- Не улыбайся при мне так широко, у тебя зубы уродливые, слишком крупные и вперёд торчат, как у бобра. Аж тошнит... - гадливо передёрнулась Катя и переложила сумку на другое плечо, чтобы увеличить расстояние между собой и подругой.
Настасья от такого хамства опешила. Кровь ударила в голову, улыбка застряла в горле на полпути и превратилась там в противный клейстер. Она недоумённо поджала губы. За восемь лет дружбы она не слышала от Кати ни единого оскорбления, они и не ссорились ни разу, и тут на тебе финт эквилибриста... Девушки молча продолжили идти вместе от остановки школьного автобуса. Майское солнце, яркое и игривое, рассыпалось частыми лучами по деревенской проселочной дороге. По одну сторону, на участке за сеткой-рабицей, бешено отцветали вишни и над нами шумно гудели насекомые, по другую, за деревянным забором бабы Зины, натужно распускался грецкий орех и за листвой его можно было разглядеть вздёрнутый к небу зад самой бабы Зины, копошащейся на грядке. Девочки вышли на родную улицу и Катя, не попрощавшись, гордо вздёрнув носик, свернула к своей калитке.
Настасья искренне не понимала какая муха укусила её подругу. Она обернулась один раз на Катин дом... Собака лаяла, встречая хозяйку. Ей было тошно и обидно. За что она такая с ней грубая? И вчера на прогулке, в воскресенье, Катя почти не разговаривала с ней, перебрасывалась тупыми шутками с Серёгой, а если и говорила, то напряжённо, через силу, и глаза её горели недобро. Неужели прознала о них с Андреем? Но как? Даже если и так, то что с того? Андрей свободный взрослый парень, а она, Настасья, имеет право на личную жизнь! Конечно, ей всего пятнадцать, Андрею двадцать и если родители узнают... Страшно представить! Дома запрут под замок! Нет, нет, об этом никто не должен знать!
Катя задумчиво крутила на пальце найденное кольцо панночки. Зелёный камень был похож на глаз змеи, на солнце он никак не переливался, но если заглянуть поглубже, за матовую поверхность, то казалось, что он светится изнутри холодным, как лёд, изумрудом, и свет в нём переламывается, ходит углами, как луч солнца на крыле стрекозы. Катя выходила в огород, туда, где начинался их яблоневый сад и задумчиво глядела на остатки фундамента от панской усадьбы. Теперь ей было понятно почему у них в огороде такое бессчетное множество камней - остались после разрушений. Горка камней, которую уже выбрали из земли, лежала под сеткой соседей. "Отвратительная земля!" - жаловалась мама, но теперь, после удивительных снов о прошлом этих мест, Катя с ней не соглашалась. Всё здесь предстало ей в новом свете, возможно, она теперь единственный человек, который имеет представление о том, как выглядели раньше эти земли: большой дом с колоннами и множеством комнат... подъездная дорожка там, где сейчас их навес винограда, выход в сиреневый сад - это прямо и направо по выгону, туда, где беседка, а ниже мостик, а за ним река. Катя видела всё это во сне. Эти сны, была уверена Катя, подарило ей найденное кольцо.
Со следующего дня Катя совсем перестала знаться с Настасьей. В автобусе по пути в школу делала вид, что они вообще не знакомы, переключилась на других девчонок.
- Чего это вы? - дыша прямо в ухо, спрашивал у неё Серёга и указывал глазами на Настасью.
Катя отталкивала его с капризом:
- Ничего! Скучная она, мышь мышиная. У неё же теперь твой братик есть, тайная любовь, вот пусть с ним и общается, а я, если ты не заметил, с потаскушками никогда не дружила.
- Э, э! Ты это! - пугался Серёга, - ревнуешь что ли? Никому не рассказала хоть? Это же секрет, мы договаривались, я брата подставлять не хочу! Его и так моя мамка не любит, а за связь с малолеткой вообще из дома выгонит. Куда он пойдёт? Не глупи, Катюха! Это их дело! Андрюха ведь классный парень, ты сама говорила! Он за меня заступался всё детство, а я добро не забываю.
Бедный Серёга уже успел от души пожалеть о том, что выболтал Кате тайну брата.
- Да никому я ничего не говорила и не буду! Пусть они удавятся со своей любовью... Фу!
День ото дня становилась Катя капризнее и жёстче, а ведь была хоть и с характером, но весёлой девчонкой. Избалованная родителями, она привыкла получать своё, да и внимание любого мальчика не давало ей повода усомниться в собственной неотразимости. А ещё она привыкла, что Настасья всегда была на ступеньку ниже неё во всём: в способностях, внешности, материальном положении родителей, умении находить контакт с людьми. Если бы не Катя, она бы вообще сидела всё время дома! И как так выйти могло, что в результате Настасья получила то, что было наиболее желанным для Кати?! И, главное, держит это в секрете, не делится с ней, с лучшей подругой! Ух, низкая, тёмная её душонка! Ну, ничего, ничего, она еще об этом пожалеет, Катя никому не позволит брезговать своей дружбой. Она не хотела опускаться до сплетен, не в её стиле... Конечно, можно много чего наплести деревенским девчонкам о Настасье, ведь Катя знала все их секретики... Но по-тихому ненавидеть человека в своей неспокойной головке - это одно, а делать реальные гадости за спиной - другое. Совесть Кате этого не позволяла.
В начале каникул Серёга позвал Катю с собой к своей прабабушке Филе. Он собирался прибраться во дворе у старушки, обещал Андрею, который раньше занимался этим сам, но теперь Андрей устроился работать на шахту и не располагал временем. Катю он пригласил чисто для того, чтобы было с кем почесать языком. Серёга начал таскать за двор доски от рухнувшего весной сарая, а Катя сидела на крыльце и нюхала сорванные ромашки - мелкие, душистые, такие продаются в аптеке. Ромашки разрослись по всему двору бабы Фили. Молодёжь шутила и громко смеялась и на звук этот выползла из хаты сама баба Филя, ветхая-преветхая старушка, которой было уже под сто лет. Катя подвинулась.
- Всё смеётесь, - продребезжала старческим фальцетом баба Филя. - А я тут вам шось вкусненькое наделала, иди сюда, Серёжа, освежитесь.
Баба Филя достала по очереди с подоконника веранды два довольно заляпанных стакана с мутной водой. Катя недоверчиво покосилась на Сергея.
- Шипучка, - улыбнулась беззубым ртом баба Филя. - Пейте же!
Катя хоть и брезговала, но из уважения к бабушке выпила. Это была сладкая водичка с содой и лимонной кислотой. Серёга увидел на пальце у Кати кольцо панночки и оживился.
- О, бабуль! Смотри что мы в огороде нашли - кольцо! Наверняка ещё панночки!
Баба Филя с интересом посмотрела на руку Кати, но кольца толком не могла рассмотреть, зрение сильно хромало.
- Может и панночки, - улыбнулась она, - я не помню какие там у неё были кольца. Ох и вредная же она была!
- Вы её знали?! - поразилась Катя.
- Бабушке было пять лет, когда произошла революция, - пояснил Сергей, - её мама была при усадьбе кухаркой.
Баба Филя согласно прижмурилась.
- Вот это да! - воскликнула Катя. - И куда же паны делись? Что с ними стало?
-Пану нашему крестьяне снесли саблей голову, а панну с дочками не тронули, уехали они, не знаю что там у них за судьба, наверно, не сладкая.
-Снесли голову? - ужаснулась Катя, - а за что?
- Так революция была, а после народные волнения... Весной это было. Вроде и неплохой был пан, не знаю шо там произошло. Только помню, как в горячке, шо подлетел мужик, острие блеснуло... и покатилась панова голова. А панна как завизжит... и дочки, панночки, с нею. Дом разграбили, а во вторую мировую не осталось от него камня на камне.
- Ты лучше, ба, расскажи ту историю про панночку и работника, помнишь? Интересная!
- Аааа... - протянула старушка.
Начала она свой рассказ и по мере его продвижения всё больше и больше холодела Катя и пробегали по её телу полчища мурашек. Это всё она уже видела отрывками... в своих снах.
Панночка София была болезненной и часто месяцами не бывала в усадьбе, лечилась на водах. Поговаривали, что у неё чахотка. Возвращалась она в конце весны, когда зацветала её любимая сирень. Кусты сирени они с матерью заказывали из разных уголков страны и тщательно берегли свой сиреневый сад. И был у них в работниках один садовник Григорий. Начал он трудится совсем мальчишкой, но, как это часто бывает, вырос... Взглянула на него однажды панночка София... и влюбилась. Стала она его всячески выделять среди остальных, даже приставила к нему отдельную лошадь, на которой он мог и по делам ездить, и просто кататься у реки. Дошло до того, что панночка, якобы за верную службу, подарила ему со своей руки кольцо. Какие могут быть официальные отношения между людьми разных сословий? Да никаких! София это понимала, но всё равно считала, что Григорий должен быть только её. А между тем была у Григория невеста Маричка и увидела однажды панночка, что он катает её на той самой лошади. Хотела она поговорить с Маричкой, отвадить, но как увидала, что у той на пальце блестит подаренное ею для Гриши кольцо, то позеленела вся от злости. Выехал однажды Григорий со двора... София - за ним. Догнала у Донца. Долго спорили они о чём-то и разъехались в разные стороны. Скакала панночка назад, гнала лошадь на холм, прямиком в сиреневый сад. Выехала на середину холма, на круговую дорожку, ведущую к беседке, и видит - Маричка прибирается в этой беседке. Обезумела панночка София от ревности!.. Направила она свою лошадь прямо на девушку... Погибла Маричка под лошадиными копытами. Панночка закричала, закашляла кровью, на крик прибежали люди, никто и не заметил, что пропало с кольцо с пальца Марички. Панночка уверяла, что лошадь обезумела... застрелили ту лошадь. Схоронили Маричку. Григорий уехал навсегда в другие края и никто его после не видел. А панночка всё кашляла и кашляла кровью, стала эта кровь брызгать из неё фонтаном, как рвота. Вскорости и она померла.
- Вот такая история... - вздохнула баба Филя. - Кто знает... Может на пальчике твоём, Катя, то самое кольцо. Несчастливое.
Катя сидела, опустив глазоньки... Ведь она уже всё придумала насчёт Настасьи. Более того, в истории этой она больше сочувствовала панночке, нежели Маричке, ведь как это больно - страдать от неразделённой любви. Всё правильно она сделала! Катя поступила бы также. И поступит. Она так поступала уже во сне, когда была той самой Софией.
Когда мать Сергея в очередной раз жаловалась Катиной матери о том, что ей опять "поробылы", ведь плохо взошла картошка, Катю осенило - она обратиться к ведьме баб Вале, чтобы та навела на Настасью порчу! Еле выкроила Катя время, чтобы быть незамеченной, и притащилась к соседке баб Вале. Честно сказать, слухи о ней ходили дурные, поговаривали, что баб Валя сжигала в печке собственных новорожденных внуков. Ох и стыдно было Кате начинать разговор со взрослой женщиной! Колдовство, порча... Ну что за глупости! Баб Валя подумала также: рассмеялась Кате в лицо и послала назад к мамке, пригрозив, что если не бросит подобные затеи, то она её самолично лозиной выпорет. Катя рада была хоть тому, что не озвучила имя врага.
И придумала Катя месть ещё более страшную. Решила она совсем уничтожить соперницу. Мозг её девичий совсем помутился от снов, в которых она убивала и убивала Маричку-Настасью, не испытывая никаких душевных мук, а только лишь избавление от ненавистного человека. Помирилась Катя с Настасьей (а было это несложно в силу мягкости подруги) и пригласила её прогуляться по лесу на другой стороне Донца. Перебирался народ на другую сторону по широкой газовой трубе. Идти не страшно - есть за что держаться. Катя так задумала: как доберутся они до середины трубы, то Катя огреет её со спины электрошокером, который водился у них в доме, и столкнёт в реку. Плавать Настасья не умела и панически боялась воды после того, как чуть не утонула в восемь лет. Электрошокер Катя положила в сумочку через плечо, объяснив подруге, что с такой вещью в незнакомом лесу спокойнее. Достать его из сумочки - дело одной секунды.
И вот идут они по трубе... Катя держится за трос той рукой, на которой кольцо, и колечко это так и приковывает к себе взгляд, так и переливается на солнце, а зелёный камушек словно шепчет ей: "давай же, не робей!". Именно здесь прорвало Настасью на откровенность. Начала она признаваться Кате в любви, что такая подруга, как Катя - это на всю жизнь, что она страдала ужасно тот месяц, пока они были в ссоре, и что только Кате она готова признаться в страшном секрете, за который родители её точно убьют, ведь Катя знает какой строгий у неё отец.
- Вот дойдём до той стороны и я тебе всё-всё расскажу, - пообещала Настасья, виновато улыбнувшись Кате из-за плеча.
Катя посмотрела вниз, на тёмно-зелёную, густую воду Донца.
- А если я скажу, что мне это не нравится, как и твоим родителям?
- Тогда... тогда я откажусь от своего секрета, - еле выговорила Настасья.
- В смысле, блин? - остановилась Катя и, не веря ушам, уставилась на затылок подруги.
Настасья тоже остановилась на середине трубы.
- Ну ты же моя лучшая подруга и я тебе доверяю. Знаю, ты не пожелаешь мне зла и всегда хочешь как лучше... Ты часто бывала права... И ты столько раз меня защищала... Ты самый близкий мне человек, Катюш, и ты знаешь меня, как никто.
Они посмотрели друг другу в глаза. Катя плакала. Она сняла кольцо панночки с пальца, полюбовалась им в последний раз... и бросила в тёмные воды реки. Бульк - и его нет.
- Боже мой, ты что! - крикнула Настасья, - это же реликвия! Антиквариат!
Катя утёрла слёзы и улыбнулась:
- Да надоело оно мне, весь палец от него болит и душа тоже... так натёрло. А знаешь что? Может ну его тот лес? Пошли лучше ко мне, меня Серёгина бабуля угощала такой интересной шипучкой из соды, давай попробуем сделать? А потом ты мне расскажешь о своём ненаглядном Андрее.
- Ка-а-а-к?! Ты в курсе?!
- Ну ты же сама сказала, что я знаю тебя как никто другой, - вымолвила Катя и опять предательски выступили слёзы.
Они возвращались домой по долине перед рекой, что была изрезана на прямоугольники огородов селян. Возвышался впереди холм с их деревней, виднелись на его вершине крыши первых домов, сараев и бань. Тропинка уходила ввысь и ветер, как ласковый кот, облизывал полевые травы. Краснела точка в середине холма - это руины беседки. Дружба осталась, тайная любовь получила признание... а пышная сирень, повидавшая на своём веку и не такие страсти, уж давно отцвела.