Культ

Капли дождя на грязном стекле напоминали Марии пауков. Маленьких хищных пауков, пожирающих своих собратьев. Они бежали вниз друг за другом, поглощая по пути тех, кто был слабее и меньше. В конце концов брюшки этих пауков неимоверно раздувались, а затем лопались, столкнувшись с оконной рамой, покрытой растрескавшейся от времени белой краской.

Мария рассеянно следила за каплями-пауками, то и дело цепляясь взглядом за тягостный осенний пейзаж за окном. Серо-коричневое поле, рассеченное глинистой дорогой, похожей на порез, покрытый уже запекшейся кровью. Тут и там качались редкие чахлые деревца. Казалось, они ничуть не подросли с того дня, когда Мария была здесь в последний раз семь лет назад. Ветер нещадно трепал их, обдирая последние остатки пожухших листьев.

Позади раздался надсадный скрип половицы. Девушка медленно обернулась через плечо, глядя прямо на огромный камин и громоздящиеся на нем безвкусные фигурки ангелов. На долю секунды ей показалось, что Розалия стоит позади, изучая её своими бледными выпученными глазами. Но она не могла стоять тут. И оборачиваясь, Мария прекрасно знала об этом. Вот только отчего ей казалось, что хозяйка дома все ещё здесь?

Мария медленно вдохнула и выдохнула, прикрыв глаза в попытке избавиться от наваждения. Тяжелый, застоявшийся воздух не принес облегчения. Увы, головная боль, неизменно мучившая девушку уже пару дней, только усилилась, жадно вгрызаясь в мозг. Тогда Мария обвела взглядом то, что осталось от малой гостиной.

В детстве Мария любила бывать здесь. Рядом с большим камином ей, на удивление, никогда не было жарко, даже летом. Ей нравилось сидеть перед ним в кресле и читать книги, которых тут было множество. Огромные шкафы поднимались по стенам, набитые самыми разными томами. Мария никогда не знала, что ей попадется в очередной раз – детская сказка или книга на неизвестном языке, исписанная странными символами.

Возле окна стоял большой глобус, покрытый отметками. Возле дверей – расписная ваза, в которой всегда были цветы. Сейчас на глобусе нет ни одного флажка, а цветы в вазе давно превратились в сухостой. Книги покрылись пылью, а камин не разжигали несколько недель.

Ей говорили, что Розалию нашли здесь, сидящей в кресле. Как старуха смогла спуститься со второго этажа, никто из врачей сказать не смог. Насколько поняла Мария, Розалия не могла вставать сама. За ней присматривала сиделка, которая как раз некстати отлучилась в магазин. Сама сиделка, тоже довольно немолодая женщина, историю полностью подтверждала, бесконечно всхлипывая и вытирая лицо платком.

Раздались несколько глухих ударов в дверь, ведущую на улицу. От неожиданности Мария вскрикнула и вцепилась в оконную раму. Ладонь пронзила острая боль, и девушка, выругавшись, дернула руку на себя и осмотрела. Тонкая щепка вонзилась прямо в мягкий центр ладони, туда, где и так был старый детский шрам. Девушка выдернула щепку и отбросила ее от себя. Снова раздались несколько ударов в дверь, теперь уже гораздо более настойчивые.

Мария сжала кулак, одернула рукав черной водолазки и поспешила из малой гостиной по коридору к выходу, стараясь не двигать раненой рукой.

Тяжёлая дверь до сих пор поддавалась с трудом, словно ее давно не открывали, хотя в последнее время в дом часто приходили люди – со дня обнаружения тела Розалии и до самых похорон.

На пороге стоял нотариус Эммет – приземистый усатый человечек в нелепом фиолетовом костюме с небольшим кожаным портфелем.

– Мисс Флейм? – слишком высокий голос с присвистом на букве “С” заставил Марию в очередной раз вздрогнуть.

Эммет первым позвонил Марии и рассказал о смерти Розалии. Выразив скорбь об утрате, он также объяснил, что теперь ей, как единственной наследнице, нужно приехать и оформить официальные бумаги.

Они поздоровались и, обмениваясь любезностями, прошли внутрь, в комнату, которую Розалия при жизни любила называть своим кабинетом.

Здесь стояли огромный письменный стол, на котором были разложены книги и разные бумаги. Вдоль стен здесь снова стояли книжные шкафы, но полки были пусты. Верхний ящик стола был открыт и также сиротливо пустовал. Мария нахмурилась – был ли ящик открыт, когда она заходила сюда вчера? Ей не удалось вспомнить.

Девушка опустилась в кресло за столом, аккуратно смахивая пыль и убирая бумаги в сторону, давая Эммету возможность для работы. Ящик она осторожно задвинула. Нотариус, в свою очередь, не умолкая, болтал о своих соболезнованиях и дрянной погоде. Он поставил портфель на стул и принялся аккуратно вытаскивать бумагу за бумагой, витиевато объясняя, что к чему.

Очередной приступ мигрени сдавил виски, а рана на ладони начала неприятно щипать от пыли.

– Мистер Эммет! – Мария одернула нотариуса так резко, что тот замолк и замер, сжимая в толстых пальцах бумаги и затравленно глядя на девушку. – Мы можем быстрее закончить с этим? Мне тяжело находиться здесь, – добавила она уже чуть мягче.

Эммет задумчиво поглядел на девушку, а затем покорно сел в кресло с другой стороны стола. Перемена словно испугала его. Он нежно разгладил бумаги на столе чуть трясущимися руками и машинально поправил серебряный перстень-печатку на безымянном пальце.

– Мисс Мария Флейм, вы были единственной, указанной в завещании покойной Розалии Уотер. Я, ее нотариус, Кристофер Эммет, пришел сюда, чтобы огласить последнюю волю моей клиентки и передать вам все, что положено согласно ей.

Дальше нотариус, поднеся к глазам белоснежный лист, принялся монотонно бубнить о том, чем теперь могла владеть Мария. Мысли девушки почти сразу унеслись прочь. Она и так знала, что получит в наследство – отвратительный серый дом в глуши и омерзительные, гадкие воспоминания о сумасшедшей бабушке, которая творила с ней черт-те что.

– Ключ серебряный, одна штука…

– Что, простите?

Фраза о ключе выдернула ее из воспоминаний о детстве и юности. Ей показалось, что она ослышалась, но нотариус развеял ее сомнения, повторив:

– Ключ серебряный, одна штука, – и тут же развел руками. – К сожалению, его-то мы и не смогли найти, как ни старались.

– Он же наверняка остался на теле, – перебила его Мария.

Нотариус туповато моргнул пару раз, словно пытаясь сообразить, о чем она. Мария, не сдержавшись, закатила глаза.

– Ключ серебряный, одна штука, ну же. Она всегда носила его на цепочке на шее. Уж вам ли не помнить?

От любезного нотариуса-коротышки в тот же миг не осталось и следа. Бледное, испуганное лицо исказилось яростью и стало багровым. Он подскочил и вызывающе посмотрел на Марию сверху вниз. Девушка же до боли сжала раненую ладонь, чувствуя, как ранка снова заныла.

– Мисс Флейм, вы… помните об этом так подробно? – Эммет выдавливал из себя каждое слово, силясь не захлебнуться своим гневом.

У неё не осталось выбора. Она не хотела, чтобы кто-то из них узнал правду о том, какие воспоминания мучают ее уже много лет. Какие видения и образы танцуют перед ней в кошмарных языках пламени.

Мария откинулась на спинку кресла. Брови поднялись, а рот приоткрылся.

– Я всего лишь хотела сказать, что она так часто носила его, а вы были так дружны, – на глазах выступили слезы. – Что я сказала не так?

***

Темный зал. Благовония. Свечи. На полу и стенах странные символы. Ей кажется, что часть их них светится, но это может быть обман зрения, вызванный горячим воздухом от свечей.

Люди в черном стоят вокруг нее. Они все такие высокие, Мария не видит их лиц, но может назвать каждого, кто здесь есть. Ей всего семь, но она научилась отличать их по походке, украшениям, голосам и манерам.

Мария поднимает голову и видит серебряный ключ на тонкой веревочке. Он медленно покачивается из стороны в сторону в такт дыханию бабушки, которая склонилась над ней и крепко прижимает к себе.

Все остальные стоят вокруг. Самый маленький из них нервно крутит перстень на пальце. Не удержавшись, он спрашивает:

– Как думаете, у нас получилось?

***

Мистер Эммет виновато достал носовой платок, поспешно отер лоб и затараторил.

– Простите, не знаю, что на меня нашло. Я ведь и сам на взводе, Розалия была для меня близкой подругой. Я не должен был…

Мария утерла слезы и глубоко вдохнула, стараясь успокоиться.

– Простите, но ведь я, кажется, должна поставить подпись?

Эммет сочувствующе покачал головой.

– К сожалению, согласно воле вашей бабушки, вы не можете владеть всем остальным, пока не получите ключ.

– Но где мне его искать?

Эммет замялся.

– Ситуация, конечно, неоднозначная. Мы надеялись, что вы знаете о том, где ключ. Но, если вы утверждаете, что он всегда был при Розалии, то тогда, вполне возможно, вам нужно будет попасть в семейный склеп.

– О, нет, – Мария прикрыла глаза.

– Я думаю, ключ все же сняли при погребении, – мягко добавил Эммет. – И, возможно, оставили рядом, как дань традиции погребения семьи.

– Возможно? – Мария горько усмехнулась и тут же снова шмыгнула носом. – Вы пойдете со мной, чтобы проверить свою догадку?

Эммет замотал головой из стороны в сторону.

– Мне нельзя в семейную усыпальницу Уотеров. Таковы традиции.

Мария не стала настаивать на визите нотариуса в усыпальницу. В конце концов, отчасти это и правда была не его забота.

Заварив Эммету чай на наскоро очищенной от пыли кухне, Мария накинула плащ и вышла наружу, под низкое серое осеннее небо.

Дорогу до склепа она помнила смутно. Она была там лишь однажды, в детстве, с Розалией. Мария обошла дом и оказалась на глинистой дороге, ведущей с холма вниз, к небольшой рощице у подножия. В более солнечные дни, которые помнились Марии, эта прогулка могла бы быть куда приятнее. Но сейчас по капюшону плаща постукивал мелкий противный дождь, а в голове роились мысли напополам с воспоминаниями, что граничили с мрачными сновидениями.

С каждым часом, что Мария находилась здесь – в деревушке, в доме, в окрестностях – она все яснее и яснее вспоминала о собраниях. В детстве это не казалось ей чем-то необычным. Иногда, если честно, это было даже весело. Маленькую Марию не пугали ни таинственные песнопения, ни алая краска, которой символы наносились на ее руки и ноги.

А если ей хоть немного становилось страшно, Розалия всегда успокаивала ее и говорила, что все будет хорошо. А она, Мария, скоро станет больше и сильнее всех. Нужно только внимательно слушать и повторять за всеми.

Мария невесело улыбнулась своим мыслям. Даже сейчас эти мерзкие, тошнотворные воспоминания звучат как бред сумасшедшего, который оправдывает собственные галлюцинации.

Чуть не дойдя до рощицы, Мария обернулась и взглянула на дом. Старый, потускневший и сгорбившийся от времени, он выглядел неожиданно грустно. Сердце девушки сжалось. У нее никогда не было по-настоящему родного дома, ведь Розалия взяла ее из приюта. Но могла ли она, Мария, назвать настоящим этот дом? Признавать это было страшно.

Отвернувшись, Мария углубилась в рощицу. Идти оставалось совсем недолго. Дождь стих, оставив после себя лишь лесную свежесть. Ей хотелось наконец-то подписать все бумаги, а затем продать дом вместе со всеми странными вещами, творившимися здесь, вернуться в Нью-Лоу и начать жить заново.

Конечно, найти собственную квартиру с подходящей ценой в городе сложно, но на деньги от продажи такого ветхого дома, как этот, должно найтись хотя бы небольшое жилье.

Натали и ее родители, конечно, были бы рады и дальше позволять ей оставаться у себя, но Мария понимала – всему есть предел. Она и так жила у них все лето после выпуска. А потом внезапно исчезла. Девушка в который раз виновато нащупала и сжала в кармане плаща разряженный телефон. Они там с ума сходят, наверное, беспокоясь о ней.

Но что она им скажет? Про сумасшедшую бабушку, которая приносила жертвы кровавому богу у себя на заднем дворе? Расскажет о том, что сама была частью ритуалов? Нет, им не нужно знать об этом. Мария – нормальная, такая же, как и все остальные люди!

Или все это было пустыми отговорками?

Ведь что-то останавливало ее. Держало крепко, не желая отпускать. Привлекало. Соблазняло. Вопреки призывам разума после похорон девушка ходила по старому дому и размышляла о том, как жила Розалия после того, как она, Мария, сбежала. Была ли бабушка счастлива? Случилось ли то, чего ей так хотелось?

Иногда Марии даже казалось, что она слышит старый скрипучий голос, эхом витающий между пыльных стен. Тогда она вслушивалась, но каждый раз слышала только собственное сердцебиение и сдавленный нервный смех.

Интересно, люди сходят с ума именно так?

Усыпальница представляла собой каменное прямоугольное строение с темной лепниной, изображающей ангелов, похожих на статуэтки из малой гостиной. Только здесь их лица были полны скорби.

Марии только сейчас подумалось, как нелепо смотрелись они и здесь, и там, в доме. Розалии было впору окружать себя изображениями тех, кому она поклонялась, а не ангелов божьих.

Оторвав взгляд от грустных ангельских ликов, Мария заметила, что дверь в усыпальницу прикрыта неплотно.

Прежде, чем войти, девушка склонила голову и зашептала что-то, похожее на молитвы старушек в церкви. Но в глубине души ей казалось, что длань его не могла коснуться этих проклятых мест. Марии стало холодно и, подойдя к двери, она поежилась.

Внутри было, конечно, темно. Непроглядная тьма так и сочилась из узкой щели между дверных створок. Мария открыла дверь пошире, чтобы впустить туда хоть немного света. Створки были тяжёлыми, но перед похоронами петли смазали. Холодные солнечные лучи осветили ровный ряд каменных гробов, стоящих посередине зала. В нос ударили запахи ладана и жженых свечей.

Мария осторожно шагнула вперёд. Здесь было холодно, а тяжёлый дух этого места давил на грудь, лишая воздуха. Головная боль, затихшая было при прогулке, вернулась вновь.

Мария прошла немного дальше и только тогда разглядела, что один из гробов приоткрыт.

Девушка почувствовала, что дрожь в теле усилилась. Ноги отказывались идти дальше. Отсюда, в полумраке, ей было не видно, кому принадлежал этот гроб, но в глубине души она знала ответ. Но признать его было куда страшнее, чем просто догадываться.

Кто мог осквернить могилу?

Мария сжала руки в кулаки. Рана на ладони снова заныла. Ставший ледяным ветер толкал ее в спину, словно принуждая её двигаться. Девушка вдруг вспомнила старый, полузабытый детский жест – и потерла шрамы на ладонях.

Розалия заставляла ее держать руки над огнем до тех пор, пока не становилось больно. Она говорила, что это поможет научиться выдерживать жар. Чаще всего Марии позволялось убрать руку раньше, чем боль делалась невыносимой, но иногда старухе казалось, что девочка ей лжёт.

***

– Ты лжёшь! У нас всё получилось! Просто ты слишком к ней привязалась. Ты хоть понимаешь, что стоит на кону, Роза? Судьба мира!

Мария, не шевелясь, стоит за дверью кабинета. Ей тринадцать. Она слышит всхлипы бабушки и настойчивую брань мистера Магнуса – третьего Главы.

– Чокнутая баба! С самого начала нельзя было доверять тебе это!

Бабушка не отвечает, только продолжает плакать. Мистер Магнус начинает говорить тише и Мария прижимается вплотную к створке, чтобы ничего не пропустить.

– Выбирай, Роза, – Магнус почти шепчет. – Либо это сделаешь ты, либо мы сами её…

Мария отшатывается назад. Что-то позади неё падает и разбивается на десятки осколков.

***

Воспоминание исчезло также быстро, как возникло. Мария здесь, ей давно не тринадцать, а Розалия мертва. Мария зажмурилась и затрясла головой. Ей нельзя оставаться здесь. Но она должна узнать.

На негнущихся ногах девушка пошла вперёд, все ближе и ближе подходя к гробу. В свои годы она ни разу не видела мертвого человека вблизи. Она ожидала увидеть что угодно.

На первый взгляд гроб был пуст. Но, приглядевшись, Мария увидела внутри что-то длинное и темное. В ужасе она прижала руки к лицу, стараясь сдержать крик.

Внутри гроба лежала черная обугленная мумия с вывернутыми руками и ногами. С трудом можно было разобрать, где ее голова. Подняв взгляд, Мария увидела, что выбитая на надгробии надпись исписана похабными ругательствами, но ярче и больше остальных выделялось одно слово: "Предатель".

Приступ головной боли, сильнее всех прежних, взорвал череп изнутри. Мария закричала и, может, упала. Она не могла понять, что с ней происходит. Вокруг была лишь боль – испепеляющая все, стирающая мир вокруг, погружающая его во тьму.

***

– Выпей это, – бабушка протягивает ей маленький бутылек трясущимися руками.

– Как я могу тебе верить теперь? – Мария прижимается к стене, держа в руках кухонный нож. С того момента, как Магнус напал на нее, она не выпускает его из рук.

– Выпей, прошу! Это убережёт тебя!

– От тебя самой!?

Бабушка начинает плакать и трясти бутыльком почти с яростью.

– Пей и не смей возвращаться сюда больше! Иначе Он проснется!

– Кто?! Кто проснется?!

– Сжигатель Миров, моя милая. Прости меня за всё. Выпей это, чтобы забыть.

***

Это воспоминание уже не походило на кошмар или сон. Это была жуткая реальность, происходившая с ней когда-то.

Мария отчётливо вспомнила тот вечер, когда бабушка помогла ей сбежать из особняка. Мария вспомнила себя и культ. И первую встречу со Сжигателем Миров.

"Я вспомнил жалких существ, призвавших меня в этот мир. Они что, думают, что и правда могут убить меня?"

Мария стояла на коленях и раскачивалась из стороны в сторону, вцепившись в собственные волосы. Внутри ее тела растекалась сила, для которой не было имени здесь, на земле.

"Они выбрали немощное тело и заточили меня в нем. Но недооценили слабость людей. Она позволила мне вырасти и уйти. Она дала мне жизнь. И теперь я отомщу за ее смерть."

Мария встала. Ей не хватало дыхания, перед глазами все плыло, а тело разрывал невыносимый жар. Так ли чувствуют себя горящие заживо на костре?

Стройный, тягучий хор голосов возник из ниоткуда и начал говорить ее имя нараспев, причудливо переплетая его со словами на неизвестном языке. Мария обернулась и едва не упала – тело стало тяжёлым и неуклюжим.

Здесь, в усыпальнице, были люди в длинных черных плащах, скрывающих их лица. Когда они появились здесь? Пока она была в беспамятстве? Мария не знала. Ее детские кошмары начали сбываться, повергая в ужас.

"Отдай мне последнее, что у нас осталось. Дай мне выйти к ним, дай отомстить. Я покину тебя и ты станешь прежней."

– Нет, нельзя! Я должна сдерживать тебя!

Мария закричала и закрыла уши руками, силясь спрятаться от голоса в собственной голове. Хор людей в темных одеждах послушно вторил ей, превратив свою молитву в истошный крик, заглушая рыдания и мольбы.

Мария снова упала. На каменном полу вокруг нее засиял кроваво-красный круг. Мария беспомощно плакала, глядя то на одного, то на другого культиста, умоляя избавить ее от мук, но никто из них не дрогнул.

"Они не отпустят тебя. Дай мне силу, и я покину твое тело, и ты забудешь навсегда обо всём. Ты станешь собой."

Вдруг один из культистов шагнул вперед. На пальце блеснул перстень-печатка. Эммет не стал снимать капюшон, лишь вскинул руки вверх, призывая к тишине. Жуткий хор постепенно затих, внимая своему новому Главе.

– Братья и сестры мои! Настал тот день, когда наша борьба будет окончена. Мы долго молились о нем, и он настал. Грех нашей сестры Розалии будет искуплен, а мир – спасён.

– Эммет! Отпустите меня, пожалуйста, – Мария задергалась, пытаясь встать, но ноги не слушались ее. – Клянусь, я не желаю вам зла! Я ничего не помню! Отпустите и я никому ничего не расскажу!

"Лжёшь. Ты всегда знала, что я внутри тебя. И знаешь сейчас, Мария. Они убьют тебя, если не поддашься."

Культисты почтительно молчали. Эммет повернул голову к Марии и заговорил, по-прежнему обращаясь к толпе.

– Братья и сестры мои! В чреве этой рабы живёт Игки, искушающий нас своими речами. Долгие годы он был сокрыт внутри неё, спрятанный от мира, неподвластный нашему взору. Он рос внутри неё и захватывал ее душу. Уничтожив сосуд, мы уничтожим Игки!

Мария в ужасе завыла. Ее никогда не найдут здесь, ее сожгут точно также, как сожгли Розалию!

"Так и будет, если ты не дашь мне освободиться. Я спасу тебя и ты будешь жить, только дай мне силы. Я спасу нас."

– Много лет назад наша сестра Розалия не смогла выполнить то, что должна была, хоть и сумела убедить нас в обратном. Должно было убить жертву с зародышем Игки внутри, дабы он пал и не смог навредить нашему миру. Но она не сумела поднять руку на приёмное дитя. Поддавшись слепой любви, она помогла ей сбежать. Сама Розалия рассказала мне об этом перед смертью, каясь в своем грехе! Искупим же его, пусть душа нашей сестры горит вечным пламенем!

Эммет достал из ножен, спрятанных в рукаве плаща, длинный серебряный клинок.

– Узрите же смерть и спасение мира!

– Только коснись меня, старик. Только коснись и узнаешь муки того ада, откуда ты призвал меня. Ваш мир падёт в огне, но лишь потому, что вы сами призвали меня сюда.

Эммет задумался лишь на секунду, непонимающе глядя на Марию. Девушка сидела, оперевшись спиной на постамент гроба, и смотрела на него. В глазах – лишь марево боли, а на губах безумная улыбка.

Как по команде, культисты завыли песнь, восхваляющую великую жертву во имя судеб мира. Не дав себе задуматься, Эммет подскочил к Марии и занес над ней руку с ножом.

– Узрите же!

– Как же это жалко.

Тело вспыхнуло, словно фитиль. Он не успел издать ни звука – просто упал, как кукла-марионетка, чьи верёвочки внезапно оборвали. Другие культисты на миг сбились, но продолжили петь, стремясь выполнить свой долг до конца.

Но им оставалось недолго.

Жалкие твари! Сжечь их! Сжечь их всех! Этот мир станет местом, сотканным из огненных всполохов и языков пламени! Я буду пожирать вас одного за другим, а ваши страдания станут моей усладой. Я приду в каждый дом, в каждую душу, услышьте меня, смертные.

Я явился в этот мир! Я Игки, Сжигатель миров!

Автор: Hell Kid

Источник: https://litclubbs.ru/writers/8897-kult.html

Понравилось? У вас есть возможность поддержать клуб. Подписывайтесь, ставьте лайк и комментируйте!

Публикуйте свое творчество на сайте Бумажного слона. Самые лучшие публикации попадают на этот канал.

Читайте также: