Он не ответил, но по его взгляду Варька поняла – он удивился, откуда она это узнала.
*
Это был обычный грязный двор в спальном районе, и оператору пришлось бы ужом вылезти через одно место, чтобы снять все это красиво. Варька пыталась разобраться – понять, кто есть кто в этой толпе. Телевизионщики, молодые ребята, кто с камерой, кто с микрофоном, они вроде среди других, и в то же время как-то отдельно.
А еще – такие бедняги, как Варька, впрочем, далеко не все чувствовали себя тут в западне. Вот эта молодая женщина, тоже крашеная блондинка как Варька теперь с крупными, кроваво-красными губами – она чуть ли не как хозяйка себя тут вела, с другими говорила, как с мелкой сошкой. Был мальчик лет восемнадцати-двадцати, тщедушный, в очках, длинные волосы забраны сзади в хвостик. Несколько пожилых женщин, косивших не то под цыганок, не то под ведьм – на плечах шали с кистями, юбки длинные, взгляды цепкие. Мужчина в кожаном пиджаке, Молодые девушки, Варькиных лет…И все глядели друг на друга, точно собирались соревноваться в «Голодных играх» — этот фильм Варька успела посмотреть. Может, на кого-то из них тоже поставили. А может, им отчаянно нужны были деньги.
Прохожие бросали на них заинтересованные, немного испуганные взгляды, и было совершенно непонятно, что станет происходить дальше, и сколько еще ждать.
Варька подошла к стене дома, нагретой солнцем, села на корточки, опустила голову на руки. Она собиралась оставаться так, в анабиозе своего рода – пока не позовут. Варька знала, что сейчас она – так же слепа и глуха к неведомому, как любой из этих прохожих, и этого изменить нельзя.
Где-то там глухо шумела эта толпа…массовка… А Варька вспоминала еще один фильм, кажется, «Черный ворон», там героиню в конце просто залили бетоном, и перед глазами у Варьки была ее рука, пальцы, шевелящиеся в последнем усилии… Скорее всего, Степан пошутил, но… Но…
Когда раздались громкие хлопки в ладоши, Варька вздрогнула и вскинула голову. Высокий мужчина, в блестящем пиджаке, полный, с бородкой, стоял на возвышении.
— Подойдите все сюда! Так… и вы тоже… Жду… Все? Сейчас начнем снимать, так что всё внимание, пожалуйста. Давайте…Готовы? Всё, поехали!
Рядом с ним стоял парень с камерой, и ловил объективом их, небольшую толпу горе-волшебников.
Мужчина в блестящем пиджаке заговорил другим тоном.
— Сегодня мы с вами должны помочь женщине, чья дочь пропала два месяца назад. Леночке было…, — он поправился, — Леночке пятнадцать лет, обычно она возвращалась домой не позже восьми вечера, если задерживалась у подруг, то предупреждала родных. В тот вечер она не пришла домой. До утра мама обзванивала всех ее знакомых, на следующий день объявили розыск. Как вы понимаете, результатов он не дал. Мы с вами попытаемся узнать, где находится сейчас эта девочка. Фотографии мы вам раздадим, а вот ее мама, Ольга Станиславовна. Вы будете по очереди подходить к ней и говорить то, что вам подсказал ваш дар.
Худенькая девушка, наверное, ассистентка, обходила всех, вручая снимки. И Варьке дала фото.
….Это была девочка с солнечной улыбкой, и легкие волосы, связанные лентой, тоже светились. Полосатая майка, и совсем еще юное, без косметики лицо.
Между тем, мужчина в блестящем пиджаке, которого, как услышала в перешепоте вокруг Варька – звали Борисом, торжественно вывел к собравшимся женщину средних лет. Скромно одетую, очень бледную, синяки под глазами видно было даже издали.
— Ольга Станиславовна, прошу… Если кому-то уже есть, что сказать ей – подходите, пожалуйста.
Варька заметила Влада. Он сделал жест подбородком – ну как, мол? Она сделала вид, что не заметила. Ей надо было тянуть до последнего.
Варька думала, что первой к матери подойдет эта ведьма-королева, блондинка с красными губами. Однако та, видимо, придерживалась правила, что лучшие – идут последними.
Стали идти другие.
— Жива ваша дочка, — ласково говорила Ольге Станиславовне немолодая гадалка, — Не вижу я ее смерти. Дайте-ка вашу ладонь…Нет, не вижу.
— Где ж она? — спрашивала мать одними губами, — Где Лена?
— А она… уехала. Ребята ее молодые с собой позвали, компания хорошая….Всё у нее нормально. Она позвонит, правда, она вам скоро позвонит.
Ботаник в очках сказал, что Лену ограбили, от удара по голове она потеряла память и сейчас скитается где-то по нашей необъятной…
— Но вы ее найдете, - добавил он, поправляя очки, — Вернее, она сама найдется. Вспомнит.
Варька притиснулась к тем, кто уже высказался, постаралась смешаться с другими. Ей надо было тянуть время. И о ней забыли.
К Ольге Станиславовне, наконец, подошла блондинка. Мягко взяла ее за руку, посмотрела в глаза. Оператор снимал почти вплотную.
— Вашу дочку уб-или, — сказала блондинка, — Молодые ребята…Недалеко от дома. Они были пьяными. Они не хотели ее уби-вать, так получилось….И она… да, в тот вечер она приходила к вам. Вы же живете на первом этаже, правда?
Ольга Станиславовна кивнула. Она уже плакала.
— Я вижу, как ваша дочь стоит под окном, — медленно говорила блондинка, — На ней вязаная шапочка. Она еще не понимает, что она мертвая, и не может войти… Вы можете сейчас одно – отпустить ее. Отпустить память о ней. Там, где она сейчас, ей очень хорошо.
Блондинка говорила так убедительно, что расчувствовался даже оператор, что-то смахнул с глаз. А может, просто попала соринка.
…Варька услышала этот звук первая. Потому что была нацелена на него, ловила в воздухе намек. Кто-то положил руку на струны ее гитары.
Она метнулась взглядом – и увидела Петечку. Он стоял шагах в двадцати от них, непринужденно, поставив ногу на невысокий бордюр. Ни намека в его облике не было на то, что он куда-то спешил, на то, что происходит нечто необычное.
Он стоял – особенно стройный – весь в черном, к поясу пристегнут чехол телефона, и только гитара все на том же старом, потертом ремне.
Но Петечка не был бы собой, если бы начал просто перебирать струны. Он чуть повернул голову из стороны в сторону, будто не в силах оторвать от Варьки глаз – и дрогнула, рассыпалась звуками в его руках гитара, зазвучала так, как не звучала еще никогда. Заговорила человеческим голосом. Заплакала в молитве. Замолкла на несколько секунд, словно перевела дыхание. И стала рассказывать о том мире, мире вечном, где сейчас не страдает, а радуется душа, и где мы все когда-нибудь будем…
Сердце Варьки билось так, что больно ей было, она задыхалась… И гитара почувствовала это. И тот – сумасшедший ритм, бешеный танец, в который сорвалась она — эта гитара взяла на себя всю боль, это она подходила к черте, за которую невозможно перейти человеку.
Его следовало бы погнать – этого невесть откуда взявшегося музыканта – но никто и никогда не мог прервать Петечку, когда он начинал играть. Это была магия подлинного таланта. Его слушали до конца, завороженные.
Он поднял руку, оборвав музыку. И хлопали ему все – экстрасенсы, телевизионщики. Люди, что проходили мимо. Хлопали как дети.
Варька больше не колебалась.
Она пошла к матери, никого уже не замечая вокруг. Теперь она знала всё, потому что своими глазами все увидела.
— Дорога через зеленую зону, — сказала Варька тихо, — Там, где стела лагеря «Островок». Оттуда, в глубину леса метров… сто. Маленькая полянка, там корней деревьев нет…копать было легче.
Ольга Станиславовна и Варька смотрели друг на друга.
— Сама не ходи, — говорила Варька и совсем больным был ее голос, — Пусть кто-нибудь…кто может опознать.
— А…кто?...
Этот вопрос услышала одна Варька. И так же чуть слышно, одними губами ответила:
— Ты сама знаешь.
Отчим, невенчанный муж матери, который давно уже украдкой смотрел на растущую падчерицу.
…Они не в силах были оторвать взгляд друг от друга.
— Я не скажу… никому…..Правда. А что дальше – решай сама.
Кто-то крепко взял Варьку за руку, и повел. Но недалеко – к краю тротуара. Никто и опомниться не успел – Петечка спиной закрывал ее от толпы. Подлетела, остановилась рядом знакомая машина, и Петечка распахнул перед Варькой дверцу:
— Быстро!
Да, они воспользовались неразберихой, но дядя Миша ругался, не выбирая слов:
— Пусть попробуют там только… Пусть только решится кто-то за нами… Ты почему мне сразу не сказала, идиотка бешеная?…
Видимо, матом крыть – жизнь, Варькиных преследователей и саму Варьку ему мешал комок в горле… Впрочем, отдельные выражения все же прорывались, но Варьке было не привыкать. Мало ли она их наслушалась в деревне.
Петечка сидел рядом с Варькой на заднем сидении. Гитару он уже передал девушке, а зам раскинул руки но спинкам кресла, и Варьке казалось, что руки эти обнимают ее как крылья.
— Вы не туда едете, — сказал Петечка, — в цирк…
— Прости…
Видимо, между мужчинами было все уже обговорено.
— Костя сейчас туда приедет, — говорил дядя Миша, не оборачиваясь, выискивая удобный путь для своей «лады».
— Ну а дальше? — спросила Варька, — Ведь эти…Они если захотят – везде достанут.
— Достанут?! Я этим гнидам…
— Посмотрим, — сказал Петечка.
— Вон твой заступник сидит…Варька, ну неужели ли думаешь, что круче вот этого д—рьма, никого уже нет… Ты знаешь, в какие он двери вхож, куда его играть зовут?
Ясно, это тоже было про Петечку.
— Никто к тебе теперь и близко не подступится. Но почему ты мне это все до сих пор не рассказала? Косте? Не спросила совета? И к чертовой матери эту гитару, давай я ее сейчас о колено сломаю…
— Ну-ну-ну…, — Петечка положил ладонь на гитару.
— Я хотел к нам, но Костя сказал, что теперь тебя вообще от себя ни на шаг не отпустит…
Варька откинулась на сидении и, наконец, закрыла глаза. Одними волосами лишь она касалась Петечкиной руки, но в последнем видении своем она видела на только безымянную, засыпанную прошлогодней листвой могилу. И то, что она видела, заставляло ее слабо, чуть заметно, но улыбаться.
