Раньше казалось, всего-то и дел, три пролета пробежать, и дома. Сущий пустяк, детская забава. А нынче лифт… и, конечно же, скрипучий и шумный лифт застрял между этажей. - Черт побери! Закон бутерброда в действии! – выругался Максим. – И когда ждать освобождения? Если бутерброд падает, то уж непременно, маслом вниз, и в обязательном порядке шефу на лампасы.
Кабина лифта лихорадочно дернулась и снова замерла. «Недели не прошло, как его чинили двое. С двумя руками на двоих, и те, похоже, из копчиков росли!», - злился Максим. «Никогда же не пользовался лифтом, и если бы не нога…, наверное, по тому же закону: и лифт не сломался бы, и не пришлось бы ждать спеца с рукой из срамного места. Куда ни кинь, и лифт чинить надо, и ногу, и нервишки». Максим в сердцах грохнул кулаком по кнопкам, и лифт, как ни в чем не бывало, поехал, и тут же остановился на четвертом этаже, гостеприимно распахнув двери.
- Всё!! Вниз, хоть на ушах, но в этот аппарат страха больше, ни ногой. Тем более, с простреленной, и с появившимися недавно фобиями.
*****
Максим, который уж раз прокручивает в голове одну и ту же картину: авария, больница, террористы. Что здесь сработало? Случайность? Совпадение? Или, всё же провидение? Почему не погиб? Почему его не убили? Какая такая неведомая сила его спасла? Ведь он, одной ногой уже был «там», однако выжил, чтобы угодить в руки бандитов, и снова выжить. «Зачеркнуть бы всю жизнь, да с начала начать…», да не получается, и не получится.
Всё, что с ним произошло, случилось в одночасье, чередой событий вывалившись на его голову, как из самосвала, грудой неприятностей и бед. С самосвала всё и началось.
*****
Он, старший лейтенант милиции, уже немало повидавший за свою короткую жизнь, даже представить себе не мог, какие «сюрпризы» начнет преподносить ему судьба через некоторое время.
С утра, напрочь, отказалась заводиться всегда покладистая, верная «копейка». Он ругался, поминая недобрыми словами отечественный автопром, пинал ногами ни в чем не повинные колеса. Отдавил капотом палец. Самое страшное, что испачкал манжеты парадного мундира, в котором собирался предстать пред светлы очи начальства, наконец надумавшего вручить ему в этот день, День Милиции, долгожданную звёздочку на погоны. Наконец, он вспомнил, что забыл выключить «секретку», самим же и поставленную накануне.
*****
Улица была почти пустой. Впереди, вихляя колесами, пуская от натуги облака черного дыма, мчался обшарпанный самосвал. Максим скосил глаза, и увидел нагоняющий его микроавтобус, со знаком на стекле: «Осторожно дети». Дальше произошло страшное. От самосвала отделилась пара задних колес, и, размахивая полуосью, подскакивая в воздухе, как теннисный мячик, понеслась навстречу микроавтобусу. И тогда, не успев ничего подумать, Максим круто вывернул руль влево. Послышался визг тормозов, и протяжный, отчаянный гудок сигнала.
Последнее, что он увидел – колесную спарку, проломившую капот его «Единички», потом покрывшееся паутиной лобовое стекло, и проседающую ему на голову крышу.
«Вырезали» его из груды покорёженного металла два часа.
Оперировал его сам главврач, и бодро рапортовал родителям, что родился их сын в рубашке. Да, еще, в милицейской, испачканной в мазуте. И герой их будет жить.
*****
В тот день его перевели из реанимации в отделение. - Через недельку другую, и домой. А гипс еще с месячишко поносишь, если, конечно, колёса больше ловить не будешь, – шутил лечащий врач.
Кто мог предположить, что случится такая трагедия? Как, две сотни вооруженных до зубов бандитов, беспрепятственно, на трех грузовиках, проехали триста километров по территории страны, и оказались в их провинциальном, тихом городке? Наверное, это был самый страшный день в его жизни, когда прошедшие огонь и воду бородатые головорезы, захватив, и расстреляв по пути десятки заложников, ворвались в больницу.
Боевикам все равно, маленький, большой город, они готовятся и, идут убивать мирных жителей, несмотря ни на что, предъявляя немыслимые требования власти.
«Родители после той трагедии так не пришли в себя, они стали другими: вечный страх поселился в их душах», - думал Максим глядя на них.
*****
Черный зрачок смерти, холодно смотрел Максиму в лицо. Безумные, испещрённые красными прожилками глаза, и этот ледяной, гортанный голос из ощерившегося, спрятанного в густой бороде рта, он запомнил на всю оставшуюся жизнь. «Что, ельцинский пес, страшно умирать? Гяур неверный! Нет! Не бойся! Слишком лёгкой смерти тебе не будет! Ты будешь умирать долго и мучительно. Ты истечешь кровью, как мой отец, когда такой же мент, как ты, прострелил ему легкое. И помочь ему было некому. Никто не поможет и тебе. Я об этом позабочусь». Ствол огромного пистолета медленно поплыл вниз. Выстрел прозвучал оглушительно. Пуля, пробив гипс, сломала кость и застряла в матраце. Бросившаяся на помощь молоденькая медсестра. Была тут же застрелена бородачом. Но Максим выжил и на этот раз.
Залечили простреленную ногу плохо. Не поддавалась она лечению. Каждый день давала о себе знать дикими болями, и возникшим из ниоткуда, без отчетным страхом перед черным, бездонным глазом ствола. Ходить он мог только с тростью.
*****
Трость он себе выбирал долго и придирчиво, на одном из ресурсов интернета, где продавалась всё, что можно было продать, и чего нельзя продать, но если очень нужно, то можно. Трость оказалась солидной, и довольно редкой, из чьей-то частной коллекции, которую распродавали родственники, не видя в ней ни ценности, ни пользы, а только дензнаки и, чтобы их хватило на хорошие посиделки за круглым, и даже квадратным столом, застеленным старой газетой. Был дед, и не стало деда. Были трости и курительные трубки, и не стало таковых. Зато есть, за что почтить память усопшего родственника.
А Максим, как-никак, субъект с легким налетом интеллигентности. Внук корифея истории. И хотя к ученому миру не имел никакого отношения, но дедовскую коллекцию марок, и богатейшую библиотеку чтил, и дом, скромный, на четыре комнаты с кабинетом деда, продавать не собирался. В нем он предусмотрительно поселился ещё при жизни деда.
Дед был крепок телом как гриб-боровичок, и в уходе не нуждался. Присыпанная нафталином история была уже никому не нужна, и ему требовались благодарные уши. Дед с нетерпением ждал Максима с работы, и за ужином, ведя неторопливую беседу, накачивал его энциклопедическими знаниями по истории человечества от пещерного питекантропа, до пещерного руководителя государства Российского. Максим отдыхал душой. Деда своего он мог слушать долго, правда, рассказы его, запутавшегося в канве повествования, повторялись, но Максима это не беспокоило. Он был хорошим слушателем и молчаливым собеседником. Так, что память о близких людях не продается.
*****
Свисток чайника оповестил Максима, что пора приступать к чаепитию.
-Лёва, ты чай будешь или кофе?
Лёва скорчил физиономию цапли, проглотившей калошу. – Макс! Какой чай?! Вчера я простыл, и меня всю ночь плющило и колбасило! Мне просто необходимо обрести былую форму! А для этого требуется более существенный бальзам, чем твой никчемный чай! И мой организм буквально кричит, как ему плохо, и какое ему полагается лечение. А я, как назло, сел на мель, и по этой причине не имел возможности посетить аптеку. Возможно, у тебя имеется какая нибудь микстура?
- Лева! Я правильно понимаю, что твоя хворь не уместилась в одном стакане?
- Ты, Макс, сущий провидец!
- Ну, так знай! Для хороших друзей у Макса всегда открыт неисчерпаемый дедовский бар с микстурами от любых болезней! Сам иногда принимаю. Так, профилактики для.
- Смотри, не увлекайся, - погрозил пальцем Лёва. - Каждая микстура, принимаемая бесконтрольно, и в больших дозах, есть яд. На меня смотри и делай выводы.
- Лева! Не смеши, и не разглагольствуй! Капай, что тебе необходимо, и рассказывай, какого черта ты приперся в такую рань!
Максим, молча, слушал Леву.
Понравился ли Вам рассказ, уважаемые читатели? Ждем Ваших оценок и комментарии.
Будем рады новым читателям.
Возможно этот рассказ Вы не читали.