«Уральские сказы» или «старинные устные предания уральских горнорабочих» едва ли нуждаются в рекомендациях. Читатель наверняка знаком с ними с детства. Это красивые, романтичные сказки. В которых, однако, чувствуется нечто странное.
Я, например, почувствовал. Среди обычного в дошкольные и школьные годы чтения – «Буратино», «Чипполино», русские народные сказки, – по форме содержание «Малахитовой шкатулки» тяготело к последним. Но, вместе с тем, и очень сильно от них отличалось. В сказках действие развивалось в условном средневековье, в сказах же – в условном «до революции». Соответственно, место крестьян и витязей занимали горные рабочие. Элементы реализма и даже социальной повестки, для сказок не характерные, соседствовали со столь же нестандартным, не встречающемся нигде больше, набором волшебных существ.
Не буду говорить, что в шесть лет я сделал какие-то выводы. Конечно, нет. Выводы ещё в начале 30-х сделали специально обученные сбору и анализу старинных преданий люди. Экспедиции на Урал никаких признаков существования «пролетарского фольклора» не выявили. Затем, и сам Павел Петрович Бажов признался, что сказки – его оригинальное творчество. Собственно, с тех пор «сказ» и определяется, как «подражание стилистике фольклорных произведений».
Несколько позже, для описания жанровой принадлежности «Уральских сказов» стал употребляться термин «фейклор».
...И вопрос, таким образом, лишь в том, оправдан ли несущий явные негативные коннотации вердикт в данном случае. Сказки-то – красивые, во-первых. Во-вторых, Бажов, скорее всего, дурного ввиду не имел… Хотя, да. Социальный запрос на новые, идеологически выдержанные сказки без всяких-там «королевичей», наличествовал. В-третьих, сам Бажов вышел, – в семинаристы, в учителя, а затем в революционеры, – из среды уральских рабочих. Если бы это произошло несколькими поколениями раньше, если бы его сказы пошли не в печать, а в народ… Может быть, сказы и стали бы… «быличками».
То есть, не сказками в любом случае. Ведь если бы действительно горнорабочие рассказывали друг другу что-то такое в конце XIX века, речь бы шла о событиях с их точки зрения недавних, – известных со слов живых ещё очевидцев. В такое… люди всегда верили куда менее охотно, чем в предания глубокой старины. Соответственно, «быличка» становится убедительной для слушателя, если повествование упоминает реальные детали и «многочисленных свидетелей» (одним из которых, или его знакомым, обычно, является рассказчик). Романтические же элементы, вызывающие ассоциации со сказкой, в быличке должны быть сведены к минимуму.
Проще говоря, если бы легенда о «серебряном копытце» на Урале существовала, девять десятых сказа занимали бы доказательства того, что очевидец был именно в тот день как стекло, – Пахомыч не даст соврать.