Битвы на собраниях
Что ж – вот и подошли главные денечки!
Эти собрания – первое отчетно-выборное партийное, и второе такое же комсомольское – стали воистину главными событиями завершения моей армейской службы.
На партийном собрании после отчетно-выборного доклада вторым вопросом был вопрос о принятии меня в члены КПСС.
Но сначала доклад Граснова. Все как-то нервно, но гладенько, без заглядывания в глубину. В прениях я взял слово последним. И попросил, чтобы мне дали не пять, а десять минут – дескать, не уложусь. Дали.
И вот глухим от волнения голосом я стал говорить… о том, что наболело. О том, что перестройки как таковой еще не случилось. О том, что офицерам как не было дела – так и нет до личности каждого солдата. Привел, кстати, в качестве положительно примера бывшего комбата Темеренко, который спрашивал о самочувствии, пытался вникнуть в потребности… Но дальше – продолжил «рубить правду-матку» о несправедливости. О том, что разгильдяям и преступникам стоило только сделать дембельский аккорд, как быстренько свалить из части на дембель, что все это не может не подрывать доверия у солдат к офицерам. Привел в пример дембеля Кулякова, по которому «тюрьма плакала», ибо торговал анашой, бил и издевался над молодыми, бегал в самоволки, но уволился среди первых. Какое может сложиться мнение об офицерах у простых солдат? Да и просто по быту солдатской жизни. Ведь солдаты вынуждены маяться в свободное время, ибо никто не хочет проявить инициативу в том, чтобы скрасить их быт и заполнить свободное время…
Фух!.. Закончил. Пот градом тек с меня.
В заключительным словом выступил опять Граснов. Тут он и обрушился на меня.
- А почему ты, товарищ Битюков, не подошел – не сказал мне об этих своих дембелях, кто они такие? Что тот же Куляков – это преступник, что он курит анашу, что он даже торговал ею?..
В общем, перевел стрелки на меня. Но это было только начало.
Вторым вопросом стали обсуждать меня – достоин ли я быть членом КПСС. И тут на меня обрушились вопросы:
- Как можно обвинять командира дивизиона в том, он отпустил дембелей, когда ты сам в лицо не сказал, кто они такие?..
- Как можно было сидеть в политотделе, не борясь за дисциплину в своих подразделениях, а потом еще и указывать свысока офицерам на их, якобы, недостатки?..
- Как можно было кандидату в члены КПСС трусливой мышью прятаться за спины других и не помогать солдатам в налаживании их общественной жизни?..
- Почему не помогал после ухода Веремеева в проведении отчетно-выборных собраний во взводах, а сидел на них как «свадебный генерал» или как «представитель ЦК»?
Меня просто раздавило жутким негативом, с которым сыпались все эти вопросы, от которых я едва успевал отбиваться. Но я упорно держался за свое – мол, о солдате мало проявляется заботы:
- Ну почему тогда люди к вам, офицерам дивизиона, не идут, а идут за помощью в политотдел, к его начальнику?.. Потому что какая-то стена между ними и вами!
- Какая стена? – взвился Натвеев. – Ты что несешь, Битюков? Стена не между ними и нами, а между нами и тобой.
- И ты сам ее воздвигнул, - вставил словцо и Граснов.
В общем, я оказался в глухой оппозиции и полном одиночестве. Но вот начались выступления – и все, к моему удивлению, высказались за принятие меня в партию, несмотря на… И тот стандартный набор недостатков, который мне предъявляли раньше – безынициативность, пассивность, отрыв от масс…
Один Санек Веляев выступил с горячей поддержкой меня, сказал, что я как раз как никто помогал в проведении всех отчетно-выборный собраний во взводах.
Проголосовали единогласно – за.
После собрания меня стали «поздравлять». Граснов не без ехидства:
- Ну, я думаю, та трепка, которую мы тебе устроили, пойдет на пользу.
Мы остались с Саньком Веляевым. У него, кстати, кандидатский стаж заканчивается на пару недель позже моего. Ему еще в части придется Новый год встречать.
- Слушай, Санек, - доверительно обратился я к нему. – Неужели это я все-таки дал маху? Обчитался материалов съезда – и меня понесло?..
- Все ты правильно говорил.
- Серьезно? Ты уверен?
- Вполне. А ты что – серьезно думал, что их можно переубедить?..
Но партсобрание по накалу страстей оказалось только преамбулой к тому, что произошло на комсомольском отчетно-выборном собрании дивизиона. Оно состоялось уже за несколько дней до моего дембеля.
Итак, в отчетном докладе, я, стандартно перечислив все, что было сделано до меня Веремеевым и мною, когда я его заменил, предложил признать работу комитета комсомола неудовлетворительной. Она нисколько не соответствовала требованиям момента – партийным требованиям по перестройке всей партийной и комсомольской деятельности.
А ведь у нас было все – и все плохое в том числе. Комсомол не справился ни с дисциплиной, ни с неуставными отношениями. Юрматов – вообще отправился за это в дисбат. Были случаи и пьянства и курения анаши. Комсомолец-наркоман – это вообще абсурд! Да и отношения между молодыми солдатами и старослужащими до сих пор остаются желать лучшего.
В общем, если до XXVII съезда еще можно было так работать – сейчас нет.
После моего доклада выступила группа молодых солдат-комсомольцев, которые меня поддержали. Мол, совсем не была организована культурно-массовая работа, досуг, не было никаких мероприятий, никакой работы. И тоже предложили оценить неудовлетворительно.
Но вот тут и поднялась вся старая офицерская гвардия. Особенно разволновался капитан Пилатов, которым сменил Табачкова в покровительстве всем комсомольским делам. Что нельзя так – все сводить к досугу. Что это не главный критерий успешности комсомольской работы. Его тут же поддержал Натвеев: что главное – это боевая работа, что если дивизион с ней справляется, то в этом есть и заслуга комсомола. А Юрматов – это результат плохо налаженной «информационной связи» между солдатами и офицерами. И Граснов добавил, что если дивизион в целом по результатам осеннего периода учебы оценен на удовлетворительно, что комсомол не может быть с неудом.
Теперь уже я выступал с заключительным словом.
- Комитет и лично меня тут некоторые пытались защищать, но этого не нужно было делать. Если есть застойные и гнилые явления, недопустимые в свете новых требований перестройки, то зачем их смазывать?..
- Товарищ Битюков! Ты обчитался материалов «Комсомолки» и давай рубить сплеча… - прервал меня Натвеев.
- Вот то же занялся самобичеванием. Я и не знал, что у нас есть такие оппортунисты!.. – поддержал его Граснов.
Но я не сдавался:
- Перестройка должна начинаться сверху, а не снизу. Правильно – после караулов и боевой работы все приходят усталыми – вот тут и не инициативы нужно было ждать от солдат, а самому комитету к ним приходить с предложениями, а он этого не делал. А то, что у нас неплохие результаты в боевой работе, то это заслуга не комсомола, а командования. А в культурно-массовой работе – кровном деле комсомола – как раз и был полный провал. Зачем это смазывать? Наоборот – пусть будет пример новому составу комитета.
Но тут опять поднялась буча от офицеров. Главный аргумент: мол, когда дивизион был оценен удовлетворительно – нельзя комсомолу ставить неуд.
Но я и тут не сдался, предложив персональное голосование. Пусть каждый из почти 60-ти человек, присутствующих на собрании встанет и скажет с короткой мотивацией. Но тут же взбеленился Натвеев, ведущий собрание, мол – это нарушение регламента.
Наконец, голосуем. 50 человек – за то, чтобы признать работу комитета удовлетворительной, и 9 человек – признать неудовлетворительной.
Среди этих девяти – я, Санек Веляев и еще группка молодых солдат, которые еще раньше поддержали меня.
Выходим из холодного актового зала, который мне стал казаться горячим и душным.
Граснов, обходя меня, бросает:
- Оппортунист, ох, оппортунист!..
Задерживает и Пилатов:
- Слушай, то ли я уже старый, то ли мне уже пора уходить из комсомола. Не знаю, как меня стала раздражать эта самодеятельность! Кто-нибудь смотрел твой отчетный доклад? Знаешь, кто ты, Битюков, по сути? Ты – анархист, да, ты – анархист!..
Не удержался от комментария и Натвеев:
- Битюков, ты хоть понимаешь, что это политически неправильно, так ставить вопрос. Перестройка только началась, а ты уже говоришь, нет, не перестроились.
- Товарищ капитан, ведь уже полтора года прошло с Апрельского пленума ЦК КПСС, где было заявлено о перестройке, а мы все говорим, что перестройка только начинается.
- Нет, Битюков, - с усмешкой прервал он меня. – Правда, ты – троцкист. Вот – точное твое определение.
В общем, меня успели назвать и оппортунистом, и анархистом, и троцкистом… И это тогда, когда я только что стал коммунистом.
А с последним ведь, право же, есть что-то общее. Противопоставление молодежи «старикам», громкие лозунги… Но это если смотреть поверхностно, в вот если по сути…
(продолжение следует... здесь)
начало - здесь