Годы текли тихо, и были похожи один на другой так, что, если бы не расцветающая Варькина юность, можно было бы сбиться. В который уж раз с той поры, как она живет здесь, распустились подснежники? Началось половодье на реке? Поспела земляника? Красными стали листья старого клена? Дед Мороз со Снегурочкой в школе раздали подарки?
Дядя Миша приезжал регулярно, раз в два-три месяца. Всегда с подарками, и всегда находил какую-то работу, и часу не сидел праздно. Варька – первая помощница: принести инструмент, подать, подержать.
— Слушай, а ты крещеная? — как-то спросил у нее дядя Миша.
Он чинил дверь в бане, во рту у него были гвозди, так что получился не вопрос, а каша: «сушатыченая?»
Но Варька поняла. Задумалась.
— Наверное, да…, — сказала он не вполне уверенно, — Да…я помню такой крестик, розовый, пластмассовый. И надо мной еще в церкви тетеньки какие- то смеялись, когда я спросила: «Боженька с креста прыгает, да?» Наверное, тогда и крестили. А что?
— Жаль, — сказал дядя Миша, — Был бы я тебе хоть крестным, да отцом.
Варька промолчала. Он и сам знал, что сделал для нее больше иного отца. Где бы она была сейчас, если б не он? Что бы с ней сталось? А еще дядя Миша всегда давал матери лишние, сверх обычных деньги:
— На вот… Может, Варьке чего надо.
— Что ей надо – все у нее есть, — неизменно отвечала тетя Нина.
Все деньги до копеечки – и то, что она получала на приемную дочку от государства, и то, что давал ей сын, тетя Нина складывала в жестяную коробку из-под конфет, что стояла в шкафу, на верхней полке. Банковским карточкам она не доверяла. Деньгами были для нее только те купюры, какие можно взять в руки.
— Поедешь учиться – это тебе ой, как пригодится, — уже не раз повторяла она, — Жить в городе на что-то надо, а может, и за учебу платить придется.
Ни шкатулка, ни шкаф не запирались. Взять деньги можно было в любой момент. На модные сапоги. На сотовый телефон. Закапризничать, сказать: «Хочу!» Но Варьке это даже в голову не приходило. Она осталась такой, как была – ничего не просила для себя, куда уж там требовать.
Приезжал и Константин. Реже, чем старший брат, зато задерживался надолго – на неделю, а то и на две. Шутки ради научил Варьку играть в карты с разными шулерскими приемами. И вскоре уже вскидывал вверх ладони, признавая, что ученица превзошла учителя.
— Ты еще та катала….Царская масть… А что, — задумчиво говорил он, — глядишь и пригодится в трудную минуту. Только с кем попало не играй. В этом бизнесе большие деньги крутятся. Кое-кто может и убить, чтобы свое получить назад.
Варьке тогда было десять лет, у нее только менялись зубы, и ей похвала и предостережение Константина отчего-то казались смешными, а когда она прыскала, на месте отсутствующего зуба надувался пузырь.
Гитары не касались оба, она висела над Варькиной кроватью. Поверх того самого плюшевого коврика, на котором была картина, многие годы завораживающая девочку. Турок в чалме похищал турчанку, выносил ее на руках их роскошной беседки. Сколько сказок сочинила для себя Варька, глядя на этот ковер!
Какое-то время Варька боялась слушать музыку, боялась прикасаться к пианино, что стояло у них в школе, в «Кабинете музыки». Все дети бренчали на нем, когда учительница не видела, а Варька держалась в стороне.
Но потом она убедилась — только цыганская гитара заставляет её видеть будущее, и никакой другой инструмент не обладает такой властью.
Она даже выучилась играть на гитаре обычной – в школе был кружок, а шестиструнку тетя Нина купила ей в райцентре. Особенно удавалась Варьке «Цыганочка», и ее она неизменно играла на школьных вечерах.
….И был выпускной. Три девочки и пять мальчиков. Мальчишки даже без костюмов пришли – лето же, жарко, хватит и светлой рубашки. Варьке знакомая портниха сшила платье – голубое, кружевное, а девчонки привезли наряды из города. И у всех – красная лента через плечо, а на ней золотом написано «Выпускник».
Варька знала, что тетя Нина скоро выйдет замуж. Ну как выйдет…Без фаты, конечно и без застолья. Но уже несколько лет приходил к ней – то по хозяйству помочь, то чаю вместе попить, посмотреть телевизор – ее ровесник, славный такой дядька, работящий и тихий.
Уж давно он предложил ей сойтись, да тетя Нина отговаривалась тем, что ей нужно «дочку на ноги поставить». Но Варька догадывалась, что ей еще и неловко. Дескать, решила на старости лет личную жизнь устраивать.
Девушка знала, что как только она уедет, дело сладится. А уехать она решила непременно, да и тетя Нина понимала, что иначе не может быть. Только в городе и выучишься, где ж еще.
В том городе, дядя Миша и Константин – когда не разъезжал по гастролям. Дядя Миша звал Варьку к себе, но он к тому времени уже женился, и росли маленькие дети. Так что Варька деликатно поблагодарила и сказала, что подумает. Хотя точно знала, что жить к Михаилу не пойдет, не хотела мешать его семье. Надо было устраиваться куда-нибудь самой.
Настал день, когда тетя Нина проводила Варьку на поезд. Деньги были – древнее нерушимое правило – зашиты в лифчик. Синяя сумка на колесиках – с вещами, большой пакет, благоухающий запахами еды (куда мне столько!). И гитара за спиной, конечно. Та самая. Плацкартный вагон, верхняя полка.
— Поешь, и будешь лежать себе с книжкой, никто тебя не побеспокоит, — говорила ей тетя Нина, — Сумочку, где кошелек и документы, под подушку, под голову. Поняла, Варя? И глаз со своих вещей не спускай.
План был такой. Дядя Миша, убедившись, что от его гостеприимства Варька вежливо уклоняется, снял ей маленькую квартирку и заплатил за нее за первый месяц. Девушка собиралась учиться (колледжей на примете было целых три) и работать. Для нее сделали уже столько, что теперь она могла отблагодарить лишь одним – сама себя содержать.
Поезд стоял на их станции две минуты, тетя Нина и Варька едва успели найти нужный вагон. Прежде девушка в поезде не ездила, и растерялась, когда шла по узкому проходу, а вагон уже покачивался, и ей надо было протиснуться со своими сумками и сообразить, где ее место.
С попутчиками ей, можно сказать повезло. На нижних полках – женщина с маленькой дочкой, напротив нее, наверху, парень. Старше Варьки, лет, наверное, под тридцать, очень некрасивый, но тихий и добродушный.
Глядя, как девушка устраивается на своем месте и достает из сумочки все нужное, он помолчал, а потом сказал с улыбкой, которую Варька ощутила спиной:
— Я все жду, когда вы вынете колоду карт… не взяли? Ничего, у меня есть свои. Не хотите сыграть?
Наставления тети Нины о том, что поезд кишмя кишит мошенниками («И даже когда в туалет будешь заходить, смотри, чтобы поблизости никого из мужиков не было. А то втолкнут тебя, зайдут следом, дверь запрут… А потом тело в окошко выкинут…») все эти наставления развеялись. Ну никак не верилось Варьке, что этот парень, смущенно поправляющий очки, злостный маньяк.
— Потом сыграем, — сказала она, — Вечером все равно делать нечего будет.
— А в том конце вагона на деньги играют, — сказал парень, — Я видел. Если пойдете в тот край, обратите внимание. Сбоку дядька один… Он другого, видимо, в ноль обыграл, тот расстроенный такой сидел.
Эти слова Варька пропустила мимо ушей. Слишком много было вокруг новых впечатлений. Она лежала на животе, и смотрела в окно, дивясь тому – как много видит, после долгих лет, когда дальше райцентра дороги для нее не было. А тут – большой мир и нет ему краю.
Женщина покормила дочку. Варька невольно увидела, как мать расстилала салфетки, доставала контейнеры с гречневой кашей, с оладушками. По вагону время от времени проходили торговцы, предлагая заманчивое. У девочки глаза загорелись, когда она увидела прозрачные мыльницы и стаканчики, меж двойных стенок которых плавали звездочки, блестки, крохотные рыбки.
— Мама…
— Нет, Вика, — мягко сказала мать.
Девочка не спорила, не стала просить, отвернулась к окну. Для Вари эта сцена была понятна, она нутром чувствовала, что происходит. Нет лишней копейки в семье. Матери до слез не хочется говорить это «нет», но что делать.
Варька не следила за временем, не знала, сколько она пролежала. Но когда затекло все тело, она спустилась вниз и с казенным жестким и усталым полотенцем пошла в туалет. Хотелось умыться, и еще – на несколько минут остаться наедине с собой.
Однако, не пройдя и пяти шагов, она замерла. Там, на боковых местах действительно играли в карты. А мужиком, который обыгрывал других, был ее отчим. Этого не могло быть, ему давно полагалось спиться где-нибудь под забором. Но вот он сидел с довольной улыбкой. И даже не очень постарел. Одет он тоже был чисто. И довольный донельзя, держа в зубах незажженную сигарету, Гришка поучал парнишку напротив.
— Ты не расстраивайся, деньги они, чем легче уходят, тем скорее новые придут. У меня вон ничего не было, даже дом продал…А потом вон, глядишь как пошло…Денежка мне одна удачу принесла…вот не поверишь…заезжий человек мне ее дал. Случайно понимаешь…вот чистой воды случай…Стал играть, да оно и поперло. Удачу, понимаешь, за хвост поймать надо. Потом наследство привалило. Маленькое, а приятно. Хочешь, давай еще раз сыграем, вдруг удача теперь к тебе переметнулась. Давай, проверим, а?
— Да у меня нет больше денег, — честно отвечал парень, — только на карточке.
Гришка не узнал падчерицу. Но даже он, не отличавшийся чувствительностью, ощутил что-то во взгляде этой девушки, которая стояла и смотрела на него.
— Ты чего, маленькая? — ласково спросил Гришка. Видимо, он был и слегка навеселе, — Чего тебе надо.
Варька продолжала смотреть.
— Ты сыграть что ли хочешь? — догадался он, — Маленькая, я просто так не играю. У тебя хоть деньги свои есть? Или твоя наличность у родителей.
— Есть.
— Да-а? — нет, он точно выпил, и не меньше пары стаканов, она помнила все эти его интонации, — Ну, садись, давай. Слышь, ты, уступи-ка место…
Парень послушно поднялся. Варька села. Отчим тасовал карты.
— Не бойся, на мороженое я тебе оставлю, — пообещал Гришка.
Варька подумала холодно и отстраненно: «Сейчас мы с тобой позабавимся».
Продолжение следует