Никита Эдуардович поручил своим помощникам из патрульно-постовой службы, чтобы не терять впустую драгоценного времени, опросить пострадавших граждан, а сам, с коллегами, развернув карту, выехал за село.
– Хорошая погодка, Никита! – выходя из машины, воскликнул Борис. – Последнее тепло!
– Наше счастье, Боря, что дождя не было! – обрадовался старлей.
Из открытого салона по-юношески прозвенел Сергей-водитель:
– Следы надо смотреть. Отара стрижёт всё на своём пути, как ножницы.
– Аха, спасибо, Серёга! – благодарно ответил Эдуардыч, – так иногда проскальзывало у парней, за его «башковитость». – Друзья, я пойду по «какашкам»!
– Умно! – оценил Борис.
– Ха-ха! – засмеялся водитель. – Так они же постоянно только это и делают! Мы с тобой!
– После них «свежая» тропа, – напомнил старший лейтенант. – Нужно только набрести…
Как ни старались милиционеры, «набрести» не получилось. Эдуардыч, изучив чуть ли не с лупой вылегшую траву и изуродованный временем сухостой, принял новое решение, остановив ребят и сказав: «Нет, здесь мы ничего, вижу, не найдём. Серёга, поезжай вперёд, а мы с Борей пойдём пешком! Дорога чистая, как «серебро». Ах, как хорошо дышится! М-м-м… Надо, парни, всю окружность брать, все выходы из села Лесниково. Не с этой стороны угоняли. С другой. За огородом у гражданки Тетериной озерцо. Напротив, через две улицы, дремучий лес. Этот путь ведёт на деревню Малые Берёзки. А те края не хватили. Так что нам туда. На Берестовку. Там как раз речка Берестовка течёт. А овцы без воды, что тигр без добычи! Думаю, мы напали на след. Именно в том направлении погнали, захватывая попутно овчарские угодья. Вперёд!»
Рассуждения Шаблина были здравы и лаконично точны, как в интеллектуальной игре «Что? Где? Когда?», которую старлей не пропускал, с нетерпением ожидая зимней серии. Ни у Бориса, ни у Сергея не нашлось слов. Гениально!
Дав полукруг, современные детективы – Холмс и Ватсон – действительно обнаружили «свежую» тропу. Не в качестве заключался вор, а в количестве. Преступники не запутывали следы, а двигались по дороге. Так было быстрее идти. И дорога эта чернела овечьим помётом.
– Значит, – объявил Никита Эдуардович, – нам предстоит не ошибиться, правильно идя за отарой! Этот товар медленно течёт, как мёд. Следовательно, его кто-то да видел. Спросим. Ух, как отлично, что я захватил с собой карту! Ну, по машинам, что ли?!..
Дальнейшие действия напоминали скорее ориентирование на местности. Всё вышло именно так, как и ожидал проницательный Шаблин. «Эх, сейчас бы вертолёт! – про себя мечтательно подумал старлей. – Сколько бы часов сэкономили! Жаль, дельце мелкое! Обижаться нечего! Хоть на «уазике»! Не сломался бы, старичок!»
Пошли вдоль реки. Это был уже соседний район. Все пострадавшие от грабителей населённые пункты закончились. Впереди брезжило Мутино. Как назло, те кто, попадался навстречу, удивлялись и отрицали текущую «овечью воду». Эдуардыч догадался почему. Движение-то осуществлялось вне шоссе, по лесу, в прибрежной зоне. Да и кто обратит внимание на овец?! Мало ли, пастухи перегоняют стада.
А вот близ берестовского моста «лягушка-путешественница» «по-весеннему расквакалась».
– Ой, милки, дак ить иго цельно пирилилось туда-ть! – ошалело сообщила гражданка Моргунова, редкий живой экземпляр для русской диалектологии (науки о говорах), вспоминая давно ушедшую молодость. – Ить идва пириждала! Чуть-от ни зотоптали, окоянныя! Мост-от узок, как шшыль! Здися встричалися мы со Трошей!..
– Бабуля, а вправо или влево свернули-то? – обрадованно спросил старший лейтенант, как и его напарники, одетый в гражданское: спортивную шерстяную шапочку, тёплый бушлат, плотные штаны, резиновые сапоги, самосвязанные шерстяные носки, – словом, во всё осеннее, чтобы не прозябнуть. – И сколько человек было-то?
– Дак-от два! – взмахнула рукой крепкая старушка, тепло упрятанная в пуховую шаль, зимнее пальто, гамаши и валенки с галошами, чтобы не простудиться. – Туда-ть полилися, милки! Воправо! На «офтоштраду»! На кониках! Со ружьими!..
– Ого! – оканунел Эдуардыч, а коллеги выпучили глаза. – Спасибо, гражданка Моргунова! Здоровья вам и долгих лет! – пожелал старлей.
– Помиреть бо скорий! – уходя, призналась, видимо, измученная болезнью почтенная созерцательница всё повторяющейся осенней красоты, уже «осьмой дисяток лет».
Милиционеры не стали затягивать беседу и, забравшись в пыхтящий «уазик», ринулись вдогонку.
Продолжение следует...