Родители Василисы потратили почти все сбережения с книжки. Немного там и накоплено было, однако на свадьбе дочери появляться бог знает в чем – удовольствия никакого. Это ведь не родная заводская столовка с неизменным винегретом и голубцами! Отмечать собирались в «Тройке» - высший пилотаж.
Валентина, мама Василисы, на торжество сшила себе платье у лучшей модистки города, владелицы кипы журналов «Бурда Моден». Наряд был шикарен. Лучшие парикмахеры города соорудили женщине прическу – закачаешься. Валя с грустью смотрела в зеркало и жалела молодость: не в красоте дело, в упаковке – суть. Всю жизнь пробегала как панява. А ведь можно было и себя немного любить…
Отец Василисы, Николай, раскрыл рот при виде великолепия, в которое превратилась его пухленькая серенькая женка. «Хорошо, что она раньше так не причепуривалась. Точно увели бы» - думал он, обеспокоившись, что в дорогущем ресторане расслабляться нельзя. Там, говорят, те еще кобели!
С папой было проще – подстригли седеющую шевелюру, купили у спекулянтов отличный гэдээровский костюм и ботинки. Сойдет за мелкого начальника.
Их донечка была прекрасна и строга. Мама с неудовольствием отметила скромность свадебного платья (уж она-то расстаралась бы, уж попышнее сделала и блесток побольше добавила). Это потом, гораздо позже, она поняла, что не вычурность и пышность, а скромные колечки с бриллиантами обозначают высокий статус «слуг народа». А ёще Вале делали первый в жизни маникюр. Сватья, Елена Георгиевна, посмотрев на руки Вали, за полчаса до бракосочетания в срочном порядке вызвала маникюршу.
Она хорошая была, сватья. Необыкновенно молодая, веселая щебетунья. Никаких высокомерных мин, никаких великосветских поз.
- Ой, Валечка, не делайте такое лицо! Я сама родом из Торжка, хекала до тридцати лет! Уж до чего мне эти министерские дуры надоели, если бы ты, Валя, знала! Вилку двумя пальчиками держат, а х..р – двумя руками!
Отец Ваньки тоже от сохи. Пробирался к верхушке сложным и извилистым путем. Ему бы, как умелому хозяину, в родном Орле остаться, рай бы, а не город был. Так ведь повысили и пропихнули до высоких чинов!
Поэтому никаких предрассудков по поводу «не такой» невесты не было.
- Нашему дураку лучше Васьки (и этот «васькает») жены и не надо! – гудел Алексей Витальевич, - хоть в узде девка его держать будет!
Все благоволило семейному счастью Василисы и Ивана. Город подлизывался к новой жительнице и подкидывал под ноги подарочки в виде кооперативной квартиры, машины, чеков в Березке и совместных поездок на море. Ванька любил жену с восторженностью дурачка, физически не мог без нее обходиться, старался хоть платья коснуться, чтобы чувствовать – Василиса рядом.
А она – что? Ни-че-го!
Ничего не чувствовала. Была холодна, как лягушка. Не то, не так, не тот!
Внешне своего разочарования, к чести сказать, не показывала: была сердечна со свекрами, тепла с супругом. Училась старательно на очном отделении. Хотя академиком стать ей не светило – не та харизма и талантов нет. Максимум, чего смогла бы достичь Василиса Николаевна – стать хорошим терапевтом в больничке, и – не больше. Но ей и этого вполне было достаточно. Никакого искусственного продвижения карьеры она не допускала.
- Столько от Бога врачей лбы разбивают, чтобы учеными стать! А пробиваются – единицы. Потому, что таких, как я на теплые местечки пихают. Не хочу занимать чужое место, - говорила она.
Василиса дохаживала последние месяцы. Она была такая трогательная в просторном, в красный горошек, платье со смешными оборочками. Живот оттопыривался огурцом, под глазами Василисы синели круги, лицо покрыло сыпью.
- Красоту забирает девка! – ворковала свекровь, - точно – девка!
Василисе было все равно: девка, парень… Будет и будет. Лишь бы родился поскорее!
Она прочитала в журнале «Здоровье» прогрессивную, отличную от многих правильных статей, заметку, где сообщалось, что малыш уже в утробе матери все слышит и понимает. Нужно оградить себя от негатива, посещать музеи, наслаждаться классической музыкой и разговаривать с будущим ребенком. Василиса всю беременность гуляла по Эрмитажу и Русскому, слушала Моцарта и читала сказки.
Прекрасные картины восхищали ее, прихотливое убранство царских покоев приводило в восторг. Колонны, шпили, Летний сад, дома Елизаветинской эпохи, все это было грандиозным и совершенным! Василиса влюбилась в Ленинград запоздалой любовью. Несравненный город стер память о сонных, уютных купеческих улочках родного городка.
И тут… И тут город революции понял: строптивая Василиса покорена. Жестокий красавец потерял к провинциалке всякий интерес и отринул ее тут же – не она первая, не она последняя. С иезуитской мстительностью город отбирал от Василисы все подарки, которые когда-то бросал к ее ногам.
Роды были сложные, долгие, мучительные. Несмотря на роскошь спец-клиники, доктора проморгали осложнение, сработали топорно: младенец получил страшный недуг – ДЦП.
Это известие убило всех. Ирония судьбы? Насмешка? Горе. Ванька держался молодцом, помогал несчастной матери, поддерживал ее, как мог. В квартире постоянно дежурила патронажная сестра: лекарства, массажи, процедуры. Вся жизнь Василисы превратилась в бесконечные процедуры, и днем, и ночью. Да и были ли дни и ночи? Они слились в бесконечную серую полосу, ни рассветов, ни закатов.
Изувеченное, искривленное тельце девочки не желало реагировать, и даже редкая улыбка ребенка походила на болезненную гримасу, уродуя милое личико.
- Не жилец! – говорили глаза свекра.
- Не жилец! – говорили глаза свекрови.
- Ты во всем виновата! – однажды мелькнула подлая мысль в глазах мужа.
Василиса, обретя обостренную, болезненную интуицию, читала по их глазам. Она съежилась, похудела и подурнела. На плаву ее держали лишь глаза дочки, носившей имя бабушки, Еленой ее назвали, Еленой прекрасной: страдающие, осмысленные, обреченные:
- Прости меня, мама. Мне, наверное, лучше умереть.
Маленькая, изувеченная с рождения кроха не желала жить. Ибо была лишней в этой благополучной, веселой, сытой семье, где все: и дедушка с бабушкой, южной крови люди, были здоровыми и яркими. Где их отпрыск, папа, был похож на известного актера, сыгравшего Штирлица. Правда, по сути своей, Штирлицем, увы, не был.
Иван стал пить. Мужчины слабы, по своей природе, генами заложенной. В дикой природе слабое потомство погибает – самцы уничтожают их, чтобы мать смогла зачать здоровых детенышей. Жестокий и простой естественный отбор. В цивилизованном обществе самцы отвергают уродливых и больных детей, отторгая от себя и мать их. Они страдают, мужчины, но порой ничего поделать с собой не могут. Ген отторжения неправильных детенышей когда-нибудь исчезнет, как хвост. Но пока он существует. Василисе об этом рассказывал на одной из лекций известный профессор. Она вспомнила профессора и помчалась к нему с надеждой – профессор был светилом педиатрии, а точнее, педиатрических заболеваний.
- Нет, голубушка. Ты можешь лишь поддерживать в ребенке жизнь. Но… Ты же сама – врач. Чудес не бывает, увы, - в глазах профессора светился ум и сочувствие. Он считал себя виноватым – написана тонна монографий, проделана масса исследований, но результата нет. ДЦП - высокая каменная стена, которую пока не пробить. Не хватает сердца и жизни не хватает, чтобы пробить эту стену, - Надеяться остаётся на Бога, - не смотри на меня такими глазами, девочка. Мы, врачи, очень близко к Богу находимся, не смотря на трезвость науки. Вера творит чудеса, уж это я точно знаю. И утешение можно найти – такие детки - очень одаренные люди!
Она знала. Ангельские, мученические глаза дочери она видела в зале икон, на одной из древних досок.
Ваня пил, гулял, находил утешение в других женщинах. Другие женщины походили на Ванину маму, хохотушку. Ване было с ними хорошо и спокойно.
Свекры, Елена и Алексей, словно закрыли свои лица железными масками, утратили сердечность и симпатии. Елена Прекрасная оказалось браком, фикцией, дурным товаром, Еленой Увечной, Еленой Уродливой, Еленой Никудышной. Свекры невольно чувствовали себя обманутыми – ведь они ничего не сделали плохого, они дали провинциальной замухрышке все! А замухрышка не оправдала их ожиданий, не осчастливила добрых, таких демократичных и современных людей!
Муж являлся домой редко. На дочь уже не смотрел – что там разглядывать в уродце со скрюченными ручками и ножками, со страшно, вопросительным знаком изогнутым позвоночнике, с отвратительной ухмылкой длинного рта, с неправильным прикусом – ничего человеческого, прикоснуться противно!
Василиса знала – он живет с другой женщиной. Там скоро будет новый ребенок. Столичная штучка, балованная девочка, молодая и сильная, уверенная в себе. А главное – любит Ивана, с удовольствием даря ему свою любовь. Пока Василиса таскалась по поликлиникам, парочка случайно попалась ей на глаза – они тонули друг в друге, обожали друг друга, были половинками одного целого. Неужели Ванька такой влюбчивый? Но в состоянии острой влюбленности Ваня не прикасался к спиртному, а это хорошо.
Свекры все знали. Им не хватало духу сообщить об этом отвергнутой невестке – совесть еще была. А, может, страх – в высоких чиновничьих кругах не терпели мелодрам – и сам партийный деятель, и его семья должны быть чистыми, как мелованная бумага, ни пятнышка! А тут такие треугольники – можно ведь и карьеры лишиться!
- Возвращайся домой, Васенька! – мама умоляла Василису, плача в телефонную трубку, - поднимем Леночку! Я теперь на пенсии, времени много! Не унижайся так, и себя, и ИХ освободи!
И Василиса решилась. Развод оформили быстро (не сошлись характерами), муж целовал ей руки и просил прощения. Но в кроватке, в квартире на Васильевском уже пищал здоровенький крепыш Иван Иванович, потому глаза бывшего мужа, покрытые тоненькой пленочкой скупой слезы, сияли радостью, настоящей отцовской радостью. Он, старательно скрывая брезгливость, пожал длиннопалую лапку Леночки и осторожно прикоснулся губами широкого лобика.
Свекры обязались платить довольно увесистые алименты:
- Мы все понимаем, девочка! С Ваней жить сложно. Тяжко жить без любви. Ну что поделать, не сложилось! Хорошо, что он имел благородство – отпустил тебя без скандалов и ненужной ревности, - они прятали глаза и отворачивались. Легенда, романтичная по содержанию, была гнусна по сути.
Василиса слушала их рассеянно. Наплевать, пусть мелят, что хотят. Она бы и от алиментов отказалась, но деньги нужны были Леночке, крови от крови, плоти от плоти этих пустых людей «из народа».
Их Ленинграда она уезжала, как барыня, в служебной Волге Алексея Витальевича. Елена Безобразная, калечной черепашкой скрючилась на руках матери. В окне мелькали дома, деревья, поля и небо. Дочь смотрела на мелькавшие картинки и улыбалась чему-то.
Маленький сонный городок едва продрал глаза, с удивлением обнаружив черную тяжелую Волгу на своих улочках. Из нее вышла молодая сероглазая женщина со странным, похожим на неведомую зверушку, ребенком.
- А-а-а, царевна-лягушка? – улыбнулся спросонья городок, - с возвращением! А это кто?
- Елена Безобразная, - мысленно ответила Василиса.
- Елена Прекрасная, - возразил городок, - только заколдованная. Не бойся, я ее обязательно расколдую!
***
Василиса Николаевна до сих пор работает терапевтом в поликлинике нашего старинного Зареченска. Бог мой, что это за терапевт – со всей области к ней тянутся мамы, разочаровавшиеся в чудодейственных чарах столичных эскулапов! Нет добрее доктора! А главное, она дарит надежду на выздоровление. Как мантру повторяет каждой из измученных мам:
- ДЦП – не приговор! Дети, страдающие синдромом ДЦП – по-своему гениальны, неповторимы, единственные в своем роде! Надо им только помочь, избавить от страданий и неудобств! Любить их и беречь, как хрупкие китайские вазы!
Василиса Николаевна разработала уникальную методику лечения, известную по всей стране! Она защитила диссертацию, обрела всемирную известность, часто ездила за рубеж! Ее звали в столицу, ее там ждут и умоляют приехать. Но Василиса не желает покидать Зареченск:
- Этот город дал мне силу и умение бороться!
Ей верят, маленькой хрупкой женщине с чудными серо-зелеными глазами. А как не верить – пример-то на лицо, родная дочь Василисы, Елена Ивановна, имеет ученую степень, умница, профессор технических наук, имеет гранты и всемирное признание в области инновационных открытий.
Работает Елена Премудрая в научном центре под Москвой. Руководство центра из кожи вон лезет и очень боится, что наши заклятые «партнеры» переманят звезду к себе, в «силиконовую долину». К счастью, Елена Ивановна – патриот. Несмотря на жизнь, проведенную в инвалидной коляске, она полна жизненной энергии и идей.
А что Ленинград? А Ленинград давно сменил имя на чопорное «Санкт-Петербург». Он сияет отреставрированными дворцами и храмами, кружит головы туристам, влюбляет в себя и влюбляется сам – ветрено и беспечно. Что для него чужие судьбы? Он так молод и так красив. Правда, порой оправдывая свою жестокость, красуясь, скромно опускает глаза цвета свинцовой Невы:
- Я ничего плохого не делаю. Я всего лишь делаю людей сильнее…
Шалишь, брат! Хоть и люблю я тебя страстно, и каждый раз воспеваю твою красоту в рассказах, но все-таки, силу мне даешь не ты, а моя родная деревенька, затерянная среди лесов и озер. Она, а не ты, питает мою душу любовью и верой. Она – мой оплот, моя купель, мое успокоение, моя святая Родина…
Автор: Анна Лебедева