатит сама.
– Ох ты ж, – всплеснула руками Вера, – а я тоже копачей нашла. Ну да ладно, они пьяные были, авось забудут и ничего страшного не случится.
Но Федор не забыл о её просьбе и, желая сделать все по-человечески, отправился с друзьями на кладбище, по дороге прихватив две лопаты, чтобы копать по очереди.
– Слышь, Толян, – спросил Серега. – А правду говорят, что эта самая Антониха ведьмой была?
– Да кто ж её знает? – пожал плечами тот. – Может и была. Я лично ничего такого за ней не замечал. А как-то помог ей сараюшку поправить, так она мне настоечки плеснула. М-м-м, я такую больше никогда не пил. До сих пор во рту тот нектар чувствую. И голова не болела, светлая такая была.
– А мне теща рассказывала, что колдовала бабка, – заявил Виталик. – Молоко у коров пропадало, если Антониха мимо пастбища проходила. И вообще, мутная старуха была, странная.
– Да хватит вам чепуху молоть, – махнул рукой Федор. – Старушка как старушка. Здоровалась всегда. А то, что с тещей твоей грызлась, так они обе хороши. Копайте лучше. До ночи нам тут что ли сидеть?
Могила была готова к вечеру, когда уже совсем стемнело. Толик к этому времени успел организовать прямо на кладбище ещё пару бутылок самогона и нехитрую закуску.
- Точно говорят, что Антониха ведьмой была, - сказал он, разливая спиртное по стаканам. - Вымучился я с её могилой, все ладони в мозолях. И земля после дождя насквозь промокла. Сыро и скользко. Мучение одно. Ладно, парни, давайте по домам.
- Да ну, какой там! - проворчал Серёга. - Айда к моему брательнику в бригаду. Сегодня его смена, всю ночь дежурить будет. Посидим по-человечески.
Несмотря на заманчивое предложение, Фёдор отказался. Он с раннего утра не был дома и не хотел заставлять Анну волноваться. Потому, махнув собутыльникам, чтобы шли без него, взял в руки лопату, но сделал это как-то неловко, и она выскользнула у него из рук, угодив прямо в яму. Фёдор чертыхнулся, наклонился и потянулся за ней, но не удержался и сам мешком свалился в могилу.
- Эй! Толян! Серёга! - позвал он своих друзей, но те уже были далеко и не слышали его.
Махнув в досаде рукой, Фёдор попытался выбраться сам, но выпитое спиртное и усталость не позволили ему сделать это.
- Ну и ладно, - не стал он спорить с судьбой, - сейчас немного отдохну, а потом как-нибудь выберусь. А то сейчас и ноги переломать недолго.
Свернувшись калачиком, и не сильно переживая по поводу того, где ему приходится спать, Фёдор уснул. Он смолоду не верил, как говорится, ни в Бога, ни в чёрта, и никогда ничего не боялся. А вот жизнь любил и старался получить от неё как можно больше удовольствия.
А ещё Фёдор никогда не признавал над собой никакого начальства. Были времена, когда он работал плотником на деревообрабатывающем предприятии местного леспромхоза. Был там у них цех, где из дерева изготавливалась всякая всячина: декоративные фигуры, садовые столы, скамейки, держаки для лопат, вёдра и шайки для бани. Фёдора ценили за мастерство и золотые руки, но не могли справиться с упрямым характером и, в конце концов, уволили со скандалом и отметкой в личном деле.
- Как же мы будем жить? - спросила его тогда Анна, качая на руках маленькую дочку Дашеньку. - Живём-то в казённом доме... Теперь нас отсюда выселят. И на ребенка не посмотрят. Куда пойдём?
- Не пойдём, а поедем, - похлопал жену по плечу Фёдор. - В деревне бабуля моя живёт, у неё дом свой. Просторный, светлый. Что надо починим, за старушкой присмотрим. А она против не будет. Бабуля у меня мировая, добрая.
- Хорошо, - кивнула Анна.
Так они и оказались в деревне. Бабушка Клава была рада внуку и его семье.
– Феденька, славный мой! Живите сколько хотите. И мне, старой не скучно будет. Присмотрите за старухой, если что. Аннушка, заходи, обживайся. Будь тут хозяюшкой. А мы с моей правнучкой пойдем малинки покушаем. Дашунька, ты любишь малинку?
У Анны отлегло от сердца. Бабушка Клава и в самом деле оказалась замечательной доброй старушкой. Семь лет прожила она с ними, не зная горя, а потом оставила им после себя дом. Даша выросла и уехала в город, отучилась там, потом вышла замуж, в деревню возвращаться не захотела. И остались Фёдор с Анной одни.
Фёдор и до этого выпить любил, частенько бывал под хмельком, но пил просто так, за компанию или для настроения. Но потом всё чаще и чаще стал уходить в запои. Бывало, пропадал на день-два, но всегда возвращался домой к жене, пряча виноватый взгляд. Вот только какой бы пьяный он не был, Анне никогда не изменял, а если в компании появлялись женщины, просто уходил оттуда.
– Вообще-то я жену не только люблю, но и уважаю, – говорил он мужикам. – А пью не для того, чтоб напиться, а лишь бы запах не забыть.
Встречая мужа, Анна не ругала его, только качала головой и плакала. И это Фёдор не мог выносить больше всего. Он обещал жене, что возьмётся за ум, несколько раз даже соглашался кодироваться, но потом всё равно срывался, хотя и ругал себя за это.
В могиле Фёдор проспал долго. Солнце, поднявшись высоко, уже сильно припекало, и его лучи скользнули даже в страшную яму. Какие-то насекомые, жужжа, принялись ползать по лицу Фёдора и он проснулся. Сначала он не мог понять, где находится, а когда вспомнил всё, что было вчера, задрожал не столько от страха, сколько от холода.
- Так, полежали и хватит, - сказал он громко. - Надо отсюда выбираться, что-то мне здесь не нравится. Воткнув лопату в землю, он наступил на неё, подтянулся и начал вылезать из могилы. Но вдруг глаза его округлились, и он почувствовал, как мороз побежал по его спине, а по вискам заструился холодный пот: совсем рядом с ним стояла покойная Антониха и беззвучно шевелила губами, показывая на него пальцем.
Фёдор невольно разжал руки и снова свалился в могилу, больно ударившись о лопату. Волосы его встали дыбом, и вся жизнь пронеслась перед глазами. Неужели эта старая ведьма похоронит его в своей могиле? А как же Анна? И Дашка? Он же так их любит!
На ум пришла молитва, которую всегда повторяла перед сном баба Клава, и неверующий Фёдор принялся неумело креститься, как заведенный, повторяя заветные слова: "Господи, помилуй! Господи, помилуй! Пить брошу, только помилуй меня, Господи!"
Немного подождав и видя, что ничего не происходит, Фёдор снова попытался выбраться из могилы, но едва выглянул наружу, как заметил, что Антониха, раскинув руки, неподвижно лежит на куче сырой земли.
Фёдор вылез, осторожно подошёл к ней и всмотрелся в морщинистое лицо: никакой бледности или трупных пятен. Лежит, как живая. Потрогал шею и руку выше локтя – теплая.
- Батюшки, - всплеснул руками Фёдор. - Так ты же живёхонька! Слышь, бабуль! Как же они сказали, что ты умерла? Э-э-э, ладно, бабка! Не боись! Сейчас я тебя к врачу доставлю! Там тебя быстро откачают!
Он присел перед старушкой, ловко перехватил её, перекинул через плечо и пошагал в деревню.
А в это время участковый Андрей, совсем еще молоденький парнишка, ехал из соседней Калиновки на свой участок. Вообще, ему доверили сразу три деревни, расположенные по соседству, и теперь ему приходилось постоянно колесить между ними.
Проезжая мимо кладбища, участковый поморщился: он вспомнил, что несколько часов назад встретил здесь небольшую траурную процессию, несущую гроб. Умерла старая Антониха, вредная старушонка, вечно жаловавшаяся ему на своих соседей.
– Вот уж точно, ведьма! – не раз думал о ней Андрей.
Он постоял немного в стороне, пропуская покойницу, а потом поехал по своим делам. Сейчас, опять проезжая мимо кладбища, Андрей снова подумал о ней и вдруг увидел, что из-за ограды появился какой-то мужчина. Участковый всмотрелся и узнал местного пьяницу Федора, а потом и вовсе вытаращил глаза: на плече у него безжизненно свесив руки, висела … Антониха. Она была вся перепачкана землей, и сам Федор тоже был ни дать ни взять Адам – сплошная глина.
Андрей почувствовал, как волосы шевелятся у него на голове, а Федор тем временем, ускорил шаг. Участковый вылез из своего Жигуленка и окликнул пьяницу:
– Дядь Федь! Ты зачем бабку откопал?
Тот обернулся и вздохнул с облегчением:
– А, это ты, Андрей. Фу, напугал!
– Неси её обратно! Ей уже не поможешь, дядь Федь, – мягко заговорил Андрей.
– Да ты что! – горячо заговорил Федор. – В больницу ей надо. Живая она! Ей бы искусственное дыхание сделать, я хотел было, но у меня такой перегар, что она точно не оклемается. Только хуже будет. Давай лучше ты!
Андрей отшатнулся:
– С ума сошел? Допился до чертиков? Тебе самому в больницу надо! – закричал Андрей. – Все, дядь Федь, допрыгался, белая горячка! Ну-ка клади бабку на землю! Быстро! И не вздумай бежать!
Давая указания Федору, Андрей набрал номер местного фельдшера:
– Антон Петрович, быстрее к кладбищу! И людей прихватите! Срочно!
Федор, тем временем, уставший от тяжелой ноши, опустил её прямо на траву и сам сел рядом. Андрей, широко расставив ноги, смотрел на него, внимательно следя за каждым движением, он просто не знал, что можно ожидать от людей в таком состоянии. Вдруг его горло перехватил какой-то спазм, а ноги подкосились, потому что Антониха открыла глаза, села и уставилась на него, глупо улыбаясь.
– Эх ты ж! – Федор вскочил, но подхватить Андрея не успел, тот как стоял, так и упал в обморок, не вынеся вида ожившей ведьмы.
Андрей пришел в себя уже в стационарной палате местной амбулатории и сразу понял, что остался жив.
– Фу… – выдохнул он. – Привидится же такое!
– Ну что же ты, Андрюша, такой чувствительный? – склонился над ним фельдшер Антон Петрович. – А еще участковый.
– Страх-то какой, – ответил Андрей. – Я ведь в первый раз ожившую покойницу видел. А где она? Где Антониха?
– Не Антониха это была, а сестра её, Алевтина Михайловна. Близняшки они были, только смолоду поссорились и не общались всю жизнь. Ну а когда наша Антониха умерла, Алевтине все-таки сообщили, телефон её был на видном месте. Алевтина, хоть и старая совсем, а молодец, быстро приехала и все как надо сделала. Даже кого-то из похоронного бюро с собой привезла. Могилку вырыли возле их родителей, молебен заказала, в столовой обед организовала и все так ловко устроила. А после похорон, когда все уже с кладбища ушли, она туда вернулась, хотела какого-то Григория навестить. Идет, видит, из могилы кто-то лезет, ворчит еще что-то. Ну, понятное дело, старушка не выдержала, хлопнулась в обморок. А это наш Федор был… Кстати, его на пятнадцать суток за тебя определили. А Алевтину я осмотрел и домой отправил. Она мне все и рассказала.
Андрей потер ладонями лицо:
– Кто б другой рассказал, я не поверил. А что Федор там делал-то?
– А Бог его знает. Выпустят, спросим…
Федор вернулся домой, отсидев положенные пятнадцать суток, и сразу же увидел вещи жены, собранные в сумки и стоявшие у порога.
– Ань, ты что? – спросил он, испуганно глядя на осунувшуюся за эти дни жену.
Анна присела на стул, сложив на коленях руки:
– Ничего. Просто я устала и ухожу. Прости, Федя, я думала, что мы с тобой доживем до старости и встретим её вместе, но сил на это у меня уже нет.
– Ань, ты же мне передачки приносила и все такое, – Федор развел руками: – Я думал, что ты не сердишься и простила меня.
– А я не сержусь, и простила, Федя. Просто не хочу больше жить с деревенским посмешищем. Тебе ведь уже пятьдесят лет. И ты скоро станешь дедом, Даша на днях звонила. Она на третьем месяце. Наконец-то они решились на малыша. А какой ты пример ему подашь? Тоже позорить будешь, чтоб все на дитя пальцем показывали? Я этого не хочу. Так что проводи меня, пожалуйста, до автобуса.
– Ань… – голос Федора задрожал. – Я больше никогда не буду. Честно.
Но она встала и направилась к выходу.
Прошло полгода. Даша вышла из роддома, довольным взглядом поглядывая на счастливого мужа, который прижимал к себе новорожденного сына. Вместе с ними была и Анна, она несла вещи дочери и улыбалась, радуясь тому, что все прошло хорошо.
Вдруг она остановилась и тихонько окликнула дочь и зятя. Те взглянули в сторону и увидели Федора, который стоял с огромным букетом цветов в руках.
Чистенький, выбритый, празднично одетый, он выглядел прекрасно и взгляд Анны потеплел: сразу было видно, что Федор давно не пил никакое спиртное. Она кивнула ему и он, словно только и ждал этого, подошел к ним.
– Здравствуй, папа, – сказала ему Даша, а зять показал ему розовое личико сына:
– Смотрите, это маленький Федюша. В честь вас назвали.
В глазах Федора заблестели слезы:
– Родные мои, хорошие… Как я рад, как счастлив… Дети, внучок, Анечка… Я вас так сильно люблю!
Через несколько дней Федор и Анна вернулись домой. Везде был идеальный порядок, а во дворе красовались новенькие качели и песочница с ярко выкрашенным грибком, защищающим от солнца.
– Рано же еще, – рассмеялась Анна.
– А нам некуда спешить, Анечка, – улыбнулся Федор. – У нас впереди ведь столько счастливых дней, правда?
Анна кивнула и прижалась к плечу мужа. Наконец-то и она была по-настоящему счастлива.