В Накише жили скудные и простые люди, не знавшие Слов Сокровенного Учения. Во всем их суматошном термитнике не было ни дворов, ни улиц, ни отхожих мест. Дневное время свое люди проводили на крышах, вечером спускались в свои жилища через дымоходы. Стены, покрытые белым алебастром, ярко горели на солнце, и днем и ночью здесь было жарко, словно в дому печника.
Мор, истреблявший силы Камиша, свирепствовал и здесь: всякий день от поноса, бледной лихорадки и прочих хворей умирало множество людей. Смерть забирала без разбору воинов Русы, накишцев и весь тот сброд, что пробрался за городские стены, надеясь укрыться от гнева Наилучших. Неприкасаемые не успевали сжигать трупы, смрад поднимался над землей осязаемой смолистой испариной.
Тиглат стоял на крыше одного из больших домов, что притулился к каменистому холму, на котором возвышался ступенчатый храм. Венчавшее его святилище Дилбат источало жирный черный дым — было время утренней жертвы, но народ не торопился возвести взгляд к Небесам. Люди сновали туда-сюда в мучительной суете, забыв себя и все вокруг.
— Пусть змеиный жрец говорит свои лживые слова, — произнес Утуку. — А я буду собирать подаяния.
Сказав так, он ссутулился и приобрел самый жалкий вид. Пока Тиглат, склонив голову, читал про себя очистительные молитвы, желчный человек сновал туда-сюда, забираясь на крыши, бренчал кимвалами, совал под нос колпак то одному, то другому прохожему, приплясывал, кричал петухом, рычал, как собака, распевал гнусные песенки. Кто-то не обращал внимания на его ужимки, кто-то тычками и пинками гнал его прочь от себя, иные, впрочем, смеялись и бросали в колпак какую-нибудь скудную подачку.
Окинув суровым взглядом окружающий человеческий сонм, Тиглат возвестил:
— Я буду говорить вам слова Рассвета, поучения Совершенной Мудрости!
Несколько голов повернулись к нему. В проулке, внизу, остановился какой-то мимо шедший человек, добела изъеденный известью и мелом, — должно быть, истопник.
— Говорю вам, слушайте меня. Не только земля ныне изменила цвет. Само естество человеческое стало другим. Человек прежний — сытый и дикий — был плоть от плоти черной земли. Нынешний человек — суть земля красная, он черств и сух, в сухости этой его премудрость и погибель. Как земля, иссохнув, лишилась своего плодородного естества, так и мы избавились от животной своей природы. Теперь мы пусты и сухи под Злым Солнцем, и ничто уже не может сокрушить нас. Вот что я говорю вам, люди Красной земли!
Вокруг собралось уже с десяток слушателей. Тиглат отметил на соседней крыше человека с синей бородой и жреческой ониксовой печатью, а возле него трех храмовых рабов, чьи тела сплошь были выкрашены синей глиной. Синебородый некоторое время слушал молча, затем обратился к оборванному чужеземцу с явным презрением:
— Что ты, слабоумный лиходей, знаешь о Человеке Красной Земли?! Что ты знаешь о природе его?
— Я охотно расскажу тебе то, что знаю о Нем, — произнес северянин. — Наша сущность двуначальна. В каждом из нас живет два естества: Нум и Ханум. Нум подобен парящей в небесах птице, Ханум — холодной змее, ползающей среди корней…
— Нум и Ханум? — нахмурился синебородый жрец. — Разве не так звали первых двух людей, которые суть узилища всякого света?
— Именно так. Души этих первых людей, мужчины и женщины, такие разные, и поныне продолжаются в нас. Две половинки живут в каждом — мужеская и женская, они создают притяжение между людьми. Нум мужчины тянется к Ханум женщины, и, наоборот, Нум женщины привлекает Ханум мужчины. Бывает и так, что Нум мужчины находит Ханум другого мужчины, такое влечение мы считаем неправильным и преступным…
Один из храмовых рабов грязно выругался, плюнув себе под ноги. Другой раб припустил прочь, то и дело испуганно оглядываясь на Тиглата, продолжавшего святотатствовать. Синебородый жрец потемнел лицом, в его глазах запрыгали золотые искорки.
— Скажи, чужеземец, а что происходит с сущностью человека после смерти? — спросил он холодно.
— О, это великая тайна, открывшаяся лишь немногим! — ответствовал Тиглат, веселым и злым взглядом окинув толпу, растущую вокруг него. — Но я говорю вам — время тайн прошло! Правда такова: суть человеческая восхищается сквозь семь небес, оставленных своими нерадивыми управителями. На первом небе она утрачивает способность расти или уменьшаться, на втором избавляется от злобы, на третьем очищается от похоти и прочих плотских желаний, на четвертом отпадает от нее гордыня, на пятом — дерзость, на шестом небе она отказывается от стяжательства и сребролюбия, седьмое небо очищает ее от самого страшного зла — лжи. И тогда она достигает Неба Предвечного и там вступает в Чертоги Хвалы, где ждет Неизвестный Отец.
Ему пришлось повысить голос, чтобы перекричать возмущенный гомон собравшихся. Громче всех кричали храмовые рабы с разукрашенными синей краской лицами. Они выкрикивали проклятья, спорили между собой, щелкали черненными сажей зубами, словно пытаясь укусить Тиглата.
— Но как же человек может пребывать без этих чувств? — спросил синебородый. — Разве они не есть часть нашего существа?
Голос Тиглата прозвучал как треск грозы в знойный день:
— Говорю вам: мир чувств — это пастбище смерти. Все вы происходите из сырой могилы. Могила эта зовется Хаал!
Наступило молчание. Даже храмовые рабы смолкли, оглушенные словами северянина. Затем откуда-то издалека покатился испуганный шепот:
— Эн Саум идет! Эн хочет видеть чужака!
Толпа заколебалась, затем на одной из соседних крыш появился верховный жрец. Это был седобородый муж с медной пластиной на груди. На поясе его висел воловий рог — знак старшего зодчего. Рог представлял собой старинное устройство для разметки чертежа на фундаменте. Внутри помещалась катушка с веревкой и сыпучая охра. Приступая к работе, зодчий откручивал кончик рога и, вытянув веревку на нужное расстояние, стряхивал с нее охру, оставляя на земле ровную окружность.
Фигура эна внушила собравшимся трепет. Почтенные старики кланялись ему, свободные люди падали перед ним на колени. Тиглат держал спину прямо, глядя на седобородого жреца без тени страха.
— Я рассажу вам о человеке высочайшей святости, — говорил он. — Человек этот прожил достойнейшую жизнь, превзойдя всех прочих мудрецов и отшельников. Светлый дух приблизился к нему и спросил, чего хочет он в награду за свое служение. Святожитель ответил, что желает только одного: единожды вознестись в чертоги Отца и хотя бы одно мгновение присутствовать у престола Его. Его желание было исполнено, и он тут же исчез из мира. Когда мгновение спустя он возвратился на землю, в мир Скарны, когда снова увидел он землю под своими ногами, когда посмотрел на окружавших его людей и скотов, дикий ужас и отвращение, ни с чем не сравнимые, овладели им. Он закричал что есть силы, упал на землю и ногтями выцарапал себе глаза. Сырой глиной залепил он свои уши, рот и нос.
— И что потом стало с ним? — прозвучал густой, раскатистый голос Эна Саума.
— Он умер, — Тиглат усмехнулся. — Задохнулся. Как ты думаешь, почему так случилось?
Эн некоторое время изучал северянина пристальным взглядом желтых тигриных глаз. На его лице не было ни гнева, ни недоумения. «Он точно знает, кто я, — понял Тиглат. — И он знает, как следует поступить со мной».
— Схватить его! — велел Эн.
В тот же миг на Тиглата тесной грудой налипли синелицые рабы. Кто-то двинул его кулаком в грудь, выбив дыхание, кто-то заломил ему руки за спину и опутал запястья колючей веревкой. Тиглат пытался что-то сказать, обличить стужающих его нечестивцев, но у него получалось лишь разевать рот, глотая воздух, словно рыба, выброшенная на берег.
Его потащили на храмовый холм, где находились жилища Наилучших, выбитые в скалах, словно гнезда стрижей. Здесь, в каменном панцире, было вырублено несколько колодцев — узилища для пленников. «Меня бросят в яму, я умру там от голода и жажды, — пронеслось в мозгу северянина, но он тут же укрепил свой дух. — Так не должно быть. Прежде я увижусь с лугалем». Рабы подтащили Тиглата к одному из колодцев, сдвинули тяжелую деревянную крышку. В темноте загорелось два огонька — глаза неведомого зверя. Вонь ударила в нос Тиглату, он услышал сопение, чавканье, а затем — омерзительный лающий смех.
— Хочешь туда? Хочешь? — спросил один из рабов.
— Нет… — вымолвил северянин, с трудом сдерживая тошноту.
— Куда вознесет тебя Отец Величия? На какое небо? — спросил другой, на щеке которого была тамга храма Ат-Тари.
Тиглата вырвало, и рабы разразились издевательским хохотом, к которому тут же присоединился зверь в яме. Затем один из них произнес с видимой досадой:
— Так и быть, пока что живи. Эн не велел тебя убивать — пока поживешь. Тукку-хурва побудет твоим соседом.
Сказав так, он потащил Тиглата к соседней открытой яме и швырнул в темный сырой холод.
Продолжение здесь: https://dzen.ru/a/Zk39pqrQFDMH4WfA
#темное фэнтези #псевдоистория #древний восток